Стивен Хант - Небесный суд
Каждые несколько десятилетий какая-нибудь иностранная держава принимала спокойную приверженность шакалийцев к верховенству закона за отсутствие внешнеполитических амбиций. Принимала добровольную склонность к смиренному изоляционизму за признаки слабого и деградирующего общества. Такая держава обычно приходила к мнению, что нацию лавочников стоит заставить служить тем, кого она создала, вырастила и превратила в воинов и забияк. Враги королевства делали ошибочный вывод, что предпочтение не воевать равнозначно неумению воевать и отказу от войны. Все они в свое время жестоко поплатились за свою преступную наивность. Медленные на подъем шакалийцы на деле оказывались отнюдь не нацией увальней-лавочников, скупердяев-мельников и бестолковых батраков. Наивные иностранцы сталкивались с западней, полной свирепых львов — людей с твердым, неуправляемым характером, совершенно нетерпимых к всевозможным задирам — как иностранным, так и взросшим на нивах своего собственного королевства. Разумеется, не вредило положению королевства на мировой арене и то, что шакалийцы являлись единственной нацией на Земле, обладающей запасами летучего газа. Ни с чем не сравнимый воздушный флот Шакалии был предметом нескрываемой зависти всего мира и являл собой движущуюся стену смерти, готовую в любой момент гарантировать подданным королевства свободы, дарованные им несколько веков назад.
«Лучше быть лакеем в Шакалии, чем принцем в Квотершифте» — так пелось в широко известной застольной песне, и в данную минуту сердце Молли, оказавшейся в самой гуще обезумевшей от шовинистического угара толпы, переполнилось гордостью и восторгом. Затем девочка вспомнила, что в работном доме ее ожидает бидл с безжалостной тростью, и ее сердце упало. Впрочем, к ней довольно быстро вернулась решимость, укрепившаяся при воспоминании об одном из уроков истории в классе покойной демсон Дарней. Эти уроки были сродни драгоценным камням, и Молли их чрезвычайно высоко ценила. Еще бы, ведь они скрашивали безрадостную жизнь. И вот ей вспомнился один из них, вспомнился с удивительной яркостью, как будто не прошло несколько лет со дня смерти женщины, относившейся к Молли с сердечностью родной матери.
Урок проходил в форме изучения письма, написанного много столетий лет назад — это был отчет испуганного квотершифтского посланника в Шакалии своему королю. Дело было задолго до гражданской войны в Шакалии, когда большая часть континента все еще изнывала под тяжким гнетом абсолютистских режимов. Монарх старой королевской династии Шакалии находился в театре, когда публика по неведомой причине неожиданно возмутилась постановкой пьесы и принялась освистывать актеров. Затем, увидев в королевской ложе своего верховного правиле теля, принялась побивать его камнями. Изумленный посланник Квотершифта описывал своему монарху невероятное зрелище: королевская милиция вела на улице арьергардный бой, а разъяренная толпа тем временем гналась за своим дородным августейшим властителем, которому ничего не оставалось, как броситься наутек из подожженного мятежниками театра. Перепуганный посланник страны, где даже покорного раба избили бы до смерти за одно лишь непочтительное обращение к представителю благородного сословия, счел это зрелище возмутительным. Для шакалийцев же в подобном поведении не было ничего необычного.
Молли навсегда запомнила урок. Пусть сама она сирота, воспитанная не слишком ласковым государством, но она никогда не допустит заносчивого бахвальства. Ведь в глазах закона она такая же полноправная гражданка своей страны, как и любое официальное лицо работного дома или хозяйка миддлстилской прачечной.
Одна беда: не похоже, чтобы бидл разделял ее взгляды на равенство.
Кабинет у главы работного дома на Сан-Гейт удивительно не соответствовал всем прочим помещениям обшарпанных строений, в коих названный работный дом располагался. Внушительных размеров письменный стол из тикового дерева, на стенах прекрасной работы ковры. Еще одним украшением кабинета был обязательный, писанный маслом портрет Первого Стража Хоггстона. Прежде чем Молли поняла, что бидл не собирается обрушить на нее гневную и оскорбительную тираду, она успела отметить про себя спокойное присутствие незнакомой элегантной дамы, сидевшей в шезлонге. Красота. Изящество. Платье чересчур дорогое, школьные инспекторши таких не носят. Молли бросила на бидла недоверчивый взгляд.
— Садись вот сюда, Молли, — начал бидл, моргнув ленивыми глазами записного пройдохи. — Я познакомлю тебя с нашей гостьей.
Молли тотчас постаралась придать лицу покорно-равнодушное выражение.
— Да, сэр.
— Молли, это демсон Эмма Фейрборн, одна из наиболее знаменитых работодателей, дарующих работу нашим воспитанницам.
Гостья ласково улыбнулась девочке и отбросила назад локон светлых волос, поседевших от времени и перекрашенных в оттенок платины.
— Здравствуй, Молли. Как твоя фамилия?
— Темплар,[1] — ответил за девочку бидл. — Видите ли…
Гостья предупреждающе согнула палец. Жест этот, по всей видимости, означал неудовольствие, и неожиданно для Молли бидл умолк.
— Молли, я уверена, что ты сама можешь высказаться без посторонней помощи…
— Это из-за круговистского храма на Ламп-стрит, где меня нашел олдермен. Меня подбросили к ступеням храма, я была завернута в шелковые пеленки, — ответила Молли.
— Шелковые? — улыбнулась демсон Фейрборн. — Должно быть, твоя мать принадлежала к благородному сословию, иначе она не стала бы разбрасываться шелковой тканью. Легкий флирт с каким-то человеком из низшего сословия или, возможно, самый настоящий роман?
Молли состроила недовольную гримаску и промолчала.
— Понимаю. Ты, должно быть, уже давно размышляешь о том, кем были твои родители. Тем более о чем еще можно размышлять в таком месте, как это?
Мысль, неожиданно посетившая Молли, видимо, отразилась на ее лице, потому что демсон Фейрборн поспешила отрицательно покачать головой.
— Нет, Молли. Я не твоя мать, хотя, насколько я понимаю, мой возраст дает основания предполагать, что ты могла бы быть моей дочерью.
Бидл прочистил горло.
— Должен предупредить вас, что Молли у нас девушка с характером, демсон. Я бы даже осмелился сказать, с темпераментом.
— Под стать ее непокорным рыжим волосам, вы хотите сказать? — улыбнулась дама. — А кто не стал бы проявлять свой истинный характер, окажись он волей судьбы в таком унылом месте, как ваше? Где ты лишён хорошей одежды, доброго вина, галантного общества и карточных игр? Окажись я сама в таких условиях, мой характер тоже не слишком улучшился бы.
Бидл смерил Молли недобрым взглядом, после чего посмотрел на гостью.
— Я не…
— Полагаю, я услышала от вас все, что мне нужно, бидл, — отрезала Эмма Фейрборн. — Ну что ж, Молли. Не окажешь ли ты мне любезность принести вон ту книгу?
Молли увидела переплетенный в кожу том, на который указывала гостья. Книга стояла на самой верхней книжной полке библиотеки. Девочка пожала плечами, подошла к полке, сняла нужную книгу и стряхнула с нее пыль. Старая, ни разу не читанная книга, какой-то философский труд — такие обычно хранят в кабинете лишь за тем, чтобы производить впечатление на посетителей. Девочка подошла к шезлонгу, в котором восседала Эмма Фейрборн, и протянула ей указанный томик.
Демсон Фейрборн нежно взяла руку Молли в свою, подержала какое-то мгновение, после чего, перевернув девичью ладошку тыльной стороной вверх, взглянула на нее так, как делают цыганки, промышляющие гаданием.
— Спасибо, Молли. Я рада, что твоя работа у женщины по имени Снелл оказалась такой недолгой. У тебя слишком красивые руки, чтобы погубить их едким раствором в стиральной лохани. — С этими словами гостья положила книгу на стоящий рядом столик. — А еще у тебя прекрасная осанка, что удивительно для юной особы твоего роста. Кстати, он составляет, пожалуй, чуть больше пяти с половиной футов.
Молли утвердительно кивнула.
— Моя милая, ты даже не представляешь себе, сколько смазливых барышень топали передо мной тяжелой походной, как те тяжеловозы на сельской ярмарке, или важно расхаживали вокруг, словно пава, которую злой рок заковал в свинцовый корсет. Думаю, с тобой можно поработать. Скажи-ка, Молли, ты довольна своей жизнью в работном доме?
— Я нахожу ее… несколько тоскливой, демсон, — смело ответила Молли.
Эмму Фейрборн, ее слова, похоже, сильно позабавили.
— В самом деле? Для девочки, воспитанной в этих стенах, ты удивительно грамотно строишь фразы.
— Последний директор, то есть дама-директор, была круговисткой, демсон Фейрборн, — вступил в разговор бидл. — В ее классах имелись дети, которые в нарушение закона о бедняках были старше предусмотренного законодательством возраста.
