Как приручить дракона – 4 - Евгений Адгурович Капба
— Кого прирезали? — не понял я.
— Землю! — снова заорал Комиссаров.
— Ты сдурел от радости, что ли?
— А? Да! — гавкнул он. — Я ж теперь вокруг озера круги нарезать могу, по озеру — плавать, и вообще — ух, заживем!
— Там будет центр паллиативной виртуальной медицины, — пояснил я, аккуратно выруливая на грунтовку, которая вела к усадьбе. — Минимум гектаров десять займет.
— Какой-какой поливательной вертельной медицины? — помотал Комиссаров мохнатой башкой недоуменно. — А зачем она нам? Нам и так хорошо! Лес! Зверье! При-ро-да!
— Природу мы сохраним. Но десять гектаров придется выделить.
— Давай там, где ржавые склады? — предложил он. — Все равно ничего нормального не растет, только хвощ и прочее гав… Гав! Гав-ни-ще!
— Какие склады? — удивился я.
— Так Ходкевич тут раньше свою дружину держал, говорят. Лет пятьдесят назад. Вояки квартировали, техника стояла, они шагали стройными рядами нагав… Гав! На-гав-но! На-гав-но-гу! Вот! Большие склады. И казарма. Думаю, эту территорию тебе тоже прирежут. И домик охотничий… Но его мы не отдадим. Он… Он это… Р-р-рар! Раритет! Хозяйке понравится! Пока усадьбу не починим — там жить можете!
— Однако, стоп! Хватит, Комиссаров, я уже потерялся от такого обилия информации! — запросил пощады я. — По толку скажи: пацаны мои приехали?
— Приехали! Набухали Котофея, накурили Радзивилла, сейчас с дедом в прятки играют! — скорбно потряс головой пес. — А мне дали мясо с табаско. Я столько много съел, что теперь когда пержу — у меня в жопе печет.
— К-какие прятки? — выпучил глаза я. — С каким дедом? Причем тут табаско? И не смей пердеть в машине!
— По всему лесу… — печально сообщил песель, загадочно помахивая хвостом. — С Вишневецким дедом, с каким еще? Зверье распугали, орут матерно.
Я ничего не ответил — только выбил на руле барабанную дробь ладонями. Умеют же некоторые развлекаться, а?
* * *
Над дорогой, на ветке, вниз головой, зацепившись под коленками, болтался Вишневецкий — на высоте метров десяти. Его седые космы свисали, на лице отражалось полное довольство жизнью. По обочине, у самой колеи, крались Чума и Дядька, внимательно осматривая кусты и не глядя вверх. Уже смеркалось, так что я ехал с включенными фарами — и их лучи выхватили из темноты силуэты этих двух матерых поисковиков.
Остановив машину, я опустил стекло и спросил:
— Потеряли что-то? Может помочь?
— О! — обрадовался Дядька. Его дикая рожа приобрела радостное, благодушное выражение. — Пепел! А мы деда этого ищем!
— Вот этого? — кивнул я им за спину.
Мужики резко обернулись: дед висел вниз головой уже близко-близко к земле, как он сумел тихо, легко и непринужденно переместиться на четыре ветки вниз — загадка, но его совершенно невозмутимое лицо и седые космы, похоже, произвели на моих бывших сослуживцев-поисковиков самое яркое впечатление: Чума тут же ушел в перекат, выхватывая невесть откуда взявшуюся лопатку, а Дядька — он дал деду прямо в морду, и заорал:
— А-А-А-А-А!!!
В смысле, съездил по княжеской физиономии. Очень крепко, так, что Вишневецкий слетел с ветки и ляпнулся на обочину ничком. Я мигом выскочил из машины и рванул к нему. Все-таки Иеремия Михайлович мне кто-то типа тестя и крестного отца одновременно, боязно за него!
— Обожаю нулевок, — глухо прозвучало где-то под растрепанными седыми космами. — Не то что дурацкие маги. Интересно с вами! А это кто там приехал — Пепеляев? Дай мне руку, Пепеляев! Мне впервые за пятьдесят лет кто-то съездил по роже, понимаешь? Это замечательное ощущение, я просто как молодой, честное слово! Сейчас бы каши манной навернуть и в кроватку — совсем лепота была бы!
Вишневецкого мы подняли втроем. Дядька — он же Пинчук — тревожно всматривался в лицо его светлости. Прогнозы были неутешительные: Вишневецкий поимеет себе большой и красивый бланш под левым глазом! С другой стороны он маг и несусветный богач — залечить травму для Иеремии Михайловича — плевое дело, но захочет ли?
— Михалыч, это самое… — поисковик растерянно развел руками — Я перепугался, понимаешь? А я когда пугаюсь — дерусь как черт… Мне баушка еще когда я в садик ходил говорила: «Кали бачыш нешта страшнае — лупи яго дрынам!»
— Познакомишь? — вдруг подмигнул князь, внезапно ставший Михалычем. — Сколько лет бабуле? Моя весовая категория? Харизматичная, должно быть, женщина! А из себя какая? Симпатичная бабка-то?
— Миха-а-алыч! — Дядька рассмеялся. — Ну о чем разговор вообще? Нет, мировой он мужик, Пепел, слышишь? Посмеешь его уволить — я его к нам устрою, на склад! Олежа точно одобрит!
— Уволить? Йа-а-а? — у меня глаза на лоб полезли.
Вишневецкий корчил страшные рожи и всячески делал мне невербальные намеки, чтобы я не смел раскрывать его инкогнито.
— Да понятно — не уволишь, — подошел Чума, который уже спрятал лопатку в чехол, хитро закрепленный на пояснице. — Таких антикваров еще поискать… И этот его — младший сотрудник, тоже большой специалист, хотя на дыхалку и слабый.
— Так, ребята! Я конечно рад вас видеть, и все такое, но — мигом признавайтесь: чем вы напоили Котофея, и чем накурили Христофора? — я уже и не знал, какой еще дребедени наговорили старики-волшебники поисковикам, и потому держался осторожно. — И что за дичь вы тут устроили?
— Валерьянкой! — честно признались поисковики. — И того, и другого! И это не дичь! Мы просто в отпуске!
— Однако! — только и смог сказать я.
* * *
В общем, к работе по изъятию ценностей из склепа мы приступили только через три часа, потому как обстановка в усадьбе к немедленной продуктивной деятельности не располагала. Она вообще мало к чему располагала, и я никак не мог отойти от ощущения нереальности происходящего: после удивительных приключений во время курсов повышения квалификации, бесконечной суеты в школе и напряженных суток на дежурстве в ДНД у моста, местный театр абсурда мозгом не воспринимался.
Старый Радзивилл в теле молодого спал на древнем потертом диване, как говорится, без задних ног, и храпел в ритме старинного вальса. Табачников сидел на подоконнике и орал дурным голосом песни под гитару, что-то про большую любовь и месяц март. В воздухе витал отчетливый запах валерьянки. Мельник и еще четверо незнакомых мне поисковиков-нулевок — возрастом постарше, служивших в батальоне
