Джефф Нун - Пыльца
– Мать, конечно, хотела ее вернуть, – сказал он. – И чума, которую Деметра наслала на Англию… сказать честно… довольно-таки порадовала меня. Нельзя сказать, чтобы я любил жизнь, поскольку как я могу любить тех, кто поклялся убить меня? Это мисс Хобарт изменила меня. Да, она нанесла мне визит. Тогда я впервые ее увидел. Конечно, всем известны истории, слухи: она автор-создатель, разработчик перьев, изобретатель удовольствия. Первый сновидец. Встретить ее, так сказать, во плоти было весьма впечатляюще. Как я мог не поддаться? Между прочим, странно: она считала меня сильнее ее. Представь, если можешь, что бог посчитал Адама сильнее себя, тогда ты поймешь, что я чувствовал. Я дал мисс Хобарт доступ к лесам Деметры, чтобы выдернуть зеленое перо из хвоста одной из летающих по нему птиц. Плодородие 10 – так вы назвали этот продукт. Уродливое имя, простите за дерзость. Но зато чудеса, которые оно творило… Итак, мы согласились, что в соответствии с мифом моя жена будет две трети года проводить с матерью и только одну треть – со мной. И появились времена года. Это же более чем справедливо.
Берликорн коротко засмеялся, улыбающейся волной темно-синего дыма поднялись его волосы. Он поднялся и обошел вокруг стола, став позади меня. Я чувствовала его руки, лежавшие на плечах Белинды, чувствовала, как его пальцы мягко массируют мое отчаяние. В тот миг я не могла ни шевельнуться, ни заговорить: дьявол зажал мою душу в кулак. Я чувствовала жар. Слышала жужжание мух. Ощущала его голос, пронизывающий мою Тень…
– Просто я устал, – вздохнул он. – Вот почему к вам пришла пыльца. Потому что я устал, что меня только рассказывают. Я хотел жить, Сивилла. Как ты. Хотел жизни, во плоти и крови. Жизни, полной неожиданностей и боли. Жизни, которая кончается смертью. Я завистлив, да, признаю. Смерть так много значит для вашего вида. Кем бы вы были без нее? Смерть – ваш источник энергии, из-за нее рождаются ваши желания, ваше искусство. Я хочу почувствовать этот голод, но мисс Хобарт посчитала нужным, чтобы я всегда оставался внутри сна. Я не могу умереть. – Теперь его руки поглаживали карточереп Белинды. – Персефона – попытка смерти-после-жизни. Будут следующие попытки, и делать их будут более могущественные демоны. Однажды Вирт придет. Ну же, позволь, я покажу тебе будущее…
Берликорн обвил пальцами шею моей дочери, сжал, сильно и осторожно, а затем нежно коснулся ее шеи красными, как вино, губами.
И укусил меня.
Укус прошел сквозь плоть Белинды и перехватил дыхание моей Тени. Разум Берликорна втягивал мой дым с такой силой, что я в самом деле вытекла из плоти Белинды. Моя аморфная Тень металась по комнате по велению Джона Берликорна. Я чувствовала себя рассредоточенной и потерянной. Разорванной на части. Берликорн немного поиграл с моей формой, показывая, что это ничего ему не стоит, и наконец позволил мне вылиться в воображаемую идеальную скульптуру из дыма – я стала телом молодой женщины, свежим, возбуждающим, но состоящим лишь из серых закрученных облачков вырвавшейся на волю Тени. Я посмотрела на опустошенное тело дочери.
– Не беспокойся за нее, – сказал Берликорн. – За ней присмотрят, пока мы не вернемся.
И от одного взмаха его рук столовая исчезла в жарком колеблющемся воздухе. По его желанию я перенеслась на небольшой открытый участок среди перекрученных внутренностей джунглей.
– Вот как я вижу новый мир, Сивилла, – сказал Джон Берликорн, продвигаясь сквозь зелень листьев медленно, как хладнокровный воин. – Колумб представил будущее совершенно превратно. Вот мой Манчестер, тот, каким я его вижу в будущем. Рассмотри его хорошенько.
Повсюду вокруг меня, пытающейся не отстать от создания снов, меж деревьев и цветов сражались, танцевали и целовались мириады различных персонажей. Тут был Грендель, тут был Ахиллес, тут был Робин Гуд, тут были Гаргантюа и Пантагрюэль, тут были Владимир и Эстрагон, тут был Том Джонс, тут был Гумберт Гумберт, тут был Папай-моряк, тут был Человек-Паук, тут была Джен Эйр, тут был Дэйв Боумен, тут была Элинор Ригби, тут были Иисус Христос и Стойкий Оловянный Солдатик, Леопольд Блум и медведь Руперт – все созданные человеческими усилиями вымышленные персонажи были посажены в этом зеленом мире, и все они кувыркались, любили, сквернословили в сокровенном хаосе бесконечной истории.
Меня захватили безудержные видения – Шерлок Холмс, и Великолепная Пятерка, и король Лир, и Микки-Маус, и Йозеф К., и Венера Милосская, и Дик Дастардли с Матли, и Холли Голайтли – но я поняла, что Джон Берликорн остается рядом, чтобы помочь моей тенеплоти высвободиться из когтей этих историй.
– Вот мир, за рождение которого я сражаюсь, – сказал мне Берликорн. – Клубок мифов заражает реальность. В этих мифах мои дети будут жить вечно и, кто знает, может, однажды упокоятся с миром… наконец… наконец… как нормальные.
На мгновение он остановился, когда густая чаща рассказов закрутила вокруг нас цветочный покров. А потом освобождение шагнул к видневшемуся вдалеке сиянию света.
– Идем быстрее, Сивилла, дорогая, – поторопил он меня. – Ворота в город – прямо перед нами. Быстрее, быстрее! Я хочу, чтобы ты там кое-кого встретила. Можешь поживее, Сивилла?
Он схватил меня за руку.
История схватила реальность за руку, представь!
Я, как могла, боролась с тяжестью всепоглощающих историй – но неожиданно мы оказались около увитых плющом железных ворот. Только тогда я поняла, где мы: это были те самые ворота Александра-парка, где я впервые увидела тело Койота. Вслед за Берликорном я вышла через ворота на Мосс-сайд. Но джунгли захватили все улицы, накрыв плотным покровом опустевшие магазины и дома. Время от времени встречались люди, редкие собаки и робо, но по большей части по заросшим улицам ходили выдуманные персонажи. Манчестер словно превратился в тропический рай, где экзотических птиц и зверей заменили фрагментами человеческого разума. Какова природа этого мира? Я двигаюсь сквозь сознание Берликорна, заглянув через Тень в сновидение сновидения? Может ли сон видеть сны? И пока мы гуляли по этим снящимся улицам, я воспользовалась возможностью изучить тело из дыма, в которое поместил меня Берликорн. Я была случайной картой теней, свившихся в серые формы: бедра и груди, декольте и миры живота. И под ложечкой сидел блестящий черный жук с аккуратно сложенными крыльями, шевелил лапками и усиками, скрипел челюстями: дронтосекомое. Сноядец. Присутствие внутри меня, которое не пускало сны в мою систему. Никогда до этого я не видела дронта в своей плоти, а теперь почувствовала, что почти могу дотянуться внутрь себя и вырвать эту мерзкую тварь.
На одном из участков цветочной мостовой Берликорн опустился на колени. Он выдернул малиновый кирпичик-цветок из разбитого букета покрытия и встал передо мной, высоко его подняв.
– Конечно, я не задумывался о дронтах, – сказал он. – О неспящих. Посмотри на этот цветок будущего.
Я увидела цветок, корни которого с чудовищным аппетитом объедал вирусный червь; имя червю было Черный Дронт. Тогда я поняла, что дронтовый жук у меня в животе – некогда мое проклятие – теперь может спасти меня.
– Я действительно боюсь тебя, Сивилла, – печально прошептал Берликорн, будто подтверждая мои выводы, – и других замкнутых из вашего рода. Я никогда не думал, что такая малая часть может настолько сильно повлиять на сон. Я ожидал, что реальный мир довольно легко мне отдастся, но потом пришли известия, что ты борешься против меня, и Белинда тоже. И моя дорогая жена заболела от вашего мира. Мне пришлось забрать ее домой. Все хорошо, никаких проблем, она выполнила свою задачу; семя упало в землю, и Колумб все еще держит проход для пыльцы открытым, но сон пока не может жить в реальности полноценной жизнью. Не совсем. Однажды, быть может… – Он хрипло вздохнул, еще раз и еще. – Это-то и расстраивает меня, понимаешь? Неужели ты думаешь, что я хотел причинить вам вред? Нет, я хотел, чтобы мы объединились. Сон и реальность. Как ты сейчас видишь, объединение должно было создать новый мир, прекрасный плодородный мир. Мне представляется такой образ, Сивилла. Что я могу сделать? Вы, дронты, как осиное жало. Потерянные фрагменты мифов. Мне пришлось бы убить всех вас, чтобы сделать образ совершенным. Пришлось бы убить всех, не видящих сны.
Пока он рассказывал, я влила маленькую дозу своей Тени в дронтового жука у меня внутри. Там теперь покоилась частичка моей души, отделенная, надеюсь, от владений Берликорна. Я снова разделилась – теперь я была и Тенью, и дронтом.
– По-моему, ваша история очень печальна, сэр Джон, – сказала я Тенью, в то же время своей дронтовской частью сообщив ему, что его дражайшая жена – мерзкая злобная кровожадная сука.
– Воистину, воистину печальна, – ответил Берликорн моей Тени. – Всего лишь грустная история, однажды давным-давно рассказанная несчастным человеком перед лицом смерти. Но все же есть и надежда. Мы еще можем отыскать рай.
