Джефф Нун - Пыльца
Ни Койот, ни Белинда не ответили на его рулады, и я поняла, что он говорит прямо со мной: его голос цвета сажи тек через Тень.
– В точку, мадам Джонс, – ответил он. – Какая проницательность! Остальные сейчас безнадежно под моим контролем. Осталась только ты. Ноя вижу, твое имя – Сивилла. Да. Восхитительно! Мне нравится.
Милый штрих.
– Ты – Джон Берликорн? – спросила я. – Я видела твое лицо у змея в лесу.
– Хочу выразить тебе благодарность за то, что вы вернули мою жену.
Он улыбнулся девочке на столе. ~ Ее с нами не было.
– Моя милая Персефона бывает очень изобретательной. Но как это грубо с моей стороны! Ты же спрашивала о моем имени. Думаю, в твоей стране меня зовут Джек-Гнилушка? Правильно? Или Джек с Фонарем. Или собственно дьявол, Сатана, Змей. Гадес. Ах, бесконечная щедрость человеческого воображения! Оно уходит на отдых, оставив после себя несколько избранных слов. – Он смаковал каждый звук, словно кусок мяса, – Джон Берликорн. Да, это мое любимое имя. Я – сам ваш бог брожения, дух смерти и возрождения в почве. Я – ваше вино. Ну да, миф, с которым вы, люди, так носитесь. Но разве это важно? Имена для людишек. Разве цветок знает свое имя?
Я снова попыталась поднять Белинду из-за стола, но меня держала темная могучая сила.
– Черт, куда это ты собралась? – Взгляд Берликорна прожигал плоть моей дочери.
– Ты не имеешь права удерживать меня…
– Прошу. Не… пытайся… что-нибудь… сделать. Ты только заставишь меня…
Его взгляд причинял мне боль.
– Должен извиниться, мадам… – Лучик света вернулся в его глаза. – … за мое предыдущее замечание. Очень неблагородно – браниться за обеденным столом.
– У вас могучая Тень, мистер Берликорн… – Я пыталась угодить ему, выиграть время.
– Благодарю за комплимент. К сожалению, ты мне не угодишь и не выиграешь время. Да, я знаю каждую мысль, каждую жалкую человеческую Эмоцию, которая пролетает через твой череп. Но на самом деле… Я – то, чем ты хочешь меня видеть. Для Койота я – пес-цветок. Для Сапфира я – любящий отец. Для Белинды – лучший любовник. Несмотря на все свои помыслы, они стали легкими жертвами. Посмотри на них. Видишь, как легко оказалось их контролировать? В моих руках они беспомощны. Наконец, после долгих лет борьбы, я заполучил живых, дышащих людей, чтобы пообщаться, а они оказались больше похожи на игрушки. Возможно, ты оказалась самым ценным гостем; Дорогая Сивилла, чем я должен стать для тебя? Я был восхищен твоим появлением в лесу пару дней назад, знаешь ли. Всегда хотел поговорить с… н-да… с дронтом. Надеюсь, это корректное выражение? Или ты предпочитаешь «Неведающий»?
– Я сюда пришла не разговоры разговаривать.
– Ты сюда вообще ни за чем не пришла. Ты здесь, потому что я так решил. А теперь, пожалуйста, перестань сопротивляться, прояви уважение. В конце концов, я – одно из ваших величайших творений.
– Останови аллергию, Берликорн. Люди умирают.
– Сивилла, мне кажется, ты мне врешь. Тебя совершенно не волнует внешний мир, реальность. Люди! – Он выдохнул это слово, как ругательство. – Твой сын – этот уродливый поросенок, который обедает за мой счет, – это его ты хочешь спасти?
– Да…
– Громче, пожалуйста, и четче.
– Да. Прошу, не дай умереть Сапфиру! Берликорн улыбнулся.
– Ты совершила выдающееся путешествие. Нет, правда. Так спасти свою дочь. Отдать ей себя. Наверное, это было длинное падение. Белинда уже почти встретила свою смерть.
– Кто дал тебе право вмешиваться в человеческую жизнь?
– Тебе не понравились аттракционы, Сивилла? Пятидесятиглавый пес? Лодочник? Духовой оркестр? Сад-лабиринт? Конечно, понравились. Тебя все время развлекали загадки. Это для меня нежданное удовольствие, ты должна понять. Я приказал Койоту привезти назад мою жену, а он заодно привез… «дополнительный багаж», кажется, он так это называет? Что ж, я рад. Иногда становится весьма одиноко. Я просто хочу развлечь тебя, Сивилла, так, как умею, в традиции, к которой ты приучена. В конце концов, разве не для этого вы меня придумали? Теперь ешь. Наслаждайся трапезой.
Он зачерпнул руками мясо и поднес его к своему рту. Я чувствовала, что Белинда хочет есть, но она была сейчас под моим контролем; ничего, походит голодной. Она поймана здесь, как, впрочем, и Сапфир, и Койот. Я единственная сопротивлялась обаянию Берликорна. Я даже не могла больше поговорить с дочерью. И потому я воспользовалась возможностью изучить Джона Берликорна получше. Он и вправду был очень красив…
Натянутая смуглая кожа обрисовывает великолепные кости. Глаза ночи, наполненные нежной скукой. Тонкое лезвие носа. Сжатые ноздри. Густые блестящие волосы, в которые он как раз запустил измазанную жиром руку. Тщательно подстриженная козлиная бородка. Строгий пиджак цвета чернил. Хрустящая белая рубашка. Галстук-шнурок, заколотый амулетом с черепом и скрещенными костями. Поздние двадцатые, ранние тридцатые. Он выглядел, как хищник, но я знала, что это только представление Белинды. Полные, мрачные губы, идеальные для любви, одуряющей любви.
– Давайте восхвалим мистический процесс, – объявил Берликорн, – в котором плод лозы превращается в вино, которое, в свою очередь, переносит человеческое сознание в захватывающее царство. Выпьем же!
Он поднял стакан, и мы все, присоединились к нему, даже маленький Сапфир и Персефона; я чувствовала кроваво-красное вино, текшее по горлу дочери. Слишком поздно, слишком поздно… Слишком поздно, она уже сделала глоток. Какая крепость у этого вина? Как мне не утонуть в его реке тепла и уюта?
Койот, чавкая, зарылся в тарелку. Сапфир чихнул в горшок, а потом залился счастливым смехом. Белинда глушила вино.
Мы были во власти Джона Берликорна. Заклинание завершилось.
– Да, заклинание завершилось, – сказал он, забравшись в глубины моей Тени за знанием. – Как я рад, что ты добралась сюда, моя дорогая Сивилла! Ты не поверишь, как одиноко тут бывает, в этих перьях. Эти мифы… они как темницы. А побыть в человеческой компании, хотя и не самой теплой… На самом деле… это лучше всего.
Койот и Сапфир дрались за кусок бифштекса, а Белинде просто нравилась компания. Я чувствовала, что осталась последним отголоском разума. На расчерченный череп Белинды лил дождь.
– Мне бы хотелось быть свободным, – продолжал Берликорн. – Свободным от мифа. Вот почему я послал вам Персефону и аллергию. Думаете, мне все это нравится? Думаете, я получаю удовольствие от жизни взаперти? Вы и вправду думаете, что мне нравится быть просто частью одной из ваших историй?
– Персефона – убийца.
– Думаешь, это подходящее слово? Убийца? Вы, смертные, придаете ей такую важность. В смысле, жизни. И так цепляетесь за нее. О боже, как же вы любите цепляться! Честное слово, это даже утомляет. Ты когда-нибудь слышала, чтобы растение жаловалось на смерть?
Персефона скользнула по столу на колени Берликорна. Угнездившись там, запустила пальцы ему в волосы. Сияющие синим, как черные светила, казалось, они шевелятся. Длинная, искрящаяся прядь их поднялась в воздух, а потом упала на розовый бифштекс. Они ели, его волосы ели! Руки Берликорна блуждали по телу Персефоны, левая лежала на бутоне груди, правая залезла между ее ног. Персефона хихикала.
Я оттолкнула тарелку Белинды:
– Не знаю, как ты можешь это есть. Гнилое же. В глазах мужчины появился черный огонь:
– О, извините! Я люблю, чтобы мясо было с душком и сырым. Сивилла, дорогая! Я самонадеянно решил, что у тебя те же вкусы…
Я не отвечала. Ни улыбкой, ни смехом.
– Койот определенно наслаждается трапезой, – продолжал Берликорн, глядя туда, где пес вгрызался в очередной розовый шмат свинины. – Да, из твоего друга выйдет отличный охранник. Дело в том, что Цербер, он как бы немного… не совсем адекватен. Ты заметила? Но я хотел рассказать тебе о моем вторжении. Во мне проснулась жажда путешествий, знаешь ли, желание заражать. Желание стать рассказчиком, а не историей. Но была одна маленькая сложность. Если бы я покинул вирт-историю Пьяного Можжевельника, она бы пришла к печальному концу. Мисс Хобарт собственной персоной прописала это в перьевые свойства. Она хотела быть уверенной, что у каждой истории будет свой центр. Мое великое желание будет вечно неутоленным. В самом деле, кто пригласит дьявола на ужин? И я подумал, что могу отправить в ваш мир кого-нибудь или что-нибудь, а кто может путешествовать лучше, чем моя любимая, моя жена Персефона? От ее семени произрастут тысячи, миллионы историй, и все они будут моими детьми.
– Ты ведь боишься меня, сэр Джон?
На мгновение он задержал дыхание. Похоже, он впервые задумался над моими словами. Но мне хотелось дожать его.
– Ты боишься меня, потому что я дронт, – сказала я. – И ты не можешь заразить меня своими историями. Ты ничего не можешь мне сделать.
– История твоей жизни закончится с твоей смертью, – улыбнулся он и продолжил: – К тому же чем больше историй вы рассказываете, тем дольше будем жить мы, сноборигены. И хотя твоя жалкая плоть обветшает и умрет, мы, сноборигены, не умрем никогда. Всегда найдется рот, чтобы накормить. Истории – как пища, ты знаешь? Пища для языка, а язык должен быть хорошо подвешен. Что ты собираешься делать, Сивилла? Зачем ты пришла сюда?
