Винсент Килпастор - Беглый
Потом он отодвинул в сторону тумбочку и дубликатом бесценного груза передал мне маленькую баночку от майонеза, наполовину наполненную мутным маслом.
— У Сэнсэя днюха через пять дней, я уже вторую неделю коплю — ты давай, не тяни с возвратом!
Я представил как Баев две недели кряду во время обеда вылавливает кружочки масла, плавающее на поверхности обеденного супа, чтобы в день днюхи поджарить с хлебом из баланды же выловленную картоху.
— Днюху Сэнсэю закатим — не бзди! Я теперь сильвестр-столово́й!
— Ага, сам вижу — еще какой сильвестр! Бывай, дружище.
* * *Уже на выходе из подъезда, в полутьме мне на плечо легла тяжелая рука Сэнсэя:
— Тигр бережет свою шкуру, а человек — имя.
— О! Я скучал по твоим фразеологизмам, Сэнсэй! А что мое имя? Я ведь никому зла стараюсь не делать, правильно?
— Разве мудрый станет сторожем еды в стане голодных? Для чего ты бросаешься в эту суету, у тебя срока ведь осталось полгода?
— Да я ведь…
— Будь честен с собой — станет легче быть честным с другими!
Произнеся эту глубокую проповедь, Сэнсэй по кошачьи беззвучно вознесся на второй этаж барака.
Слегка загрузившись от его слов, я двинул к выходу из сектора, где уже вытягивала шею выглядывая меня стройная постовая Рамиля.
Когда она, по девчоночьи немного склонив голову на бок, натягивала повязку на мой левый рукав, я сразу напрочь забыл и о глубине мудрости кекусинкай, и о зажатой под мышкой майонезной баночке с маслом.
Мне захотелось обнять Рамильку так, чтобы сперло дыхание, поднять ее на руки и кружить перед огромными, литыми как в фильме про штурм Зимнего, воротами первого сектора.
Над нами было многослойное, какое-то трехмерное небо с неровными рядами звезд. Такое слоеное небо увидишь разве только в Азии. И можно было так легко забыть обо всем под этим небом, и вопреки мерзопакостным обстоятельствам, и, вопреки всем озабоченным чистотой моего честного имени людям, просто гулять всю ночь в обнимку вот с этим существом у которого в темноте лучатся синие глазищи.
Ох уж это вечное звездное узбекское небо! Ох уж эта полная, колдовская голубая луна!
В такой момент как никогда ясно, что весь бетон, колючие проволоки, юртбаши и прочая болотная нечисть — это всего лишь жутковатые длинные тени, возникшие оттого, в что в твою детскую заглянула полная луна. И боятся этих теней совсем ненужно. Это глупый детский страх. Вот сейчас я обниму мою татарку, поцелую, и схватив под руки, закружу в беспечном лунном вальсе, который моментально поглотит весь остальной мир.
На мое счастье татарочка Рамиля пребывала в более прозаическом духе:
— Сагиты уже минут сорок в спортзале. Скоро выйдут. У тебя совсем-совсем не осталось времени!
* * *Пока я кромсал подгнившую, а местами намертво подмерзшую картошку, масло баева, перемешанное с капельками баланды звонко стреляло, наровя попасть мне в глаза. Масло с водой стреляет звонко как рикошеты пуль в старом советском боевике про басмачей.
Часто мой взгляд падал на мантышницу и другую поварскую утварь Валерчика. Я живо представлял как он раскатывает тесто, мелет мясо в фарш, лепит пельмени или вытаскивает из печки пышащий ароматом пирог и ставит его на белую скатерть перед умиленным до слез Сагитом. Мне становилось грустно. Почему вот так получается — за что бы я не брался — я всегда в этом деле выгляжу в сотни раз хуже других? Что же это я за уродец за такой?
Швырнув тарелку с картохой перед Сагитом и Греком, я сразу же бросился к спасительной двери:
— Вы кушайте, кушайте, я не буду вам мешать.
Не успел.
Грек хапанул картошки и скорее всего той, что слегка подмерзла. Ее, падлу, как не жарь — все равно гадко хрустит, будто редька.
— А мясо-то наше куда девал? Мясо? Продал? Сам все сожрал?
Сагит не стал даже пробовать. Он поднес тарелку к лампочке и стал изучать с видом геолога обнаружившего диковинный минерал.
— Ну, колись, Шурик, отравитель хренов! Смерти моей хочешь? Кто тебе нас заказал? Где мясо?
— Рустам не дал! Вот честное слово! А я говорил ему по буквам САГИТУ мясо, не мне! С-А-Г-И-Т-У!
Сагит и Грек понимающе переглянулись.
— Ну ладно, Сагитыч, ты же видишь повар из меня херовый, участковый — и того хуже. Поставь сюда кого понаглее.
Грек поднялся и поплелся к выходу.
— Конечно, завтра же мы тебя поменяем. Тут шустрить надо, братишка. Задействовать головной мозг.
Но Сагит всегда старался сделать так, чтоб было не по-грековски.
— Ну ничо, малой! Оботрешься. Геша тоже балду гонял тут первое время. Да и Валера не с мантов начинал.
Упомянув манты, Сагит сделал скорбную паузу и продолжал:
— Сейчас этот пост пока в штабу как под микроскопом. Тут такой вот маленький очкастый гоблин как ты, как раз в тему и вписывается.
— Но мы же не должны от этого голодать, правильно? Давай его к Геше отправим на ускоренные поварские курсы.
Геша был семейником Грека и ярким представителем грековой системы управления. Грекова система сейчас была в оппозиции. Поэтому Сагит сказал:
— Нет! Не к Геше. Не к Геше. К Валерчику вот в шизо его завтра поведу после утреннего просчета. На мастер-класс. Пусть учится у профессионалов.
Бывай, Шурик! Смотри не усни тут в тепле. Не спались. Бди.
Сагит оглянулся по сторонам в поисках полотенца и заметив, что я использовал его в качестве скатерти — ловко выдернул почти чистую ткань из-под тарелки с моей смелой версией картошки-фри. Тарелка приземлилась на стол и, сделав пару танцевальных па в стиле гопак, вернулась в состояние безмятежного покоя.
Бросив смятое полотенце под ноги, Сагит вышел из будки. Грек последовал за ним. Я видел через окно, как они пару минут оживленно спорили о чем-то, а потом, как по команьде махнув рукой, покинули вверенный мне пост.
Тогда я сел на сооруженный профессионалом-Валерчиком трон, поставил на колени тарелку с картошкой и стал бдеть. Мне очень хотелось, чтобы под покровом ночи в картофельный двор проникли злодеи. Они склонились бы над зловонной кучей корнеплодов, набивая карманы мужиковским добром. И тут я бы и выскочил и возопил:
— Стой, стой, стрелять буду!
* * *Утром я считал секунды до конца просчета, моля бога чтобы Сагит забыл обо мне и я отрубился на весь день — спать. Сон в лагере — это самый лучший вариант побега.
Но Сагит не забыл. Он явился в первый барак, когда я, облачившись в почти совсем новые длинные китайские подштанники — подарок Сени, уже взбивал перину.
— Вот, на, задобришь Валерку.
Сагит протянул мне кулек с чаем, сигаретками и какими-то узбекскими сладостями со свиданки. Всю дорогу до штрафного изолятора я молился, чтобы он не приказал закрыть меня с Валерчиком в одну хату.
К моему облегчению, этого не произошло. Сагит просто оставил меня в коридоре перед самой хатой Валерчика, сразу же как только в кормушке нарисовалось его плохо выбритое ебло.
— Шурочка, шалава, как житуха?
— Приветы, Валерчик!
— Я слыхал Сагит, долбоебина, тебя на мой пост поставил?
— Да ну его… тяжкий пост, сплю и вижу как свалю оттуда с разнарядки.
— Понятный***. Там, на этом посту мозги ведь нужны. А у меня в залупе мозгов больше, чем у тебя в очкастой башке.
— Да-да. Ты мне уже это не раз говорил. Сагит сказал, ты научишь меня как надо мясо у Рустама выруливать.
— Угу. Научу.
Валерчик гадко хрупнул карамелькой.
— Как отстрочишь мне наскоряк и — сразу всему научу. Даже так — первый урок, дети, это вот пососать дяде Валере***! Второй урок — как вырулить у шефа повара продуктов. Третий урок — как принудить шефа повара САМОГО готовить для Сагита!
От последних слов Валерчика у меня возникло некоторое подобие азарта. Очевидно это отразилось на моем лице, потому что Валерчик сказал:
— Вот-вот, я знал, что ты сам хочешь! Давай подойди ближе к кормушке! Я сейчас вытаращу сюда пепиську — а ты полижешь мне тихонечко, лады? Ну давай, не ломайся уже!
— Валер! У меня встречное предложение! Тебя на сколько укатали? На шесть месяцев? Так?
— Пидоры они все. А встречное предложение отпадает — я у тебя сосать не стану.
— Понятный хер, что они пидоры все. Но вот смотри — у меня до звонка чуть больше шести месяцев. Давай так — ты меня учишь там правильно в столовке двигаться, я тебе — каждый день жрачь с сагитова стола? Кто еще тут сидит с шиком эдаким? Ну!
— Двигаться ты будешь только у меня на штуцере. Вертеться, как на каруселе. Или вот — другое встречное предложение — ты мне на днюху подгони сюда подружку свою — проблядину Рамилю Ивановну. На краткосрочную свиданку.
Если оскорбления в свой адрес я давно научился пропускать мимо ушей, то упоминание моей Рамили завело меня не на шутку.
