Инженер. Часть 1. Набросок - Евгений Южин
– Или за кем? – поддержал его я. – Я же говорил, что один из них крикнул: «Вот он!».
Сам вздохнул.
– Аккуратней тебе надо с этим шокером! Что тебе стоило одного оставить на поговорить? Да и кто ты такой? То, что ты мне рассказал, никто больше не знает. Зачем ты кому-то?
– Может, они конкурента решили убрать, – предположил я и рассказал историю с баржей.
– Интересно. Девочка решила семье помочь? Может быть. Надо проверить.
– Мне совсем другое интересно. Поможете мне добраться до библиотеки? Вы понимаете, о чем я?
Сам потер лицо ладонями.
– Мне тоже много чего интересно. Надо подумать, как наши интересы совместить. Пока же останешься при мне как слуга, – он поднял глаза, посмотрел на мое недовольное лицо и сказал уже жестче: – Ты здесь – никто! Со мной у тебя еще есть шанс выйти кое на кого, без меня – ты труп. Я благотворительностью не занимаюсь, поэтому будешь работать на меня, а там посмотрим, что получится.
– Я работы не боюсь. Боюсь я, что время уйдет, а я так и состарюсь слугой при доме. Кроме того, не хотелось бы работать на неясных условиях – ты работай, а я посмотрю.
– Никто тебя полы мыть заставлять не собирается. О том, чем тебе заниматься, поговорим после, как и о договоре. А сейчас покажи свой агрегат в действии.
– А вы расскажете кое о ком?
Тот устало улыбнулся.
– Наглец! Об этом завтра. Давай, показывай!
– Вы очень похожи на вашу дочь, или наоборот – она на вас. Охотно слушаете, но ничего не сообщаете – все потом, завтра. У меня с ней была сделка заключена – за каждый вопрос я имел право задать свой и рассчитывать на честный ответ.
– И что?
– Она не задала ни одного.
Сам ухмыльнулся.
– Похоже, вы тесно общались. Если я сказал «завтра», значит, так и будет. Так покажешь мне его или нет?
– Моя доброта меня погубит, – заявил я и встал.
– Добро и зло относительны, – философски заметил Сам и уступил мне дорогу.
Во дворе обнаружились пятеро охранников из тех, что прибыли вместе с Самом, – двое стояли у ворот, еще один ждал нас за дверью, и парочка болталась у фонтана. Увидев нас, парочка у фонтана испарилась, зато в галерее нарисовалась любопытная физиономия Саэтех. День угасал, еще чуть-чуть – и двор зальет ночная тьма.
Я остановился. Если я сейчас что-то продемонстрирую, то это наверняка рано или поздно станет известно скелле. И тогда защитить от их недовольства сможет только заступничество Сама, если, конечно, сможет. Кажется, он задумал эту демонстрацию не только из чистого любопытства. Сам хозяин дома, выйдя из моей комнаты, вновь превратился в высокомерного аристократа – надменный взгляд, неподвижное суровое лицо, выправка профессионального военного.
– Послушайте, уважаемый Сам! Вы просили продемонстрировать вам довольно щепетильную технологию, и я обещал. Но мы не говорили о том, что свидетелями этого будут посторонние. Вы же не хотите, чтобы для сохранения секретности я убивал ваших людей?
Тот нахмурился, вполоборота рассматривая меня.
– Хорошо. Пустой склад тебя устроит? – он рукой указал на помещение, где я складывал тела нападавших.
– Устроит.
Мы зашагали к складу. Охранник, поджидавший нас за дверью, – следом. Сам распорядился, чтобы тот стоял снаружи, и мы скрылись в большом темном помещении. Склад был пуст. Не было ни моего импровизированного холодильника, ни следов механизмов, от которых он работал. Ацетиленовый фонарь еле освещал пространство около входа, и я подкрутил его. Фонарь загудел и зашипел, но все равно справлялся с темнотой обширного помещения с трудом. Я предупредил Сама, поднимая шокер:
– Вспышка будет очень яркая, есть смысл смотреть немного в сторону, чтобы не ослепнуть.
Тот кивнул, и я надавил на спуск, разгоняя маховик.
Дом по периметру не имел окон до второго этажа, поэтому посторонние снаружи ничего увидеть не могли. Во дворе же царил переполох. Всем, кто там оказался, трудно было оставаться равнодушным, когда из окошек склада под потолком галереи и из щелей под входными воротами рванулся ослепительный голубовато-белый свет, отбросивший на внутренние стены двора тени колонн, поддерживавших галерею. Воняло озоном. Несмотря на мое предупреждение, глаза ослепли. Все, что мы сейчас могли видеть, – ослепительно яркая закорючка, носившаяся в темноте следом за движением наших глаз.
В темноте скрипнула дверь склада, и тут же отозвался хозяин:
– Оставайся за дверью! – осадил он забеспокоившегося стража.
Мы продолжали молча стоять. Я хмыкнул и спросил невинным голосом:
– Может, повторить?
– Спасибо. На сегодня достаточно, – и после небольшой паузы: – А долго еще?
– Это называется «зайчик». Такое мелкое шустрое животное на Земле. Пройдет минут через десять.
– Зайтшик, – он помолчал и повторил: – Зайтшик, – еще помолчал и сказал: – Давай подождем еще – будет некрасиво идти при моих людях как слепой, щупая стены.
Впрочем, со склада он вышел первым.
Глава 26
От маленького кусочка пастилы непривычного ярко-красного цвета медленно поднимались в воде клубы темного дыма. Длинная серебряная ложечка для размешивания, которая лежала рядом с бокалом, оставалась нетронутой. Почему-то мне доставляло особое удовольствие следить, как постепенно, без моего участия, раствор менял свое состояние от кристальной прозрачности до насыщенного багрового цвета. Я вытянул ноги и откинулся в глубоком низком кресле так, что бокал стоял на уровне моего лица. В кресле напротив молчал Сам, похоже, вымотанный событиями дня до предела. Кабинет освещался впервые мной увиденной здесь лампой, похожей на керосиновую, от которой исходил незнакомый приятный запах.
Хозяин дома шевельнулся, видимо, удовлетворенный результатом смешивания, поднял бокал и молча отпил из него. Я уже знал, что местный этикет сильно отличался от привычного мне – приветствие, прощание, знакомство, процедура совместного распития – все было иным. Я и сам уже порой начинал отвыкать от приветствия встречных, а уж как выглядит прощание, похоже, вообще скоро забуду.
Надо сказать, что после демонстрации шокера отношение Сама ко мне разительно изменилось. На него произвел куда меньшее впечатление мой рассказ, чем несколько секунд слепящего света. В местном языке местоимение «вы» имело несколько иное применение, чем в русском. Оно не использовалось в качестве демонстрации уважительного отношения, а подчеркнуто носило
