Макс Барри - Человек-машина

— Привет! Мне сказали, у вас трансфеморальная.[3] — Прежде чем я ответил, она подняла простыню. — Ого! Не обманули. Культя чистая. — Она закатала простыню мне до пояса и уперлась локтями в постель, чтобы рассмотреть вблизи. — Механическая травма?

— Тиски.

— Что ж, вы сорвали джекпот. Поздравляю.

Я уставился на нее. Она не первая сочла мою ампутацию идеальной. Но была первой, кому я поверил.

— Если подумываете махнуть и вторую, советую тот же метод. Я серьезно.

— В смысле?

— Шучу. — Она присела, но руку оставила близ культи. — Вы Чарли, да? Скажу вам откровенно, Чарли. Мне нравятся трансфеморалы. Я повидала много транстибиалов,[4] но — не в обиду им будет сказано — с ними как ботинки подбирать. Ни тени искусства. А это… — она похлопала меня по культе; я взвился, — чистый лист. Есть из чего выбирать. Хотите взглянуть на ноги? — Она отвернулась и принялась рыться в конечностях. Непослушная прядь выбилась на лицо, и она заткнула ее за ухо, словно хотела проучить. — Итак, посмотрим, что у нас есть.

Она что-то выбрала. Палку. С резиновым наконечником. Как нижняя часть костыля. Венчало ее телесного цвета гнездо с полотняными ремнями.

— Начальный уровень. Я просто показываю, что вышло из моды. Эй, эй!

Мой взгляд метнулся к ней.

— Я вам этот ужас не предлагаю. Экономвариант. Но ваш патрон, насколько я знаю, оплачивает лучшее — иначе пришлось бы довольствоваться этим. — Она положила ногу-палку на пол так, чтобы мне не было видно. — Забудем о ней. Стоп. Я представилась? Меня зовут Лола Шенкс.

Это я уже прочел на беджике, пришпиленном к ее вздымавшейся блузке. На фото она скривилась перед камерой. Я на ее месте попросил бы переснять.

— Давайте покажу вам кое-что еще.

Вниз от лодыжки устройство напоминало настоящую ногу. Ту, что скончалась несколько дней назад. Пальцы плоские и сточенные. Алюминиевая икра. Колено — металлический шарнир. Поверх всего этого — снова гнездо.

— На эту можно надеть ботинок. По лицу вижу, что вам не нравится, но представьте ее под штаниной. Толстая в этом месте? Так будет натуральнее. Когда привыкнете, никто не заметит разницы. Пока не снимете штаны, — улыбнулась она. Очаровательно молода. Сколько нужно учиться на протезиста? Очевидно, недолго. — Что скажете?

— Как она работает?

— Вот гнездо. Девяносто процентов успеха в том, насколько вы ему подойдете. — (Я обратил внимание на выбор слов: она не сказала «насколько оно подойдет вам») — Засунем культю в чулок, вставим в гнездо через это маленькое отверстие в днище и закрепим ремнями. Но это, конечно, не идеальный вариант. Когда спадет опухоль, мы снимем слепок с вашей ноги и сделаем гнездо на заказ.

— И как в нем ходить?

— Придется взмахивать при каждом шаге. Нужно немного потренироваться.

— Взмахивать?

— Да. Она на шарнире. Какое-то время стопа будет выскакивать вперед. Спускаться по крутому склону будет трудно. Все будет трудно. Что бы вы ни носили, Чарли, придется нелегко.

Я посмотрел на груду ног:

— А еще что-нибудь есть?

Из-за спины Лолы торчало нечто серебристо-черное. Выглядело занятно.

— Испортили всю интригу, — улыбнулась она. — Я наращивала напряжение, пока мы не дошли до топовой модели. Но позвольте предупредить: вы не будете выглядеть естественно. Тут мы жертвуем наружностью ради функции.

— Мне нет дела до естественности.

— Правда? — Лола на миг задохнулась. — Ну и отлично. Я думаю так же. Настоящая красота проистекает из функциональности. Вещи красивы, когда работают. Например, зубы. Ровные и белые нравятся нам не просто так. Такими удобно кусать. А этой ногой удобно ходить.

То, что она вытянула из-за спины, мало походило на ногу. Скорее — на некий механизм. Ступня представляла собой два гнутых штыря, чуть ли не лыжи. Из гидравлической лодыжки вырастали два одинаковых черных стержня, скрывавшиеся в алюминиевом колене. Там, судя по батарейному отсеку, находился микропроцессор.

— Производство фирмы «Экзегезис архион» с адаптивным компьютерным коленом. Вращение по многим осям, полицентричный мах. Подошва из углеродного полимера. Запрещен на Олимпийских играх, так как дает искусственное преимущество перед живыми ногами. Слишком большая энергоотдача. Колено программируемое. Мы приучим его к вашей походке. Оно рассчитывает ходьбу. Вам не придется думать, куда и как поставить ногу, вы просто пойдете.

Я взял протез и повертел. Нога была легкой. Интересный дизайн. Ничего сверхъестественного. Наверху — люлька, очередное прозрачное пластиковое гнездо. В поисках новшеств я заглянул внутрь, но ничего не нашел.

— Не вижу энтузиазма, — сказала Лола.

— Это действительно лучшее?

— Это… если честно, Чарли, вещь исключительная.

— Новая разработка?

— Последний писк, — ухмыльнулась Лола.

Я понял, что она пошутила. Медики склонны к черному юмору. По их мнению, шутка — дрянь, если не фигурируют реки крови и оскверненные трупы.

— Нет. Я серьезно, — сказала она. — Это лучшее.

— Ладно. — Я вернул ногу.

— Эта нога не из мяса. У меня нет настоящей. Но когда вы привыкнете к протезу, он станет не хуже.

— Хорошо.

Она собрала протезы. Я переполз обратно в постель. Я ничего не имел против самой Лолы Шенкс. Просто у нее не было того, чего я хотел.

Ночью я проснулся оттого, что теребил швы, ковырялся в них ногтями. Я сел и включил свет в ожидании худшего. Однако с виду все было цело. Выступила прозрачная капля. Я промокнул ее влажной салфеткой из тумбочки, выключил свет и улегся. Но заснул не сразу, так как расстроился всерьез.

Я находился в помещении с двумя деревянными брусьями. За них, надо было держаться. Три метра в длину, метр между ними, оба на уровне пояса. Кроме них, в комнате ничего не было, за исключением нескольких стульев, стола и растения в горшке. Здесь полагалось двигаться.

Лола Шенкс припарковала меня возле пластикового стула, положила на пол ногу компании «Экзегезис» и закатала мои пижамные штаны. Мне были не по душе эти брусья.

— А вы не очень разговорчивы. — Она пришпилила штаны, превратив их в подобие шорт. — Это плохо.

Одиннадцать лет не носил шорт. Из меня снова лепили кого-то, кем я быть не хотел.

— Почему плохо?

— Вам нужно общение. — Она натянула на культю чулок. — Не всем захочется с вами разговаривать. Люди будут бояться ляпнуть что-то не то. Вам придется разбивать лед.

Она взяла ногу под мышку и провела конец чулка в отверстие. Потянула. Мне стало крайне неприятно: казалось, что швы вот-вот лопнут. Культя вошла в гнездо.

— Что скажете?

— Туго. Очень туго.

— Это хорошо, что туго. — Она обвязала меня ремнем. — Но вы никакой проблемы не видите?

— В чем?

— Я насчет социума. Вы не боитесь одиночества?

— Нет.

Она присела на корточки.

— Вы ищете, чем бы оправдать самоустранение. Так нельзя. Я видела, чем это кончается. Исход зависит от вас, Чарли. От вашей реакции на вызов.

— О'кей.

Я имел в виду другое. Я не хотел отгораживаться от мира. Просто знал, что все равно так и будет.

— Встаньте. — Она отошла.

Я подтянулся, опершись о кресло. Нога свисала с культи. В таком положении она выглядела и вовсе невыгодно. Крючья-лыжины болтались. Они казались хрупкими. Они могли отвалиться в любую секунду.

— Перенесите на нее вес.

Я подался вперед. Гнездо сдавило меня пренеприятнейшим образом.

— Доверяйте ноге, Чарли.

— Но швы…

— Я еще ни разу не повредила швы.

Я вытер лоб рукавом. Оперся на ногу, крючья прогнулись. Логика подсказывала, что они выдержат взрослого бегуна, но верилось в это с трудом. Хотелось бы знать, хорошо ли их проверяли.

Лола Шенкс простерла руки. Я глубоко вздохнул и полностью переместил вес на ногу. Культю сдавило, но терпеть было можно. Я дернулся вперед, потом еще раз. К моменту, когда я добрался до Лолы, пот лил с меня ручьем. Я прошел четыре шага.

— Прекрасно! — Она сияла, как будто искренне радовалась, а я дрожал от изнеможения, но тоже был горд и улыбался в ответ.

Я сидел в постели и рассматривал Экзегезу — так я ее назвал. Тут явно требовались инструменты. Узнать, что у нее внутри. Но кое-что было видно и снаружи. Не такая уж сложная конструкция. По сути — корзина на палке. Удивительно все же, что это считается лучшим. Я начал подозревать, что ампутантов среди инженеров-механиков не так и много. Не иначе, они руководствовались принципом: «Скажите спасибо, что вообще можете ходить».

Но в одном Лола Шенкс была права: нога начала мне нравиться. Не потому, что я мог ходить. Это не главное. Мне нравилось ковылять по направлению к Лоле и видеть, как с каждым шагом расширяются ее глаза, — и то, как она сжимала мне руки, когда я до нее добирался.