Стивен Полански - Отчет Брэдбери

— Но все же…

— Все же, — кивнула она. — Итак, врач показывает им каталог имеющихся доноров. Можно прочесть их биографии, рассмотреть цветные фотографии анфас и в профиль. В клинике имеются замороженные образцы тканей каждого подходящего ребенка. Нашей паре называют цены. Они выбирают самого лучшего ребенка из имеющихся или же лучшего их тех, кого они могут себе позволить. Скажем, они богаты, деньги для них не проблема, а красота — главное достоинство. И они хотят клонировать в качестве своего ребенка Клариссу Харлоу.

— Клариссу Харлоу?

— Что бы ты ни говорил о ее поступках, она считалась самой красивой женщиной своего поколения.

— Она была героиновой наркоманкой, — сказал я.

— Неважно. Предположим, нам действительно нравится эта пара, и мы хотим, чтобы они были счастливы. И мы считаем, что они заслуживают своего счастья.

— Ее обезглавили.

— Неважно. Она была красавицей. Наша пара хочет иметь дочь, и в первую очередь им нужно, чтобы дочь была красавицей.

— Они хотят, чтобы их дочь была Клариссой Харлоу?

— Да, — ответила Анна. — И они верят, что, когда ребенок родится, у них будет своя собственная Кларисса Харлоу. Теперь представь себе, что все, или хотя бы один процент тех, кому хочется красивую дочку, выбирают для клонирования Клариссу Харлоу.

— Ты нарочно преувеличиваешь, — не поверил я.

— Нет, — возразила она. — Но даже если не учитывать ужасные обстоятельства появления на свет этих детей, представь, что каждую секунду по всей стране прихорашиваются тысячи Кларисс Харлоу, молодых и старых, по сотне в каждом городе. Вполне возможно, что несколько этих красавиц столкнутся друг с другом на улице. А что будет с нашими представлениями о красоты? О таланте? Об индивидуальности? О личности? Клонирование становится деспотизмом, когда те, кто им занимается, перестают контролировать количество клонов. Один этот пример показывает, что клонирование не дает нам естественной возможности следовать собственным путем, гасит желание иметь своих детей, от своей плоти и крови. Возможность клонирования неизбежно изменит цивилизованное представление о том, что все дети, независимо от того, какие они, желанны: оно превратится в убеждение, что стоит иметь только таких детей, в ком воплощаются наши желания и потребности.

И вот о чем я подумал, немного отклонясь от темы, сидя на пассажирском месте нашего автомобиля. Если бы Алан был моим сыном, точнее, если он был клоном моего умершего взрослого сына, и мне пришлось бы заменить им сына, я бы еще больше тосковал о своем потерянном ребенке.

Мы провели в Риджайне несколько недель, обжившись в таунхаусе на Сен-Джон-стрит (после шести месяцев, проведенных в довольно тесных квартирах, мы с Аланом были счастливы получить по отдельной спальне), когда мне вдруг пришло в голову тайком отвести Алана в бордель в один из вечеров, когда Анна уснет.

Мне было жаль парня. Желая успокоить Анну, он выполнил то, о чем она просила: с момента их разговора в Виннипеге не смотрел порнографию и, как мне казалось, перестал заниматься мастурбацией. В занятиях с Анной он делал фантастические успехи. (Во время ежемесячных визитов Высокого Алан по-прежнему отказывался что-нибудь делать и лишь молча сидел на диване.) Недавно Анна начала читать ему «Большие надежды». С ее помощью Алан разбирался в языке и в сюжете, и книга, похоже, ему нравилась. (Анна говорила мне, что он считает реалистических персонажей романа — Пипа, Джо и миссис Джо, Эстеллу — не менее вымышленными и фантастическими, чем очевидный гротеск.) Его речь была еще слегка замедленна, он часто повторял и переспрашивал слова и стеснялся этого. Но когда он расслаблялся, когда у него все ладилось, когда он был в настроении, он разговаривал содержательно и понятно, а временами даже отличался красноречием. Кроме тех случаев, когда он бывал расстроен или испуган, он вел себя довольно уравновешенно и сдержанно. Ничто в его поведении не отличало его от многих других здравомыслящих юношей его возраста, он хорошо вел себя и наедине с нами, и в общественных местах, хотя мы пока никуда не отпускали его одного. Он упорно трудился, чтобы стать — меня смущает это слово — нормальным. В его усердии было нечто печальное: никто не мог оценить его усилия и результаты, кроме Анны и меня, а наша реакция его не интересовала. Уединение вкупе с полным воздержанием и абсолютной неприхотливостью — такую жизнь я избрал сам себе и прожил так сорок лет. Но Алан, все свое время, кроме последних семи месяцев, проведший взаперти вместе с другими клонами (добавьте сюда шутку об американском государстве), был молод, силен и, как оказалось, отчаянно гетеросексуален. Если моя жизнь после смерти Сары была похожа на жизнь мисс Хэвишем[12] — а это именно так, хотя я могу гордиться тем, что не мстил никому, кроме себя, — то Алану не оставили никакого выбора, кроме как жить с нами жизнью Рапунцель.[13] По моему мнению, теперь, когда он узнал то, что знает каждый, когда увидел, что можно делать и что могут делать с ним, ему настоятельно требовалась девушка. Девушка-профессионалка, которая хорошо его обслужит и с которой он будет в безопасности.

Я никогда не был в борделе. Никогда не видел проститутку и, наверное, узнал бы ее только в том случае, если бы она подошла и лизнула меня в ухо. В тех редчайших случаях, когда мне приходило в голову поискать утешения в борделе, я чувствовал лишь вину, ужас и отвращение. Но в данном случае я собирался выступить в качестве сводника и заплатить за опыт Алана. В Риджайне легальные бордели, женские и мужские, тесно сгрудились в райончике под неофициальным названием Чистилище. Это были два квартала развлекательных заведений — казино, интернет-кафе, бары, клубы, ретро-кафе, залы игровых автоматов, многозальные кинотеатры, виртуальный «Мир Диснея» для детей, а также «Глобус», единственный профессиональный театр Риджайны. Я знал, где находится Чистилище — надо было пройти примерно полмили от нашего дома до Скарс-стрит. Мы ходили этим маршрутом несколько раз в день — вскоре после нашего приезда в Риджайну мы повели Алана в кино, на какой-то оглушительный, безумный фантастический фильм, который ему не понравился и мы не досмотрели до конца. Однако там не было никаких признаков, указывающих на особое предназначение этого места: ни фонарей, ни клиентов, ни девушек.

Мы с Аланом сидели в гостиной и смотрели новости о засухе на северо-западе Канады, где уже несколько зим подряд почти не было снега. Я сидел на диванчике, Алан — в небольшом мягком кресле, положив ноги на оттоманку. Был двенадцатый час ночи, вечер буднего дня середины марта, в Риджайне еще стояла настоящая зима. Анна рано легла спать. Нам обоим надоело шоу. Алан был неспокоен.

— У меня есть идея, — сказал я. — Давай выключим телевизор?

— Мне все равно, — ответил он.

— Если тебе интересно, я не буду выключать.

— Нет, мне неинтересно, — сказал он.

— Знаешь, — проговорил я, — у меня есть идея.

— Какая идея?

— Давай погуляем? Ты и я. Как тебе предложение?

— Как мне предложение?

— Да, — кивнул я.

— Я не знаю, как мне предложение, — отозвался он. — А она пойдет с нами?

Под словом «она» Алан всегда подразумевал Анну.

— Она спит, — сказал я. — Пусть спит. Она устала.

— Она устала, — повторил он. Вы можете подумать, что это прозвучало враждебно, но это не так. — А ты устал?

— Нет, — ответил я. — Поэтому я предлагаю тебе прогуляться.

— Со мной?

— Да.

— Без Анны?

— Да. С тобой. Если хочешь. Ты хочешь?

— Я не знаю, хочу ли, — проговорил он. — Она спит крепко?

— Думаю, да, — ответил я.

— Уже пора спать?

— Ну да. Уже пора спать. Поэтому мы можем лечь спать. Если ты устал. Если ты не устал, мы можем погулять. Если хочешь.

— Я не знаю, хочу ли. Я и ты?

— Да, — подтвердил я. — Мы вдвоем.

— Мы никогда раньше не гуляли вдвоем.

— Верно. Не гуляли.

— Темно.

— Темно.

Мне было трудно не уподобляться в разговоре ему. У Анны с этим не было проблем.

— Холодно.

— Послушай, Алан, нам необязательно идти.

— Ладно, — сказал он.

— Это значит ты не хочешь идти?

— Это не значит, что я не хочу идти, — ответил он. — Куда мы пойдем?

— Ну, у меня есть идея.

— Какая идея? — спросил он, и мы вернулись к тому, с чего начали, что очень часто получалось в наших разговорах.

— Что скажешь насчет того, чтобы прогуляться до места, где ты можешь побыть с девушкой?

— Скажу, что мне хочется побыть с девушкой, — сказал он.

— Я так и думал.

— Ты так и думал. С какой девушкой?

— С красивой девушкой.

— Она мне понравится. Как ее зовут?

— Я с ней пока не знаком, — ответил я.

— Я с ней тоже не знаком, — повторил он.