Девятый - Сергей Лукьяненко
— Газовый диск? — спросил я.
— Ага. Там пробой. Схождение реальностей. Ангелы и падшие вместе пытаются заткнуть эту дыру. Видимо, другого выхода просто нет.
— Зачем тогда воевать? Заткнули бы быстренько…
— Не факт, что когда реальности разделятся, то обе уцелеют, — сказал Боря.
Я вздохнул. Я тоже об этом думал. Спросил:
— То есть они должны ликвидировать пробоину. Но обе стороны трусят, не знают, кто спасется?
— Верно! И они тянут время, пытаются тихонечко что-то сделать, повысить шансы своей вселенной на выживание.
— Ладно, согласен. Но ты меня не удивил.
— Дело не только в этом, Свят. Мы не задумывались о причине, почему миры соприкоснулись. Ведь это было давно, двадцать с лишним лет назад, всё уже случилось, что тут задумываться. Ничего не исправить.
— К чему клонишь? — прошептал я.
— Ты сказал, что Эля назвала тебя фактором?
Я молчал.
— Соннелон поразил серафима Иоэля каким-то оружием, повлиявшим не только на пространство, но и на время. А ещё под удар попали пилоты. И у вас тоже пошли странности со временем. Особенно у тебя. Когда ты попадаешь в сознание своей основы, то можешь влиять на поступки Свята Морозова. Старые поступки, понимаешь? Так может это ты и стал причиной? В прошлом?
— Причиной того, что реальности сошлись?
— Да. И у них всех теперь тупик, и у ангелов, и у падших. Что с тобой делать, на что это повлияет…
— Лучше бы я не возвращался! — выдохнул я. — Иди в пень, Боря! И без тебя тошно, а ты меня делаешь ответственным за всё!
— Это моя работа, беспристрастный анализ. Что будем делать?
— Лично я собираюсь поспать, — ответил я. — Если ты прав, то в покое меня никто не оставит. Ни ангелы, ни падшие.
Глава 17
Это был очень скучный месяц.
«Гаргантюа» отправился к Земле через трое суток после моего награждения. Корабль как смогли привели в порядок, только ещё одну пострадавшую баржу, пробитую и разгерметизированную, оставили на орбите Титана, по старой войсковой привычке отложив решение её судьбы «на потом».
Эля после моего награждения исчезла. Отправилась куда-то в космические дали, видимо накопив достаточно энергии, даже не попрощавшись. Я не стал расстраиваться, глупо было бы ожидать чего-то иного.
Анна со мной разговаривала нормально, улыбалась, но что-то сломалось в наших отношениях. Мне казалось, что это можно починить, надо лишь сделать шаг, но мы будто оба ждали этого шага от другого.
С Машей я больше наедине не встречался. Мы несколько раз видели друг друга, кивали и улыбались. Мне кажется, её удивляла моя реакция. Она же не знала, что я не двадцатилетний парень во взрослом теле, что во мне есть что-то от летчика Свята… и этого, кажется, становилось всё больше.
Скрипач Петя подарил мне на память струну от скрипки. Я не стал спрашивать, та ли это струна, которой он отпилил голову болвану, скорее всего нет, но мне было приятно.
Писателю Снегирю поклонники из числа инженеров починили болванов и перезалили в них нейросети. Ну не знаю, так себе решение, я бы поменял на новых, от греха подальше. На прощание писатель подписал мне свою книжку, старомодную, из тонкой бумаги кремового цвета, с рисунками сделанными живым художником, а не нейросетью. Шикарная штука! Я её, конечно, только полистал, читать и с экрана можно, а потом бережно поставил на полочку. На титульной странице Александр написал очень трогательное посвящение, где упомянул и то, что я его спас, и что вырос на его книжках, и что я самый настоящий герой.
Все музыканты тоже со мной попрощались, а фокусники подарили книжку под названием «Настоящая магия», о том, как делаются фокусы. Девушки из танцевальной группы обняли и расцеловали на прощание, причем смотрели совсем не так, как на остальных пилотов, и это было приятно. Маша демонстративно обняла меня и поцеловала в губы, что почему-то вызвало всеобщий восторг.
В общем, расстались хорошо. А дальше наступила какая-то скучная и серая полоса.
Мы все тренировались. Но если Эрих, Джей и Анна летали в реальном космосе, то я и Хелен — на симуляторах. У меня не было нормальной зрелой тушки (очередная доросла примерно до восьми лет, я даже нарисовал ей на пятке цифру «10»), а Хелен не восстановилась настолько, чтобы сражаться в космосе.
Нет, она летала и неплохо. Та часть памяти, что принадлежала нашей Хелен, позволяла ей управлять истребителем и довольно лихо сражаться. Но она могла впасть в панику и разреветься при виде летящего навстречу падшего, или начать восхищаться и молиться при виде ангела, совершенно забыв даже про управление истребителем, что уж говорить о боевом взаимодействии. Так что три недели мы с ней ходили на симулятор, где, учитывая её викторианские нравы, одну машину отгородили ширмой от остальных, и сражались с нарисованными противниками.
А наши вначале поработали в патрулях возле Титана, потом слетали к Энцеладу, а под конец даже поучаствовали в миссии у Кольца.
Я злился, но поделать ничего не мог. Моё новое взрослое тело было чудом, надеяться, что Эля вдруг почувствует опасность и вновь меня подстрахует, не стоило. Так что я бродил по базе единственным взрослым пилотом, чувствуя своё полное одиночество. Все были со мной дружелюбны, но не более того. Ну а как дружить взрослому мужику, который каждый день вынужден бриться, с юнцами-пилотами? Тело влияет на сознание куда сильнее, чем можно подумать. Мне пилоты казались слишком быстрыми, суетливыми, поверхностными, ни о чём серьёзном не способными думать. А я для них был словно цирковой уродец, бородатый мальчик ростом метр девяносто. Я стал заходить вечером в столовую и пить пиво с морпехами. Мне наливали без вопросов, но удовольствия я не получал.
Всё не то. Всё не так.
На двадцать третий день Хелен впервые выпустили в реальный полёт у Титана. Она получила позывной «каппа четыре» и отправилась в суточное патрулирование вместе с Эрихом, Джеем и Анной.
Я был за неё искренне рад. И только когда ребята вернулись понял, что нашивка «каппа четыре» теперь принадлежит Хелен.
А я остался без эскадрильи.
В тот вечер я долго сидел с четверкой в комнате Анны. Героиней, конечно, была Хелен. Она справилась, она хорошо пилотировала, она вспомнила какие-то фрагменты прошлого. Так что команда шумела, орала, литрами пила
