Виктор Точинов - Непостижимая концепция (антология)
Донован выругался, выскочил на берег, навалился всей массой на носовую часть, спихнул ее с песка и тут же запрыгнул обратно в двинувшуюся лодку, крикнув:
– Гребите! Навалились, дружно!
Гребцы, разумеется, из них были никудышные. Обреченные занять последнее место на любой гребной регате. И все же, если закон сохранения импульса хоть чего-то стоил, неумелые гребки должны были отодвинуть лодку еще дальше от берега. Вместо того она, повинуясь толчку лейтенанта, отплыла метра на полтора, все более замедляясь, замерла на мгновение неподвижно, затем двинулась обратно, постепенно ускоряясь, – и снова уткнулась носом в берег. Энергичные взмахи весел никакого влияния на ход лодки не оказали.
Еще несколько попыток принесли тот же результат. Вернее, полное отсутствие такового.
Экипаж бурных эмоций не проявлял. Захваченный с собой запас изумления иссяк задолго до реки. Стелла вздохнула, Раймон уныло констатировал очередное проявление сюрреализма. А профессор Бальди спокойно произнес:
– Мне кажется, лейтенант, нам предстоит следующий тур переговоров с нашим новым знакомым. И я бы попросил вас в это время совершить небольшую прогулку по окрестностям вместе с вашей пушкой. Исключительно из соображений нашей общей безопасности, разумеется.
Омар Геверниц, дивизионный генерал, военный комендант «зоны Алеф»
Очередной прорыв случился неожиданно, так же, как все предыдущие. Единственное отличие – произошел он буквально под носом. Возле самого штаба, в пределах тщательно охраняемого внутреннего периметра. Единой и более-менее внятной теории прорывов не существовало, но из практических наблюдений считалось, что уж здесь из-под земли никакая нечисть не полезет: мягких и рыхлых пород нет, твердый скальный грунт начинался в полуметре от поверхности, – выбирая место для штаба, Геверниц руководствовался среди прочего и этими соображениями.
Просчитался…
Зато он теперь увидел своими глазами, как все начинается и происходит. До сих пор доводилось сталкиваться лишь с последствиями, и вот угодил в самый эпицентр к моменту начала… Насколько он знал, других угодивших и выживших не осталось. Но не всем же так везет – угодить под прорыв во всеоружии, под защитой военной техники и многочисленных отборных бойцов.
Техника, впрочем, очень быстро стала бесполезной… Для начала в штабе погасли все экраны, и все светодиоды, и вообще все, что способно погаснуть. Заодно исчезли все звуки – негромкие, привычные и давно не воспринимаемые сознанием звуки многочисленных работающих приборов. Но стоит им исчезнуть – тишина получается очень громкая, такой вот парадокс. Звенящая тишина. Оглушающая. Когда любое сказанное слово бьет по барабанным перепонкам, а случайно уроненный карандаш падает с грохотом выстрела.
Геверниц сразу понял, что происходит. На сбой энергосистемы он не грешил ни секунды, тут же включилась бы запасная, а при ее отказе – аварийные аккумуляторы.
Он бросился к окну, сам рванул жалюзи. Они рухнули вместе с карнизом… Ничего подозрительного. Тот же пейзаж альпийской долины, густо измаранный камуфляжной расцветкой. Та же техника, те же палатки. Только люди выглядят иначе. Значит, и они заметили…
Генерал метнулся к противоположному окну, благо разборный штабной домик был невелик. Здесь уже подсуетились адъютанты, открыли обзор его превосходительству.
Вот и оно… Вот так оно и начинается… Если выживет – будет знать.
Небольшой взгорок неподалеку, менее чем в сотне метров. Совсем недавно на нем стояла пара прицепов, ощетинившихся антеннами дальней связи. Уже не стоят. Исчезли, испарились, дематериализовались… не важно, потому что и с самим холмиком творится неладное: колеблется, движется, но землетрясением здесь и не пахнет… Словно и не было тут никакой возвышенности, лишь ее объемная проекция – и вот теперь аппаратура, создающая иллюзию, засбоила. Или еще проще: был мираж и начал рассеиваться.
Геверниц понял, что счет идет на минуты. Очень скоро холма не останется. Будет яма, зев ведущего в дьявольские бездны туннеля. И немедленно пожалуют гости. Оттуда, из дьявольских бездн.
– Ваше пре… – начал было один из офицеров-операторов.
– Отставить! – гаркнул Геверниц. – Все наружу! Работаем вариант би-три!
Би-три… связь вестовыми… наведение и прицеливание на глазок… и более чем вероятна рукопашная… каменный век, одним словом. Генерал никак не ждал, что прорыв произойдет возле самого штаба. Но был готов и к такому повороту событий.
Подчиненные торопливо натягивали шлемы, защитные костюмы они не снимали и внутри помещения. Мачете на их поясах смотрелись совершенно инородными предметами. Наверное, тыловики-снабженцы долго чесали в затылках, прочитав странный заказ Геверница на двенадцать тысяч мечей – самых натуральных, не бутафорских новоделов из мягкого железа и не старинного ржавья, собранного по запасникам музеев. Генерал не слишком надеялся, что заказ исполнят в срок, это же надо открывать и отлаживать целое производство, – даже в старые добрые времена непростая задача. Но тыловики сумели-таки извернуться и выйти из положения, раздобыв где-то партию сельхозинструментов, отлично исполняющих роль холодного оружия. И на том спасибо, штык-ножи, приклады и малые пехотные лопатки мало годятся для той драки, что предстоит.
Выбегая из штаба, он попробовал-таки активизировать встроенную в шлем рацию – скорее повинуясь рефлексу, чем надеясь на чудо. Рация, разумеется, мертво молчала.
…Они работали по плану би-три. Выли механические ревуны, в небе расцветали сигнальные ракеты – яркие, хорошо заметные даже днем.
Ни один двигатель, разумеется, не работал. Но артиллеристские и реактивные минометные установки, облепленные людьми, как муравьями, все же медленно выползали на дистанцию прямой наводки – с одной стороны от холма, чтобы не накрыть своих неизбежными перелетами. Выползали те, что были на колесном ходу. Гусеничные машины пришлось бросить, кроме двух или трех, волею случая оказавшихся на удачных позициях.
Вестовые, шестеро счастливчиков, ездившие верхом, развозили приказания генерала на взмыленных штабных лошадях. Их менее везучие коллеги накручивали педали велосипедов, сами взмыленные не хуже лошадей… Люди и техника выстраивались в боевой порядок, напоминавший гигантскую подкову, в дугу, упирающуюся концами в горы.
Полностью занять позиции и толком подготовиться за несколько минут не успели, но все же кое-что сделали, Геверниц не зря гонял людей на тренировках. Определенная неразбериха наблюдалась, куда же без нее у людей военных… Но главное, что не началась паника.
Холм рухнул. Был и не стало. Превратился в груду серой пыли, невесомой, напоминающей сигаретный пепел, – и этот пепел начал проваливаться, осыпаться внутрь того, что только что казалось возвышенностью.
Минометы ударили без команды. Чуть позже в дело вступили безоткатки. Взрывы грохотали один за другим, десятками, сливаясь в один непрерывный чудовищный звук. Они вновь поднимали пыль громадными фонтанами, разбрасывали в стороны, не давали осесть… Резко потемнело.
Любой живой противник был бы уничтожен, убит, оказавшись в центре огненного шквала. Любой материальный объект был бы разрушен. Но серая пыль и без того была мертва. И не имела какой-либо структуры. Пока не имела.
Командовать Геверниц уже не мог, приказы, отданные с вестовыми, безнадежно запоздали бы… Оставалось лишь надеяться, что время и силы на тренировках потрачены не зря, что каждый командир и каждый боец знает свой маневр.
А еще можно было молиться. Но молиться Геверниц не умел.
Стелла Линц, магистр физико-математических наук
Донован сидел мрачнее тучи, молчал, что-то обдумывая. Что-то не очень приятное, судя по выражению лица. Но Стеллу ни мысли, ни мимика лейтенанта не интересовали. Бальди оставался на берегу, напоследок инструктируя Коса, Стелла краем глаза видела, как профессор запечатал в прозрачный пакет толстую тетрадь и передал молодому человеку. Рукописный отчет обо всем, что происходило между моментом потери связи и появлением их группы на берегу. Рукописный… как в восемнадцатом веке… она тоже вела записи, ничего не поделаешь, ладно хоть писала в блокнотике не гусиным пером.
Пока не отплыли, Стелла пыталась разговорить перевозчика. Генавра, судя по всему. Как он здесь оказался – загадка из загадок. Даже для самого перевозчика, похоже, загадка. Словарный запас у него огромный, речь правильная, – но говорили они со Стеллой словно на разных языках. Об окружающем мире генавр имел крайне смутные и странные понятия. А о своем прошлом – вообще никаких. Возможно, у него и в самом деле не имелось прошлого. Создан только что, наспех, для единственной функции. Вместе с лодкой и огромным словарным запасом.
– Можно я буду называть вас Хароном? – спросила Стелла, кокетливо улыбнувшись.
