Вегетация - Алексей Викторович Иванов
У Маринки в кармане короткой курточки закурлыкал телефон.
— Приве-ет, — певуче произнесла Маринка, делая Серёге знак подождать.
Телефон у Маринки был розовый, девчачий, с какими-то звёздами.
По голосу Маринки Серёга мгновенно догадался, что звонит Харлей. И Серёгу тотчас окатило ненавистью. Серёга, будто играя, наклонился поближе к Маринке, чтобы слышать соперника. Маринка сделала страшные глаза — «Мешаешь ведь!» — но не отстранилась: пусть Серый слышит. Маринка не дразнила его, а просто хвасталась своим крутым мужиком.
Раньше Серёга ломал голову: если Маринка трахается с Харлеем, почему тогда не отошьёт его, Серёгу? Неужели не понимает, с какой целью Серый упорно ходит вокруг неё? Но потом Серёге стало ясно: Маринка — та ещё поганка. С подружками ей скучно, потому что подружкам любопытна не она сама, а Харлей — парень с деньгами, к тому же загадочный Бродяга. А Серому на Харлея положить с прибором. Серому важна только Маринка. Что она думает, что чувствует, что делает, о чём мечтает… Ради такого преданного и честного восхищения Серёги можно смириться и с его приставаниями.
— Я шестого числа вернусь, — звучал в трубке голос Харлея. — Мотоцикл на автобазу отгоню, помоюсь, и заваливайся вечером на хату.
— Ла-адно, — жеманно согласилась Маринка.
Тогда Серёга и подумал: надо убить Харлея, сколько ещё терпеть такое!
— Ты чего подслушиваешь? — весело спросила Маринка, убирая телефон.
— На хера тебе этот Харлей? — желчно ответил Серёга. — Он же через пять лет с концами в леса свалит, как все Бродяги. Как твой батя.
Маринка непокорно мотнула хвостом:
— Может, не свалит? Может, не через пять лет?
Серёга плюнул на тротуар, выражая своё мнение о глупости Маринки.
— Ты же всё равно его не любишь! Тебе не западло с ним спать?
Маринка передёрнула плечами: чё за глупости?
— Ты не врубаешься, Серый, — снисходительно сказала она. — Как ты, на комбинате я работать не буду! В жопу комбинат! В жопу соцгород! Харлей дядь Гору нагнёт, и я, короче, на командировки буду ездить, как тётя Лёна.
Серёга знал, что Егор Лексеич берёт в командировки свою любовницу.
— И денег больше, чем на комбинате, и вообще.
— Лексеич будет против, — не поверил Серёга. — Не нагнёт его Харлей.
— Нагнёт. Бродяга всегда бригадира нагнёт.
Люди, что шли по тротуару навстречу Серёге и Маринке, смотрели на них неодобрительно: такие молодые — и столько водки несут.
— Если дядь Гора откажется, мы с Харлеем на другую бригаду свинтим. Бродяги всем нужны. А Харлей нашёл целый лес «вожаков» на Ямантау. Он мне с телефона сказал. За лес «вожаков» дядь Гора на всё согласится.
— Ну ты и красава! — признал Серёга с осуждающей похвалой.
Маринка всех заставит подчиниться своему желанию: Харлея — койкой, дядю-бригадира — Харлеем. А Серёге смяло душу давнее горькое ожесточение. Командировки — это херово, можно и не вернуться. И денег за них не так уж много платят. Маринка ни шиша не соображает.
— Ямантау — гиблое место.
— Комбинат — гиблое место.
— В лесу — радиация и чумоходы, — упорствовал Серёга. — На Ямантау — объект «Гарнизон», а там всё заминировано, и никто туда не суётся.
— Фигня, сказки это! — насмешливо заявила Маринка. — Харлей разведал дорогу на Ямантау. А в «Гарнизоне» вообще городские торчат. Которые «зелёные». Они там какие-то опыты делают. Харлей с ними познакомился.
— И чё, никак тебя не отговорить? — Серёга ещё не потерял надежду.
Маринка закатила глаза — «Ну, придумай что-нибудь, если ума хватит».
— Когда вы уезжаете?
— Дней через пять или через неделю. Харлею отдохнуть надо, а дядь Гора бригаду соберёт и мотолыгу подремонтирует.
— И сразу на Ямантау?
— Угу! — кивнула Маринка. — Харлей сказал, что там «вожаков» — каждому с бригады по косарю отстегнут. Зашибись!
За косарь Серёга на комбинате три месяца вкалывал.
— Слушай, Марин, я тебя нормально же прошу, — вздохнул Серёга. — Забей на всё — на Харлея, на командировки… Ну гнилая тема же.
Маринка снова надула пузырь из жвачки.
— А чё ты мне взамен предложишь, Серый?
Кроме себя, Серому предложить было нечего, а он — это не круто.
От трамвайной остановки им навстречу шли два парня, оба возраста Маринки, то есть года на три помладше Серёги. Один — в спортивном костюме и заметно косоглазый, другой — голый по пояс, в чёрных очках и с крупной золотой цепочкой на шее. Серёга с одного взгляда уловил их внутреннюю слабость: спортивный типа как демонстрировал, что он качок, отвлёкся от железа на тренировке, а полуголый показывал, что он весь на расслабоне.
— Не хило водясиком-то на двоих затарились, — заметил косоглазый.
— Поделись по-братски, — нагло добавил тот, что с цепочкой.
— Вали! — отмахнулся Серёга.
— На чужом районе не бурей, — с угрозой сказал полуголый с цепочкой.
Серёгу душила злоба на Маринку, точнее на свою судьбу. Он осторожно опустил на асфальт звякнувшие авоськи и, оскалившись в улыбке, жестом указал парням на бутылки: угощайся, прошу!
— Ты чё, без байды? — хохотнул косоглазый.
— Да нам хватит, пацаны. Берите по одной.
Эти шпанюги были уверены, что предъявили себя правильно и на районе они хозяева, а чужак вправду отдаст им водку. Тот, который с цепочкой, сделал шаг к Серёге и наклонился к бутылкам. Серёга сразу ударил его снизу в солнечное сплетение. Парень, хрипя, согнулся ещё больше, и Серёга пнул его в голую грудь. Парень осел на асфальт.
Косоглазый проворно отскочил.
Маринка спокойно смотрела на драку и жевала жвачку.
— Двигаем, — хмуро сказал ей Серёга. Ему стало полегче.
Он поднял авоськи и прошёл мимо косоглазого.
— Ответишь! — уже в спину ему крикнул косоглазый. — Мы тебя вычислим!
04
Соцгород Магнитка (IV)
Ужин, водка и горячая вода совершили подлинное чудо: Митя ощущал, что потихоньку воскресает. Конечно, он страшно устал, просто вымотался, но это была правильная усталость — от долгого дня, а не прежняя болезненная немощь, будто бы тело оказалось чужим. Сознание порой ещё плыло, словно его нарушали помехи при неуверенной трансляции, однако так бывает, когда от слабости засыпаешь на ходу. И почти не тошнило.
Серёга закидывал чаще Мити, и его порядком развезло. Серёге хотелось продолжить выпивать, да и побазарить тоже. Захмелев, он стал разговорчив и благодушен, его переполняли разные идеи и причудливые планы.
Вера Петровна работала на комбинате табельщицей, ей надо было рано вставать, и Серёга решил дать ей выспаться нормально. Он захватил бутылку, стопки, сигареты, рыбную консерву на закуску и выбрался с Митей в подъезд. Здесь светила жёлтая лампочка. Голоса звучали гулко. Серёга сел на ступеньку лестницы и пошлёпал ладонью рядом с собой:
— Садись… Не морщи морду, тут не грязно, мы с подъезда моем по очереди… Да и штаны у тебя всё равно мои.
— Я лучше постою, — ответил Митя.
Серёге было пофиг.
— Матушка говорила, что отец на комбинате погиб при аварии, — поделился он. — Я поначалу верил. Чё, мелкий ведь был… А когда вырос, в шестом, что ли, классе уже, подумал, что отец в лес ушёл. Да и хер с ним. Все заражённые так делают. У моей подруги, у Маринки, батя тоже в лес свалил.
Судьба отца Серёгу и в детстве не волновала. У многих ребят в его классе отцов не было, потому Серёга воспринимал это как дело обычное.
Может, и не следовало так откровенничать, но Серёгу несло:
— Матушка — она ведь добрая, робкая. Ты сам, наверное, уже увидел. Я прикидываю, что в молодости она и парня-то никакого себе завести не смогла. Боялась она этого. А ребёнка надо было, без него тогда никуда…
— Почему? — удивился Митя.
— Как почему? Квартиру на соцгороде только с детьми давали.
