Великая Восьмёрка - Данил Манонин
Из обсуждений с Настей я узнала, что секс – занятие, вызывающее удовольствие. Но главный вопрос: с кем именно этим заниматься. Вроде как, неприлично просто так заняться сексом с незнакомцем. Только с близким человеком. Но при этом не с родителями, или братьями. Как всё это странно… Ничего не пойму… Вроде как удовольствие, а испытать его нельзя. Обязательно нужно искать «близкого» человека. А кто он, этот близкий? Если ни папа, ни мама, ни брат, не сестра? Разве что друг…
И то… Эсс Шейкер и Настя уже давно близкие друзья. Но они ни разу не занимались сексом. Хотя что им мешало? Наверное, мне следует вообще отказаться от секса. Ведь я в любом случае сделаю что-то не так. Боюсь, я никогда всего этого не осознаю… Как не осознаю и того, почему Шак’Хид так на меня смотрит…
После продолжительной паузы он отвёл глаза, удобней взял щипчики и потянулся к моей ноге. Вскоре помещение наполнило шипение. Я, будто разъярённая змея, шипела, вдыхая и выдыхая. Как же больно! Я невольно схватилась за его руку, сжала её так сильно, насколько могла.
Он остановился, оглянулся на меня. Моё лицо было кроваво-красным. Слёзы не переставали течь из глаз, затрудняя возможность что-либо видеть. Он, возможно, хотел сказать, что я ему мешаю. Но увидев мои слёзы, осёкся. Из его правого локтя неожиданно выросла третья рука. Я ужаснулась, но боль быстро перебила этот ужас. Мне уже было всё равно что там отрастает, и откуда. Главное, чтобы эта боль быстрей закончилась.
Правой рукой он держал мою руку, средней рукой держал щипчики, а левой – придерживал мою ногу. Минуты две или три спустя пуля была вытащена. Я выдохнула. Однако боль ещё не прекращалась.
Шак’Хид взял шприц, так же, из ниоткуда. В шприце была алая густая жидкость. Войдя чуть ниже бедра, игла излила эту жидкость в мои вены. Сердце ёкнуло, будто приняло удар. А затем начало биться с ужасной скоростью, чуть ли не выскакивая из груди.
Меня затрясло. Ногтями я впилась в руку Шак’Хида, но он никак не прореагировал. С озадаченным видом он осмотрел ногу. В момент, когда меня затрясло, зажал дыру от пули рукой. Я не видела, что там происходит, но я знала.
Нога очень быстро восстанавливалась. Всё благодаря этой жидкости, как Шак’Хид говорит, его крови. Дыра затянулась. Дрожь спала. На ноге остался лишь небольшой шрам. Шак’Хид вмиг рассыпал щипчики и шприц в прах, его средняя рука утонула в теле и исчезла будто её и не было.
– Ну как ты? – тихо спросил он.
– Н-нормально… Уже лучше…
Лицо горело. Слёзы начали щипать щёки. Он молча подвёл ладонь к моему лицу, большим пальцем легонько стёр слёзы. И остановил руку на моём подбородке, прислонившись к нему большим и указательным пальцами.
Пауза длилась долго. Мы смотрели друг другу в глаза. В его взгляде я видела что-то странное. Золотовато-карие глаза блестели, при этом, будучи какими-то средними между водяными и стеклянными. Первой сдвинулась я, так как взгляд начал меня пугать.
– Нам пора… – всё ещё заплаканным голосом сказала я.
– Да… Точно… Пора…
Хойт
Ехали мы молча. Не могли сказать ни слова. Все мысли спросить о чём ни будь сразу же пресекались. Не потому, что я сноб, или Дэн мне противен. Напротив, он был самым адекватным новичком среди Упырей, из тех, кого я знаю. Ну а я…
Меня вряд ли назовёшь снобом. Только не меня. Я общался с сотнями и сотнями людей, видел, пожалуй, все виды характеров и прочих психологических классов. И я привык не только терпеть самых худших собеседников, но и договариваться с ними.
Ну а сейчас я молчал, потому что… Да чёрт его знает, почему… Наверное, мне было слишком больно. Любая кочка, на которой подпрыгивала машина, доставляла мне не очень-то приятные ощущения. Да и сам я подрагивал и стучал зубами.
– Ого, где это вы так? – крикнул ошалевший врач.
– Помогите нам, сейчас с ног свалимся! – прохрипел Эль Гангстре.
– Да, да, конечно! Эй, парни, у нас тут перелом! – обратился врач к кому-то внутри здания.
Выбежали работники скорой помощи, приняли меня у Эль Гангстре. Уложив на каталку, быстро куда-то повезли. Я видел лишь потолок, иногда лица медсестёр, которые что-то шептали мне и торопливо переговаривались. Я не слушал, о чём они говорили. Мне просто хотелось отдохнуть. Даже если они сейчас спрашивали о чём ни будь, будь то причина перелома или мои инициалы… Неважно, всё потом. Я уже натерпелся, пора отдохнуть…
Остановился, снова поехал. Потолок сменился на потолок лифта. Врачи окружили каталку. Поскрипывая, старые двери лифта закрылись. Лифт пискнул и двинулся с места. Врачи, осознав наконец, что от меня слов не дождёшься, перестали донимать. Вместо этого бросили друг в друга дружескими вопросами о повседневной рутине, что-то о семье, о том, чем бы заняться после работы. Обычные люди, такие же, как и я. Более-менее…
Лифт снова скрипнул, двери распахнулись, я снова поехал невесть куда. Было слышно хлопанье открывающихся передо мной дверей. Потолок сменился, стал каким-то синеватым. На самом деле, так казалось из-за света от медицинского оборудования. Каталку подвезли на центр комнаты, меня обхватили несколько человек, переложили на операционный стол.
– Павел Геннадич, – обратился к кому-то врач, – у нас тут открытый перелом, третьего типа.
– Такс, посмотрим… Ага! Что говорит?
– Ничего. Молчит, как рыба. Может, контузило?
– Всё может быть. Но, судя по ране, уже не время выяснять. Надо оперировать! Подайте водку! И готовьте наркоз!
Все начали шуршать и бегать, как муравьи. Плечо измучили уколами толстого шприца. Затем все снова забегали.
А после всё, как в тумане. Глаза озарил свет и я, забыв обо всём, полетел прямо навстречу этому свету. Я бродил по светлой комнате, при этом слабо ощущая своё тело. Скорее паря над поверхностью, чем ступая на неё. Всё здесь было очень размытым, но совершенно белоснежным: полы, стены, мебель, окно с подоконником и цветочным горшком на нём. Даже растение в горшке было бледно-салатового цвета. Из окна, словно от мощного прожектора, бесконечно шёл поток слепящего глаза света. Похожий свет излучали и белоснежные свечи, расставленные по всей комнате.
Это место… Так похоже на… На рай… Весь этот свет, эта невинность… Всё сходится! Неужели я всё-таки
