Брюс Стерлинг - Последний шакальчик
— Бери.
Прихватив сумочку, Айно покинула явочную квартиру.
— Интересная девушка, — во внезапной пустой тишине прокомментировал Старлитц. — Никогда прежде не слышал о финских террористических группировках. Немцы, французы, ирландцы, баски, хорваты, итальянцы — это да. Но о финнах впервые слышу.
— Они в своем захолустье несколько отстали от остальной Европы. Она из новой породы. Очень храбрая. Очень решительная. Быть террористкой непросто. — Раф осторожно подсластил свой кофе. — Женщинам никогда не воздают по заслугам. Женщины похищают министров, женщины взрывают поезда женщины вообще очень хороши в деле. Но никто не называет их «вооруженными революционерами». Они всегда — как там пишут в прессе? — «не адаптированные к обществу невротички». Или безобразные ожесточившиеся лесбиянки с эдиповым комплексом. Или симпатичные юные инженю, которых соблазнил и промыл им мозги не подходящий для них мужчина. — Он фыркнул.
— Почему ты так говоришь? — поинтересовался Старлитц.
— Я человек своего поколения. — Раф отхлебнул кофе. — Некогда я был не столь продвинут в феминистских настроениях. Это общение с Ульрикой так возвысило мое сознание. Я говорю об Ульрике Майнхоф. Удивительная девушка. Талантливая журналистка. Умница. Красноречивая. Не знающая жалости. К тому же красавица. Но Баадер и та вторая — как там ее звали? — они ужасно с ней обращались. Всегда кричали на нее на явке, называли бесхребетной интеллектуалкой, избалованным дитя буржуазии и так далее. Бог мой, разве все мы не избалованные дети буржуазии? Если б буржуазия не напортачила с нами, разве стали бы мы убивать буржуа?
Судя по звукам с улицы, подъехала машина. Мотор смолк, хлопнули дверцы.
Старлитц подошел к окну и выглянул в щель жалюзи.
— Это наши соседи-яппи. Похоже, они приехали раньше обычного.
— Надо пойти представится, — заявил Раф и принялся причесываться.
— Ох, да погоди чесаться — парень-то и впрямь живет по соседству, а вот девица нет. У него совсем другая женщина.
— Подружка? — заинтересовался Раф.
— Ну, во всяком случае, намного его моложе. В парике, тесные брючки и красные лодочки на высоком каблуке.
Открылась и хлопнула дверь соседней квартиры, потом заиграл стереомагнитофон — крутили жаркую кубинскую румбу.
— Золотой шанс. — Раф отставил кружку с недопитым кофе. — Давай представимся сейчас, назовемся новыми соседями. Он будет очень смущен. Никогда на нас даже не взглянет. Не станет задавать никаких вопросов. А также будет держать подальше от нас свою супругу.
— Хорошая тактика.
— Вот именно. Предоставь говорить мне. — Раф направился к двери.
— У тебя все еще «Макаров» за поясом, приятель.
— Ах да. Извини. — Раф швырнул пистолет на лоснящуюся финскую кушетку.
Раф толкнул было дверь на улицу, но тут же ловко отступил внутрь квартиры и вновь захлопнул дверь.
— На улице белая наемная машина.
— Ну и?..
— Внутри двое.
— И?..
— Кто-то только что их пристрелил.
Старлитц бросился к окну. На тротуаре сгрудилось человек шесть. Двое из них только что убили телохранителей Хохлова, внезапно выпустив через поднятые стекла обоймы из пистолетов с глушителями.
Четверо направлялись через улицу к их дому. Одеты они были в джинсы, кроссовки и, несмотря на жару, блейзеры от Джорджио Армани. Двое держали изящные маленькие видеокамеры. И все были при пушках.
— Сионисты, — объявил Раф.
Деловито, но без спешки он вернулся к арсеналу на полу кухоньки, забросил на плечо «Калашников», подтянул поближе вторую штурмовую винтовку и стал на колени позади стены кухоньки, что дало ему свободную линию обстрела входной двери.
Старлитц быстро взвесил различные возможности — и решил остаться наблюдать у окна.
С решимостью столь же стремительной, сколь и смертельной, группа уничтожения промаршировала к соседней квартире. Под ударами ног слетела с петель дверь. Послышались краткие вопли удивления и приглушенное бормотание очередей. Очередь из «узи» прошила общую стену между квартирами, так что пули засели в полу гостиной явки.
Раф поднялся на ноги, пухлое его личико было воплощением ликования. Он поднес палец к губам.
Протопали вверх-вниз по лестницам соседней квартиры быстрые шаги. Хлопанье дверей, визг открываемых ящиков. Звяканье телефона, сброшенного с прикроватной тумбочки. Три минуты спустя группа уничтожения покинула квартиру.
Раф поспешно подбежал к окну и скорчился под подоконником. Из своей спортивной сумки он выхватил маленький «никон» и отщелкал целую пленку снимков, чтобы запечатлеть отход группы.
— Такое искушение их перестрелять, — сказал он, поддергивая ремень штурмовой винтовки, — но так даже лучше. Это очень смешно.
— Это ведь был Моссад, так?
— Ага. Они приняли соседа за меня.
— У них, наверное, было описание тебя и девушки. И они знают, что ты в Финляндии, приятель. Не слишком хорошие новости.
— Давай позвоним, сдадим их. Полиция Хельсинки их, возможно, зацапает. Просто чудесно получится. Где сотовый?
— Послушай, нам только что невероятно повезло. Нам лучше уходить.
— Мне всегда везет. У нас полно времени. — Раф со вздохом оглядел свой арсенал. — Жаль оставлять эти стволы, но у нас нет машины, чтобы их везти. Давай перед уходом перенесем все в соседнюю квартиру! Это даст нам хорошие отзывы в прессе.
* * *Старлитц встретился с Хохловым в два утра. Полночное солнце оставило обреченные на провал попытки закатиться и теперь вновь поднималось во всем сверкающем великолепии. Старлитц с Хохловым шагали по призрачно опустелым улицам Хельсинки, неподалеку от «Арктики», где Хохлов снимал роскошный люкс.
Как и большинство европейских столиц, Хельсинки был совсем молодой город. Большая его часть отстраивалась с начала века, и множество кварталов сровняли с землей русские бомбардировки в сороковых. Тем не менее, улицы у набережной походили на подмостки для Крысолова из Гамельна — сплошь медные фронтоны крыш, освинцованное стекло и затейливые башенки.
— Мне не хватает мальчиков, — ворчал Хохлов. — Зачем им понадобилось убирать моих мальчиков? Сволочи пустоголовые.
— В Израиле сейчас полно русских евреев. Русская мафия там очень в моде. Может, это нам дают понять, что о нас знают.
— Нет. Они просто разучились делать свое дело. Решили, что мои мальчики охраняют Рафа. Решили, что этот несчастный жирный финн и есть Раф. Раф заставляет их нервничать. Он у них в списке на уничтожение с самой Мюнхенской олимпиады.
— Как они узнали, что Раф здесь?
— Через хакеров в банке. Те слишком много болтают. Трое наших вкладчиков — крупные израильские торговцы оружием.
Хохлов устал. Он всю ночь провел на телефоне, объясняя, что и как произошло, встревоженной клике бывших чекистов, а ныне миллионеров в Петербурге.
— Поскольку все вышло наружу, нам нужно запускать банк немедля, ас.
— А то я не знаю. — Вынув из стальной коробочки розовую таблетку, Хохлов проглотил ее на ходу. — Верхние эшелоны Организации просто без ума от идеи черной электронной наличности, но они старомодны и склонны к скептицизму. Они говорят, им нужны скорые результаты, а сами при этом ставят мне палки в колеса при финансировании.
— А я и не думал никогда, что номенклатура за нас постоит, — отозвался Старлитц. — Это ж все, как один, бюрократы из бывшего КГБ, движутся как улитки. Если японское дельце сработает, капитал у нас будет, не беспокойся. Ты сказал, они ждут результатов? Каких именно результатов?
— Нашего золотого мальчика ты уже видел. Что ты о нем думаешь? Только откровенно.
— Думаю, без него нам было бы лучше. — Старлитц тщательно взвешивал слова. — Для такой гастроли он нам не нужен. Для этого он излишне квалифицирован.
— А ведь он крут, правда? Настоящий профи. И всегда удачлив. Удача в нашем деле лучше, чем умение.
— Послушай, Булат Романович. Мы с тобой давно знакомы, и говорить я буду начистоту. Этот парень не подходит для такой работы. Отмывание налички на Аландах — деловое предприятие, мы пытаемся пробиться в структуру международных потоков наличности. Это — инфобан. Сейчас девяностые годы. Это — выше границ. Запуск такого банка — дело рискованное, ну и что с того? Все, что связано с инфобаном, связано с риском. Это глобальное предприятие, здесь порядок. А вот этот мужик далеко не глобальный бизнесмен. Ты когда-то оплачивал его и снабжал оружием. Уверен, он тогда походил на какого-нибудь поэта-революционера из хиппи а-ля Че Гевара, восставшего против капиталистического общества. Но этот парень нам не в плюс.
— Ты думаешь, он не в себе? Психопат? В этом все дело?
— Послушай, все это только слова. Он не сумасшедший. Он то, что он есть. Он шакал. Он питается мертвечиной, оставленной более крупными хищниками и агентами спецслужб, иногда он убивает кроликов. Обычных людей он держит за овец. Он помешался на обществе потребления. С него станется взорвать наших потенциальных клиентов и посмеяться над этим. Этот мужик нигилист.
