Александр Тюрин - Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры
В ответ на лице Дворкина появилась только отстраненная буддистская улыбка Пол Пота. Он стал раскатывать по трюму, хватая с полок разные детали, в руках у него появились провода и чипы. Это не предвещало ничего хорошего.
– Дорогой ветеран, мы вас приобрели без упаковки – паутина давно засохла и рассыпалась. И зачем вам этот пессимизм? Мы оба – бравые вояки, а значит, вечеринка будет продолжаться, пока нас не вынесут вперед ногами. Вам приходилось командовать взводом, в котором у всех менингит, понос и гонорея?
– Нет!
– Жаль. Иначе вы всегда находили бы повод для оптимизма. Мне, например, нравится моя инвалидная коляска. Так ведь удобнее; коляска на одной магистральной шине с моими мозгами, поэтому ею можно управлять с помощью мысли. Мечта поэта! Если бы даже я оплатил себе новый клон-позвоночник, то из-за атрофии мышц в лучшем случае ковылял бы, как беременный птеродактиль. А на коляске летаю со свистом, даже по нашему кладбищу обгаженных кораблей.
– Какой торчок не любит быстрого улета, – согласился Вурдалак, не без злорадства наблюдая, как коляска Дворкина стала буксовать, застряв среди двух ящиков.
– А мне кажется, Би Дэ, вы что-то не договариваете.
– Конечно, не договариваю, я ж не специалист по systema nervosum periphericum [19], – сказал Дворкин, растолкав ящики. Один из них перевернулся на бок, высыпав носы, пальцы, волосы, глаза и прочую дешевую биомеханику с яркими южноазиатскими этикетками.
Я решительно попробовал пошевелить пальцами и опять безрезультатно. Ясно, они накачали меня медботами, которые блокируют двигательные нервные цепи. Я едва не завизжал от страха. Это же потрошители! Сейчас начнут распиливать мне череп, выкачивать мозги, срывать кожу и терзать трепещущую печень. На прошлой неделе расчленили одного нашего товарища по распитию пива. В полиции сказали, что он жил еще пять часов после того, как его начали курочить. Видимо, потрошители никуда не торопились, курили и наслаждались криками. По прежнему адресу от нашего товарища остались только десятка два костей, кусок кожи где-то метр на полметра и полкило кала из прямой кишки. А все остальные части тела попали в коробку с контрабандой и эмигрировали в страну с более высоким уровнем жизни.
– Смотрите, Негр, раньше в этой банке со спиртом мы хранили голову знаменитого питерского робингуда Юрия Флейшера, после того как его убили шуцманы в сражении при ресторане «Тройка», – сообщил Дворкин, стукнув желтым прокуренным ногтем по какой-то емкости. – Глаза у Юры словно живые были, мудрые, всепонимающие, даже улыбающиеся. Но потом голова куда-то пропала. И теперь у нас там всякие полезные звери плавают, которым лишний раз окислители не нужны. Мы вас угостили стаканчиком из этого священного сосуда. Так что, считайте, что вы с Флейшером выпили на брудершафт. Гордиться надо.
Слова Дворкина плыли передо мной как дым, а я больше не мог контролировать панику, которая бурлила во мне от горла до солнечного сплетения.
– Пустите, суки, фашисты! У меня одноклассник в шуцманшафте.
– Да чего вы распереживались, майн либер, стали поминать какие-то шуцманшафты, так вы и до латышских стрелков дойдете. – «Унитаз» подкатился из угла к Дворкину и оказался полон всяких медицинских инструментов, которые инвалид стал перебирать своими не слишком чистыми руками. Это занятие он неожиданно прервал, с высокой хрипотцой рявкнув на меня. – Фашисты не мы, это так же точно, как и то, что мама мыла раму. Вы нас не путайте с Леркой Найдорф. Фашизм – это ведь не какая-то конкретная идеология, это – состояние души. Обещала мадам Найдорф переморить совков за преступления против «свободных народов» и сделала. В чем ей активно помогали замечательные историки, журналисты, сценаристы, режиссеры и прочие носители «генов нравственности».
– Слушайте, Би Дэ, на философские темы мы как-нибудь в другой раз могли бы поговорить.
– А это вы сами расфилософствовались. Мы же пацаны вполне конкретные. Эй, мосье ле вампир, подтолкни же меня, видишь, колеса буксуют. И давай поближе к терминалу, будет и для тебя работенка. А вы, Негр, в самом деле, расслабьтесь, вы же не в гинекологическом кресле. Никто не собирается мазать зеленкой геморроидальные шишки в вашей попе. Мы просто сейчас поставим вам широкополосный нейроконнектор, приконнектимся по-братски и слегка познаем вас.
Или от этого известия, или от «гномиков», оседлавших мои нервные пути, бурление во мне прекратилось и я стал отключаться от кошмарной реальности.
Я все видел и слышал, но виды и звуки прилетали как будто издалека.
– Чего-то мне нехорошо, – прошептал я.
– А что сегодня вообще может быть хорошего? С такой генерал-губернаторшей, как у нас, которая точно не знает, девочка она или мальчик, – отозвался Дворкин. – Мань, поставь-ка клиенту слюноотсос, а то течет сильно; мне, как дежурному по дурдому, тяжело это видеть.
Новый персонаж, чернокожая красотка с губами-оладушками, подвижными косичками-дредами а-ля Горгона и слабо прикрытым бюстом выдающихся размеров, засунула мне в рот постанывающую крючковатую трубку. А потом ее крупные губы чмокнули меня в лоб. Я даже сквозь свою каталепсию почувствовал секс-флюиды. Давай, эбеновая девушка, буди меня зажигательными поцелуйчиками. Наклонись ко мне еще разок, из глубокой ложбинки между твоих первосортных грудей пахнет оглушительной бабой. Представляю, как твои крупные шоколадные соски мажут меня по лицу, губам, глазам, как твои спелые бедра обтекают горячей волной мои онемевшие гениталии и пробуждают их к новой жизни, много чего представляю...
– А что, может, сразу перейдем к стриптизу? Негр, похоже, не готов оборонять свой баобаб от моей Мани, – удовлетворенно заметил Дворкин, однако это обстоятельство не понравилось его напарнику.
– Я уже ревную. Маня-Мириам, поверь мне, все без исключения мужики заслуживают мучительной смерти. Возьми-ка там ершик, тот, полуметровый, что в углу стоит, и засунь этому баобабу в дупло, – стал злобно науськивать Вурдалак.
Было слышно и даже видно, как девка смеется, и разнузданные звуки отражаются от металлических переборок, повисая посреди трюма сизым туманом.
– Отстань от клиента. Когда клиент боится, он потеет, или еще что похуже делает, а мы все находимся в замкнутом пространстве, которое я никогда не проветриваю во время работы, – довольно строго сказал Дворкин Вурдалаку. – И вообще, почему нет нормального напряжения? Может, этот маньяк за стенкой опять экспериментирует с электрическим стульчаком. То двести, то триста вольт, лазерный скальпель мигает, ети его. Я же не свинье операцию делаю.
Я хотел добавить насчет «не свиньи», но боль заставила меня поперхнуться; она проткнула мою шею, изначально резкая, многозубая, однако занавешенная туманом анестезии.
– Все, все, не дрыгайтесь, Негр, разъем встал на место. Лягушкам в виварии гораздо хуже приходится, но ведь даже они не жалуются. А у вас, в отличие от жертвенных земноводных, впереди блестящие перспективы. Убьете проклятого француза на дуэли – я покажу, как это сделать – и женитесь на Мириам. Она, кстати, чемпионка по танцам в классе ламбады. А сейчас осталось воткнуть нейроконнектор и задать ему начальную конфигурацию...
Тягучие слизневидные слова Дворкина протекали сквозь узкое ржавое пространство, застывая мокрым лишайником на его стенках.
...Загружен драйвер нейроконнектора, активизирован пул соединений, канал преобразования функционирует нормально, получены ответы от неокортекса и таламуса, ответы дешифрованы, соединения стабильны...
Перед глазами прошло искажение, мир стал плоским и слегка выгнулся, предметы с протяжным шорохом скривились и даже оторвались от палубы. Потом этот изгиб исчез, но четкости зрения уже не было, все вокруг стало дымчатым, диффузным.
И хотя моя голова сейчас соображала не больше, чем гнилая репа, я понял, что попался полностью и окончательно.
– Господа, все на мостик. Поднять якорь, полный вперед. Начинается волнующее путешествие по чужим мозгам. У старого Сильвера ноет деревянная нога. Это, наверное, к буре, – забалаболил словоохотливый Дворкин.
– Я уже чувствую, как от мозгов Негра несет просроченной едой, паленым алкоголем и прочим дерьмом, – причмокнув, сказал Вурдалак. – Может, сразу спустим их в сортир?
Они получили полный доступ в мой череп. Если бы они хотели слегка подпрограммировать меня, то обошлись бы простой инъекцией диффузного наноинтерфейса. Но они ставят постоянное устройство – значит, берут под полный контроль, – отростки матричных нейроконнекторов сейчас прорастают в мои нервные центры.
– Во-первых, сортир на судне называется как? Гальюн, – притормозил Дворкин партнера. – А во-вторых, клиента надо любить, как самого себя. Завтра ты можешь оказаться на его месте, и какой-то низколобый придурок начнет куражиться над тобой.
