Иван Логинов - Призванный. Возможно, баллада.
Правая обнаруживается чуть дальше, и корсаров в ней уже трое. Которые тоже без разговоров заныривают в глубину и устремляются к дальним камышовым зарослям оттренированным брассом. Трусоваты, однако, флибустьеры в надоль-аль-ненадолевских морях.
Пора возвращаться на берег, где уже ждет белобрысая золушка в ботфортах чуть ли не по пояс.
– Мерить не будем, – говорит Брайан, добираясь до мостков, – сразу видно твои. Да и просушить надо. Только ты их сначала в ограду занеси, а то опять утащат. Очень уж они лягвам полюбились. Замечательные у тебя чуни. Откуда, кстати?
– От сапожника. Бабушка ему петуха нашего снесла.
– Не жалко петуха?
– Жалко. Красивый был, хоть и клевучий страшно.
– А сапожник-то его в суп?
– Нет, на развод. Говорю же, красивый.
– Ну, тогда ладно, – произносит Брайан, притопывая надетыми башмаками. – Беги уж домой, а то лягвы сейчас опомнятся, на берег полезут. А я вон тем проулком на дорогу выберусь.
Прижав найденные туфельки к груди, золушка волочит сапоги вдоль забора. На углу оборачивается и, привстав на цыпочки, машет высоко поднятой рукой, словно с берегового утеса в открытое море.
Делаем ответное движение растопыренной ладонью на уровне плеча.
Вот завалим Моби Дика, тогда и займемся поисками алого шелка на паруса.
На запястье срабатывает сигнал оповещения. Скашиваем глаза на экран навигатора.
В связи с тем, что все персональные характеристики достигли установленного для данной локации предела, повысить ни одну из них не представляется возможным.
Так уж ни одну? А модальность, которая еще осталась?
Хотя, модальность, кажется, проходит по разряду судьбы, а ту личностными достижениями не проймешь.
И все равно, можно было найти, куда вставить плюсик.
Но, вероятно, это один из способов подтолкнуть нас к продвижению вперед.
Пожимаем плечами и, обогнув пару огородов, по боковой тропинке выбираемся обратно на дорогу.
Ковыряющаяся в палисаднике дома напротив старушка разгибается и провожает нас долгим взглядом. То ли мы кого напоминаем, то ли изменяющаяся деталь пейзажа сама по себе достойна внимания.
Дальше в смысле людей совсем пустеет. На глаза попадаются только собаки.
Отпущенные на волю машут хвостами и норовят лизнуть ботинок, а привязанные во дворах бросаются на заборы и рвут горло взахлеб.
Презабавный, однако, народец. Стоит кого посадить на цепь, гордость моментально взлетает в заоблачные выси.
Ошейник как знак аристократического отличия от прочего быдла.
В собачьем аду, наверное, все слоняются неприкаянно, а в раю каждый навечно прикован к будке.
Впрочем, всякий имеет право на свое счастье.
Если он, конечно, не призван для чего-то другого.
Заворачиваем в проулок, ведущий к железным воротам эмтээса.
Толкаем недовольную створку и направляемся к бетонной коробке кузни.
Из открытой двери в лицо ударяет волна жара.
Так и есть, работа кипит.
Гном клещами ворочает на наковальне раскаленную железяку и постукивает по ней молоточком, а огрообразный подручный играючи лупит кувалдой.
Через полминуты кузнец отстраняет помощника взглядом, проходится по поковке серией заключительных аккордов, коротко сует ее в зашипевшую бочку и бросает в кучу у станины.
Вытирает ладони о брезентовый передник и поднимает лицо.
Да так и застывает, наткнувшись взглядом на рог, вынутый Брайаном из-за спины.
Затем всплескивает руками, приседает и колотит себя по бедрам.
– Вот это да! А я-то думал, папаша мне сказки рассказывает. Чтобы, значит, с малых лет к работе приохотить. Ну-ка, дай!
Гном бросается вперед и вцепляется в артефакт. Но тут же передергивается сверху донизу и роняет его на бетонный пол.
– Чччерт! Словно ударило. А ты как держишь?
– Нормально.
– А, это он чужим не дается, папаша что-то такое говорил. Ладно, пихай в огонь, греть будем.
Брайан подходит к печи и засовывает рог в раскаленные угли. Кузнец начинает собственноручно качать меха.
Рог остается темным.
Кузнец рвет воздуходувный рычаг сильнее, яростнее, наваливаясь всем телом.
Но и через четверть часа рог не меняет цвета.
Гном скребет ногтями наморщенный лоб:
– Ну давай в холодную попробуем. Только ты верти.
Брайан перемещает рог на наковальню, кузнец хватает свою маленькую кувалду и наносит несколько чутких ударов. Затем наворачивает уже со всего плеча и отбрасывает инструмент.
Отходит к столу и садится.
– Бывает, вещь не поддается потому, что ты прилагаешь не достаточно усилий, – произносит он с философскими интонациями. – А бывает, просто тебе неподвластна. Как ни упирайся. И, похоже, это тот самый случай.
– Ну, и что будем делать? – спрашивает Брайан, к любомудрию не склонный.
Кузнец обхватывает голову заскорузлыми лапами и принимается выискивать в ней ответ. Впечатление такое, что прямо пальцами.
Затем вдруг останавливает копание и взглядывает из-под кустистых бровей.
– Перед самой смертью папаша наказывал, если столкнусь с работой, к которой не пойму, как подступиться, вскрыть дедову шкатулку. Несколько раз, помнится, повторил. Так что пошли ко мне домой. Тут не далеко.
Гном снимает фартук, вешает его на дверцу шкафа, взамен накидывает кургузую курточку и устремляется к выходу. На пороге оборачивается и адресуется к подручному, примостившемуся возле ведра с питьевой водой:
– Штырь пока своему солдафону выпрями, вдруг ему завтра же захочется перед кем покрасоваться. Но ежели к моему возвращению перестанешь лыко вязать, сегодня же зайду к Харе и велю цену на меч до тридцати услов скинуть. Пусть им лучше какой сарай подопрут. Не можешь зеленого змия победить, неча об оружии даже мечтать.
Бугай сглатывает, громко бурчит животом, но рта не раскрывает. И правильно. А то в помещении получилось бы оглушительно.
Запихиваем рог в наспинные ножны и следуем за кузнецом.
За воротами он берет вправо, огибает ближний угол и выводит нас на кочковатый луг.
Пересекает его по диагонали и направляется к вполне ухоженному на вид домику с флюгером на фронтоне. Отпирает щеколду на калитке и пропускает нас в ограду. В дом не приглашает, да и сам не заходит. Миновав крыльцо, скрывается в боковой пристройке, явно подсобного назначения, и долго гремит чем-то внутри. Пару раз пинает не видимое, но хорошо слышимое ведро.
Наконец показывается наружу с немалым железным ларцом в руках. Кузнецов дед подошел к своему посланию со всей серьезностью.
День нынче выдался заветным. Сначала напутствие, теперь наказ. Точно, к дороге.
Гном водружает сундучок на верхнюю ступень и обметает рукавом. Проводит пальцами по пазам, надавливает и пытается откинуть крышку. Та остается на месте.
– Та-ак, – тянет весело, – значит, с секретом.
Ворочает ларец, осматривая со всех сторон. Скважина обнаруживается на задней стенке.
– Ключ-то прилагался? – спрашиваем поверх плеча.
Кузнец мотает головой.
– Скорее всего, задумано было самим изготавливать. Судя по рассказам, дедок большим ехидством отличался. Но ведь и мы не пальцем деланные.
Гном спохватывается с колен и устремляется в сарай. Возвращается с целым отмычным набором из проволочки, шила и сапожного ножика.
Для начала мелко гнет проволочку и елозит ею в замке. Затем принимается ковырять шилом. Даже не попытав резак, бросается в свою подсобку и выносит топор. Опрокидывает сундучок на спину, всовывает лезвие в щель, наваливается сверху и с кряканьем взламывает крышку.
На крыльцо выкатывается бутылка с просвечивающей сквозь стекло бумажкой. Кузнец поднимает ее, отколупывает пробку и вытряхивает свернутый в трубочку наказ.
Раскручивает и старательно шевелит губами.
Через минуту позволяет листку скататься обратно и протягивает нам.
Разворачиваем в свою очередь.
Неозаглавленный наказ начинается с обращения.
Потомкам
На исходе девятого года нового летоисчисления Великий Морадин созвал всех членов клана в цеховую кузню. Не скрывая печали на лице, вышел к притихшему собранию и заявил, что мастера чересчур увлеклись изготовлением украшений для себя и бросили заниматься другими вещами. Потерявшие веру люди уже перестали к ним обращаться. Кузнечное дело захиревает. Если не принять решительных мер, процесс скоро примет необратимый характер. Посему он своею волей переводит всех в разряд подмастерьев и накладывает схиму – идти в народ, расселиться по миру и служить людям. Ковать, что ни попросят: серпы, плуги, колесные ободы, обручи для бочек, гвозди, штыри, пробои, вилы, дверные петли, щеколды и прочее, потребное в хозяйстве. Вместе с тем, никогда не отказываясь от необычной работы, сколь бы трудной она ни выглядела.
