Александр Шакилов - Пока драконы спят
– Уважаемый мастер Сигват, прошу вас, не упоминайте имя отца моего. Вечереет.
– А? Да, пожалуй, не стоит… Лучше поговорим о двояких созвучиях. Что по сему поводу имеет сказать… Олаф?
– Э-э… мастер Сигват… э-э…
– Так, понятно. Хрунгир?
– Добрые князья, храбрые потомки, голодные враны!
– Хм… Что ж, неплохо. Молодец, Хрунгир. Но все-таки… Лантис?
– Созвучия… Созвучия двоякого рода… А-а! Половинчатые и полные, да? Полное – это вроде adalbending. Да? А половинчатое… scot… scotbending? Или наоборот… или…
– Лантис, а расскажи-ка нам о рифменных буквах.
– Мастер Сигват, можно я?!
– Можно, Хрунгир, можно.
– Добрые князья, храбрые потомки…
– И голодные враны. Да, Хрунгир, ты усвоил урок, но… Мальчик мой, шутка, сказанная дважды за один урок, карается лишением ужина.
– Мастер Сигват!..
– Молчать! Итак, Лантис?
– Как вы рассказывали не раз уже и не два, вы постоянно что-то рассказываете, вы…
– Не тяни гидру за хвост!
– Да, конечно, за хвост, да-да… Вы рассказывали, что песни скальдов разделены на строфы, да? А строфы состоят из восьми стихов и как бы делятся пополам и опять пополам, да? И аллитерация? Я могу заблуждаться, но… Два рядом… стихи, да… Три слова с одинаковой буквы, верно? Эти одинаковые буквы и называются рифменными. Они расположены не абы как: главная в начале второго стиха, третья… не помню… И еще вы говорили, мастер Сигват, рифменные буквы должны находиться в словах с ударением. Да?
– Да. Урок окончен, все свободны. Ужин стынет, спешите в столовую! Кроме Хрунгира и Лантиса. Хрунгир идет спать, а Лантис – изучать свитки по аллитерации. Завтра я желаю услышать подробный доклад о drottquaedi, хвалебных одах королям и стурманам. И… Пойми, Лантис, хвалебную оду королю нельзя петь тоскливо и заикаясь – могут усомниться в искренности. И тогда… Ясно, Лантис?
– Да, мастер Сигват.
– Ой ли? Сомневаюсь…
Три года прошло, а Эрику все так же нравилось слушать сыночка конунга. Убаюканный голосом скальда, Эрик четко представлял картинки из быта героев. Если это не талант – рассказывать с чувством, отправляя слушателя в грезы наяву, то Эрик даже и не знает, как сие назвать.
– Скривился гаденько, мордашку в прищур слепил, и… Ой ли, говорит, сомневаюсь я что-то, господин Лантис, в ваших талантах. Так и говорит: «господин Лантис». Уважает, значит. Меня. Из-за отца, конечно, но какая разница? Уважает, и ладно, и… Чего лыбишься? Не веришь?!
– Да что ты, Лантис?! Побойся Проткнутого, как можно? Верю, конечно, чего мне не верить?
– То-то же. Он, значит, говорит мне: господин Лантис, а я ему…
Чем все это закончилось, Эрик так и не узнал, ибо скальда прервал конопатый Олаф, пробегавший мимо:
– Опять врешь, Лантис? А ты знаешь, что у врунов носы растут, когда они языками треплют почем зря?
– Куда растут? Зачем?.. – Скальд коснулся мизинцем кончика носа.
– Туда растут. Затем, – хохотнул однокашник Лантиса. – Чем трепаться без дела, лучше б в подземелье прогулялся, на погост. Вльвы опять гулянку затеяли, весело будет, обхохочешься! И этого захвати… лизоблюда. Спрашивали про него. Ясно?
– Да-а…
– И вина возьмите! Любовнички! – напоследок кинул Олаф и куда-то умчался.
Вино – ладно, но последней шутки Эрик не понял. Догнать бы конопатого да хорошенько врезать промеж глаз. Но тогда о приглашении можно забыть. А ведь Эрика редко зовут на гулянки. Точнее – вообще не зовут. Вроде как не замечают, сторонятся. Лизоблюдов с давних пор знают как лучших наемных убийц, проникающих на пиры, чтобы украсть тарелку, из которой трапезничала жертва, и…
Эрика боятся перевертни, опасаются шуты, искоса глядят вслед берсерки. Но с тех пор как умер Геб, никто не рискует шушукаться за спиной Эрика. Почему-то все – все! – решили, что именно он повинен в гибели престарелого студента, поперхнувшегося надвое перекушенным прутом из стали. Мол, это Эрик расстарался, вовремя лизнул где надо. Потому что завидовал Гебу. Слыхали, да? Собирались этого Эрика отчислить за слабую успеваемость. Иди, не сворачивая, в выгребную яму. Но после смерти Геба осталось в Университете всего четыре лизоблюда. Было мало, а нынче и того радостней, то есть меньше. Явный недобор, каждая тварь – простите, лизоблюд – на счету. Какие уж тут отчисления? Учись, Эрик, готовься к службе на благо хозяина.
И Эрик готовился. Челюсти развивал, кирпичи жевал, язык раскаленным железом трогал и льдом морозил, чтобы привыкал рабочий орган к грядущим трудам. А когда яды изучали, Эрику поплохело очень: отравился он дрянью, счищенной с шипов иглобрюха, рыбки из Мира Топей. Одним шипом можно умертвить отару в пару сотен голов. От того яда у Эрика кишечное недержание случилось и горячка. Бредил он три дня и три ночи. Тогда-то Геб и поперхнулся. Кто виноват? Естественно, Эрик. Кто ж еще?
– И? – Палец Лантиса до половины спрятался в ноздре. – Что думаешь?
– А? – не понял лизоблюд.
– Ну, вльвы, гулянка. Оно нам надо? Я тебе лучше такое расскажу…
– Обязательно, Лантис, расскажешь. Но потом. А нынче… Где б винца раздобыть? Хорошего? Или хотя бы любого?
– На крыше, конечно.
– Точно!
Три года назад, едва познакомившись, парни обнаружили выход на крышу Университета. До сих пор им удавалось хранить в тайне свою находку. Никакой выгоды от старой скрипучей лестницы на чердак и от сломанной задвижки воздуховода, через который можно выбраться на крышу, парни даже не пытались получить, и вот это время настало.
В темноте над зданием частенько порхали драконы, управляемые девушками, одетыми в дорогие яркие наряды. Лантис утверждал, что это городские ведьмы летают на шабаш. Эрик сомневался: мол, ведьмы с драконами вообще-то не якшаются. Зачем нужны драконы, если есть метлы, ступы и одноглазые коты-брюнеты размером с поросенка? Но Лантис все равно из вредности настаивал на своем:
– Ведьмы.
– Сомневаюсь.
– Точно говорю!
– Да брось ты…
Ветер насквозь пронизывал друзей, на крыше ему не было преград. Лантис уговаривал Эрика бросить глупую затею, спуститься в келью, смешать душистых травок и покурить на сон грядущий. Мол, к Свистуну праздники жизни, если из-за них приходится мерзнуть. Эрик почти согласился уже с брюзжанием товарища, когда услышал треск перепонок, подобных крыльям нетопыря, но таких широких, что ими можно накрыть взвод наемников. Лантис громко икнул то ли от холода, то ли от страха. Ответом ему был женский смех, звенящий наперекор вою ветра.
Пряди длинных волос, серебристых в свете луны, трепетали, будто паруса дракара в шторм. Обнаженные девичьи груди подрагивали в отблесках огненного дыхания песчаника, зависшего над крышей, словно для того чтобы парни могли в подробностях насладиться видом его холеной туши.
Эрик заорал что было мочи:
– Простите!!! Вы – ведьма?!
– Что?! Ах ты! Ну, я сейчас!.. – Голос красотки прозвучал так же отчетливо, как если бы она стояла в двух шагах от лизоблюда, а не гарцевала на громадном ящером в полулете стрелы.
Вдруг, прижав крылья к могучим бокам, дракон ринулся к студентам. Лантис вскрикнул и присел, прикрыв голову руками. А вот Эрик даже не пригнулся – да просто не успел распластаться на крыше, так быстро все произошло.
Захлопали куски пергамента, исчерканные прожилками вен, – это песчаник замедлил падение, напором воздуха едва не опрокинув Эрика на спину. Вот-вот дракон рухнет на крышу и, конечно, провалится, увлекая за собой прекрасную наездницу, а заодно и студентов! Правда, сначала он расплющит парней в две окровавленные отбивные. Печальная кончина, ничуть не героическая, а ведь Эрик иначе планировал завершить отмеренные ему деньки…
Миг до столкновения!
Смрадное дыхание, капли слюны, горячий пар.
Дракон резко вывернул и, царапая когтями черепицу, замер. Бока его раздувались, трещали ремни упряжки.
Удивительно, но крыша выдержала – уцелела черепица, не треснула под весом твари. Да и чего трещать, ежели песчаник летает только при наличии в желудке смрадных ветров, то есть став легче воздуха? Сейчас ящера небось одной левой поднять можно. И почему Эрик об этом сразу не подумал?..
Тяжело задышал Лантис: стыдно, что слабость выказал. Надо теперь оправдаться в глазах товарища. К примеру, сжав кулаки, напасть на дракона, который за всю жизнь и мухи не обидел. Судя по меткам на боках, дракон выращен в неволе и одурманен заклятиями: не укради, не убей, не съешь… Ежели зверушка отведает сырого мяса, умрет в корчах.
Лизоблюд крепко обнял скальда, уговаривая не делать глупостей. Но Лантиса словно подменили: он ругался, вырывался и вообще вел себя неподобающе.
– Хватит! Успокойся! – рыкнул на него Эрик.
Скальд обмяк.
Эрик отпустил его и опасливо шагнул к дракону и красотке. Кто она и что здесь делает? Шаг. Еще шаг. И еще. Дракон не шевелился. Дракон… спал! Он сопел так, что дым струился из ноздрей. А еще от него несло тухлятиной так, что у Эрика закружилась голова. И как наездницу не воротит от смрада?!
