Стивен Хант - Небесный суд
— Я нахожу ее… несколько тоскливой, демсон, — смело ответила Молли.
Эмму Фейрборн, ее слова, похоже, сильно позабавили.
— В самом деле? Для девочки, воспитанной в этих стенах, ты удивительно грамотно строишь фразы.
— Последний директор, то есть дама-директор, была круговисткой, демсон Фейрборн, — вступил в разговор бидл. — В ее классах имелись дети, которые в нарушение закона о бедняках были старше предусмотренного законодательством возраста.
— Ум это то, что труднее всего поддается усовершенствованию и легче всего утрачивается, — выразила свое мнение его гостья. — А ты, Молли, насколько я понимаю, не получала никакого жалования за выполняемую тобой работу? Или я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаетесь, демсон, — ответила Молли. — Все заработанные нами деньги идут в Совет по делам бедных.
Демсон Фейрборн понимающе кивнула.
— Да, страшно подумать, за какие огромные деньги Опекунский совет закупает провизию в самых дешевых харчевнях. Впрочем… — Эмма Фейрборн посмотрела бидлу прямо в глаза, — должны же поставщики окупать накладные расходы, а они у них, как я понимаю, немалые.
Сидевший за письменным столом бидл беспокойно заерзал в кресле.
— Ну что ж, моя дорогая. — Эмма Фейрборн поправила лежавшую у нее на плечах короткую шаль из набивного шелка. — Ты мне подходишь. Думается, что я смогу выплачивать тебе приличное жалование при условии, что Опекунский совет будет ежемесячно отчитываться за свои траты.
Молли была потрясена услышанным. Если и есть на свете наниматель, который оплачивает пособие работному дому и выдает дополнительные деньги пансионерам, то в работном доме Сан-Гейт такой появился впервые. Ведь для чего созданы работные дома, как не для того, чтобы служить источником дешевой рабочей силы для опекунов.
— Не забывайте о том, что она сирота, — напомнил гостье бидл. — Через год она достигнет совершеннолетия и обретет право голоса. Я могу переслать вам ее опекунские документы на двенадцать месяцев.
Эмма Фейрборн улыбнулась.
— Думаю, что через год ваша подопечная разовьет в себе вкус к роскошной жизни и вряд ли захочет возвращаться к вам.
Молли вышла вслед за своей новой нанимательницей на улицу, оставив работный дом во власть бидла и его присных.
Эмму Фейрборн ожидала собственная, черного цвета карета, запряженная вороными лошадьми. Неподалеку стоял крепко сбитый, облаченный в черную ливрею лакей.
— Демсон Фейрборн, — вежливо кашлянула Молли, когда слуга открыл дверцу кареты.
— Да, моя милая.
Молли указала на оставшиеся у нее за спиной высокие стены работного дома, очень похожего на тюрьму.
— В таких местах, как это, домашнюю прислугу обычно не нанимают.
На лице новой хозяйки появилось удивленное выражение.
— А я. Молли, беру тебя не в кухарки и не в посудомойки. Мне показалось, что ты узнала мое имя и вспомнила, кто я такая.
— Ваше имя?
— Я леди Фейрборн, Молли. А мое заведение называется «Фейрборн и Джарндайс».
Молли почувствовала, как в ее жилах застыла кровь.
— Поезжай, — произнесла леди Фейрборн и подмигнула своему коренастому слуге. — К несчастью, лорд Джарндайс покинул нас, отойдя в мир иной, верно я говорю, Альфред?
— Увы, миледи, так оно и есть, — ответил слуга. — Говорят, что милорд задохнулся во время ужина, подавившись кусочком панциря омара.
— Верно, Альфред. Как, однако, неосмотрительно с его стороны. Один из тех редких случаев, когда хорошая жизнь оказывается вредной для здоровья.
Глаза Молли все еще оставались круглыми от удивления.
— Но «Фейрборн и Джарндайс» это…
— Верно, моя милая, это публичный дом. Ну а я, давай не будем проявлять излишней чувствительности, широко известна как Королева Блудниц.
За спиной Молли, отрезая ей пути к отступлению, тут же вырос лакей по имени Альфред.
— А ты, Молли, надеюсь, станешь одной из лучших девушек моего заведения.
А тем временем в кабинете бидла Смотрящая слилась с реальностью работного дома. Ей было дозволено только одно вмешательство, и оно оказалось одним из самых удачных. Небольшое. Каким ему и полагалось быть. Его даже трудно назвать настоящим вмешательством.
Первоначально бидл намеревался отдать опекунские документы Молли на большую бойню близ Крингли-Корнер, но на этой тропе реальности было видно, как буквально через месяц с небольшим Молли возвращается обратно — ее отсылают назад в работный дом за неповиновение. Что было бы не слишком выгодно для Смотрящей и ее замыслов.
Оказалось удивительно легко заставить мысли бидла отклониться на самую малость в сторону, чтобы в его голове сформировался новый замысел. Куда сложнее было повлиять на волевое, стальное сознание Эммы Фейрборн, однако и это стало возможным в пределах допусков вмешательства, дозволенных Смотрящей. В данный момент бидл сидел за письменным столом, подсчитывая, какое количество денег осядет к концу недели в его карманах.
Смотрящая сделала все для того, чтобы в густом химическом супе мыслей этого хапуги все было четко и объяснимо. Нечто непонятное, возможно, шестое чувство, заставило бидла почесать затылок и глянуть прямо туда, где стояла Смотрящая.
Увеличив мощность инфильтрации в его оптический нерв, она стерла даже фоновое свое присутствие, чем вернула его крошечный обезьяний мозг в состояние покоя. Серебро и золото, мысли о деньгах. Бидл сложил бумаги в аккуратную стопку и запер их в ящике письменного стола. На нынешней неделе выручка снова будет вполне приличной.
Смотрящая вздохнула и покинула реальность. К сожалению, бидл проживет недолго. Он не успеет купить двенадцатый домик на взморье, который еще больше увеличил бы его растущую империю недвижимости. В принципе, ей ничего не стоило его спасти. К счастью, вмешательство такого рода не входило в ее обязанности.
Глава 2
Поле для посадки и взлета аэростатов в Хандред-Локс медленно заполнялось пассажирами, ожидавшими прибытия «Леди Хоклайт». Оливер проверил карман брюк. Скомканный листок с описанием внешности гостя его дядюшки был на месте.
— Оливер! — прозвучал голос Таддиуса, чем отвлек юношу от мыслей о дядюшкином поручении. Таддиус — его школьный приятель. Вернее, приятель по тем временам, когда Оливеру еще было разрешено ходить в школу.
Как повсеместно водится среди мальчишек, паренек получил прозвище от противного — его называли Слим, Худыш. Прозвище было на редкость удачным, потому как резко контрастировало с его внешностью. Толстяк Таддиус имел в Хандред-Локс массу знакомых вроде Оливера. По крайней мере столько, сколько осталось приятелей у самого Оливера, после того как распространилась молва о том, кто он такой… или кем, возможно, станет.
— Следишь за хвостом? — поинтересовался Оливер.
— Слежу за хвостом, — подтвердил Таддиус, и его круглая физиономия расплылась в улыбке.
Он показал Оливеру открытую записную книжку, аккуратно расчерченную карандашом на квадратики.
— Смотри, на прошлой неделе я засек хвостовой код «Леди Даркмур». Обычно она летает на маршруте Медфолк-Калгнесс, но торговый флот для полетов на юг переходит на новые суда класса «Страж Каннингем», так что некоторые аэростаты, которые раньше летали на север, сейчас переводятся сюда.
Оливер вежливо кивнул, изображая понимание. Таддиус отчаянно мечтал попасть в ряды Королевского аэростатического флота. Увы, у его семьи было слишком мало денег, чтобы купить ему офицерский чин, но чуть-чуть многовато для того, чтобы одобрить его желание поступить на службу в качестве рядового авиатора. А посему толстяк Таддиус собирался следовать семейной традиции и стать мясником, как отец и братья, и в то же время проводил вчера на аэродроме, наблюдая за полетами воздушных кораблей. Мечтая о том, что может произойти сейчас и в будущем. Оставалось всего три месяца до того дня, когда Таддиус и его одноклассники в последний раз выйдут из ворот местной государственной школы.
— Персоналу летного поля построиться! — крикнул офицер, одетый в зеленую летную форму, и группа крепких, спортивного телосложения авиаторов заняла свои места, образовав вытянутый эллипс в форме сигары.
К голове строя подвели двух мощных тяжеловозов, и те встали рядом с похожим на тягач паровиком, обслуживавшим летное поле. Паровик не утруждал себя никакими приготовлениями. Прозвище его было Ржавый Болт, а трудился он на взлетном поле еще с тех времен, когда дядюшка Оливера сам был мальчишкой. Огромный, ростом с два вагона, с брюхом-котлом, на котором крепились шесть колес. Несмотря на преклонные годы, паровик все еще был способен любой из четырех своих рук подтянуть аэростат и вновь поставить его во взлетное положение.
— Пассажиры, ожидающие рейса, проверьте свои билеты! — обратился к присутствующим служащий.
