Виктор Точинов - Непостижимая концепция (антология)
Она торопливо отвела взгляд. Потом искоса взглянула снова. Зеркало отодвинулось на прежнюю дистанцию. Стелла не удержалась, повторила эксперимент – человек становился все ближе, все реальней, – и работа его подошла к концу: откинулся на спинку кресла, с довольным видом созерцая что-то, невидимое Стелле. Произнес непонятную, но торжественно прозвучавшую фразу, взмахнул рукой… Она опомнилась в последний момент, на самой границе, до того хотелось разглядеть, чем же занят незнакомец.
На третьем цикле наблюдений разглядела… И удивленно вскрикнула:
– Так ведь это же…
– Да, это святой Маркус… – согласился Бальди. – Видишь руну Кронг?
Стелла не поняла ничего. Она хотела сказать, что в большой конической колбе копошились крошечные серые твари – точные копии тех, с которыми воюют солдаты Геверница. Копии, уменьшенные в масштабе сто к одному.
Но Бальди, как выяснилось, смотрел на другое зеркало – где человек в длинном прожженном фартуке возился рядом с чем-то огнедышащим, не то с топкой громадной печи, не то с чем-то в том же роде.
– Ты сюда взгляни! Вот откуда берутся твари, что лезут из прорывов! Подожди… Маркус Кронг?! Этот алхимик – прелат Маркус Кронг?! Но ведь он…
– Как видишь, не совсем…
– Но где же он? Что отражают эти чертовы зеркала?
– По-моему, ничего не отражают… И он именно там.
– В Зазеркалье?
– Можно использовать и такой термин. Демиург из Зазеркалья…
– Ты циник, Бальди… Перед тобой творец мира, который ты самонадеянно назвал своим именем.
– Случается… Америго Веспуччи тоже не сотворил континент, названный в его честь.
– Смотри, ему чем-то не нравятся получившиеся гомункулусы… Совсем не нравятся…
И в самом деле, колба с копошащимися существами была небрежно отброшена в сторону, послышался звон бьющегося стекла. Человек что-то раздраженно произнес. Стелла подумала, что сейчас, или же очень скоро, случится очередной прорыв…
– Что он сказал? Ты понимаешь?
– Что-то о нехватке энергии… Забавно… Мои расчеты показали то же самое – этот мир задыхается без энергии, он на грани коллапса, ему нужен свой Большой взрыв… Но кто бы мог подумать, что здесь сидит в должности демиурга отражение Маркуса Кронга и страдает от той же беды…
– Боюсь, в этом мы ему не поможем…
– Да почему же? Насколько я знаю Геверница и Моратти – помощь уже в пути.
И тут они допустили ошибку… Заговорились и оказались слишком близко к невидимой грани, к границе с Зазеркальем. Возможно, даже коснулись этой грани.
Отражение Маркуса уставилось на них. Не просто в их сторону – именно на них.
Стелла не успела испугаться. Увидела резкий взмах руки прелата, услышала громовой голос, выкрикнувший повелительную фразу.
И не стало ничего. Их тоже не стало…
Эпилог
Бригадный генерал Феликс Донахью сидел за столом в том самом разборном домике-штабе, где он три дня назад застрелил своего непосредственного начальника. На столе лежал «дыродел». Тоже тот самый.
Но и домик, и «дыродел», и бригадный генерал теперь находились далеко, в двух сотнях километров от штольни, ведущей в сферу Бальди.
Эвакуация прошла по плану. Закладка заряда прошла по плану. На экране виднелся пейзаж «зоны Алеф», в углу мелькали цифры обратного отсчета. Последние секунды уходили в ничто, капали в вечность…
На экране двоеточие разделило две пары нулей. Бригадный генерал зажмурился, смотрел сквозь узенькую щелочку век, хотя знал, что фильтры приглушат яркость вспышки…
Ничего не произошло. Вспышки не было. Четыре нуля на экране издевательски подмигивали.
Секунда, другая, третья… Тишина. Мирный пейзаж «зоны Алеф», покрытый выжженными пятнами былых прорывов.
Он схватил микрофон, потребовал данные мониторинга «Греты». Голос напоминал рык раненого тигра.
Оставалась надежда на неисправность, досадную и легко исправимую. Он знал, что такое невозможно в принципе, что все цепи, все системы продублированы и протриплированы… И все же надеялся.
Через несколько минут надежда испарилась. Данные подтвердили: взрыв произошел, все телеметрические датчики уничтожены, напоследок зафиксировав запредельный выплеск энергии.
Стомегатонный фейерверк все-таки состоялся. Но прошел совершенно незаметно. Даже легчайшего сейсмотолчка аппаратура не записала… Бригадный генерал Донахью был в шоке. Если бы ему довелось видеть, как стреляет штурмовая винтовка в сфере Бальди, у генерала могли бы возникнуть кое-какие догадки. Но он не видел. И не понимал ничего.
Однако подозревал, что Моратти не удовлетворится взрывом, зафиксированным исключительно датчиками в подземной каверне. Президенту нужен не взрыв сам по себе, это лишь средство для устранения источника постоянной угрозы… А устранен ли он – вопрос вопросов.
Долго своим вопросом Донахью не терзался… Пейзаж «зоны Алеф» начал меняться, зеленый альпийский луг начал вспучиваться вновь образующимся холмом…
Прорыв. Очередной прорыв… Задание провалено.
Донахью не знал, что за секунду до того – или за тьму эпох, смотря как считать – этот прорыв предрекла молодая женщина, зависшая в центре громадного, из зеркал составленного додекаэдра… Он знал другое: дивизионным генералом ему не бывать. И дальнейшая судьба сократилась до двух возможностей: взять со стола оружие и застрелиться сразу или же дожидаться, чем закончится трибунал – позорной отставкой или тем же «дыроделом» с одним патроном… Какой вариант предпочтительнее, Донахью еще не решил.
* * *Стелла-Маргарита-Присцилла фон Линц, по мужу Бальди, открыла глаза. И увидела новое небо и новую землю. Небо было голубым, бездонным. На земле росли одуряюще пахнувшие травы и цветы…
– Бальди…
– У-у?
– Деревья, трава, цветы… Где мы?
– Не знаю…
– Знаменательный момент… Когда-нибудь тут поставят памятный знак: дескать, великий Бальди именно здесь впервые произнес «Не знаю»… А если подумать?
– Вариантов ровно три. Или мы на Земле. Или все еще гостим у мессира Маркуса. Или оказались где-то еще…
– Над нами не Солнце, угловой размер меньше…
– Значит, первый вариант отпадает.
– И висит точно в зените…
– Значит, вероятность второго варианта возрастает.
– Но птицы… Ты слышишь птиц?
– Не знаю насчет птиц, но звуки вполне характерные для живых организмов в процессе их жизнедеятельности.
– Когда-нибудь я пристукну тебя, Бальди… Он научился творить живое! Ты понимаешь?! Живое, а не шевелящееся подобие жизни!
– Не изучив вопрос, я бы воздержался от столь категорических выводов. Но гипотеза более чем вероятная.
– А если это Эдем? Новый Эдем? Если все сначала? Если мы первые?
– С точки зрения современной генетики, едва ли нам удастся заселить своими потомками целый мир… Хотя кто знает, какая генетика тут…
– Зачем он оставил нам память? Чтобы все закончилось, как в первый раз? Снова по накатанному пути?
– Лучше бы он оставил нам запас еды и одежды… И хотя бы плохонький комп с источником питания. Мне не терпится просчитать одну любопытную идею, небольшое следствие из общей теории протосингулярных полей… Кажется, эти два мира можно все-таки привести к единому знаменателю и разработать… Подожди, подожди… Если взять в качестве константы…
– Замолчи! И отправляйся на поиски еды! Здесь должно обитать что-то съедобное!
– Знаешь, я пока не готов к убийству живых существ ради пропитания… разве что позже, при нехватке животных белков… Попытаемся пока обойтись плодами? Вон, кстати, у тебя над головой висит нечто на вид вполне съедобное… Рискнем продегустировать?
– М-м-м… вкусно… Тебе оставить половину?
Виталий Абоян
Пожелай за меня
– Да ты че?! – театрально выпучив глаза, воскликнул небритый мужик, который подсел к Митрофану с полчаса назад.
– Именно так, – сказал Митрофан и для убедительности ткнул в сторону собеседника лоснящимся от жира пальцем.
Митрофан имел вид колоритный: густая окладистая борода, светлый, обильно измазанный засохшей грязью тулуп, снимать который бородач не стал, а только расстегнул, довольно длинные нечесаные волосы. Классический мужик из старинной русской сказки. Впрочем, здесь многие так ходили – холодно и места дикие.
Собеседник бородача выглядел совершенно иначе: высокий, широкоплечий, с плавными размашистыми движениями – в каждом его жесте читались сила и чувство превосходства. Одет он был соответственно случаю, но, в отличие от Митрофана, не в тулуп, а в явно недешевую утепленную куртку из кевлайкры, которую гость повесил на спинку стула. Щеки и подбородок мужчины покрывала темная двух-трехдневная щетина, однако до Митрофановой бороды этой поросли было еще очень далеко.
Вообще-то, этого мужика сюда никто не звал. Ни Митрофан, ни кто-нибудь другой. В забегаловку со странным названием «Полноги» пускали, конечно, всех, никакого фейсконтроля или дресс-кода. Места не гламурные, не до дресс-кодов. Но мужика этого раньше сюда не заносило, откуда и куда он – никому не ведомо. Да и Митрофан не то чтобы сильно рад был сидеть с небритым увальнем за одним столом. Но другого места тому и в самом деле не нашлось – время обеда, яблоку в «Полноге» упасть негде, – так что как-то не по-человечески получалось, если б Митрофан его отогнал.
