Чарли Хьюстон - Неспящие
— Отлично, тебе не нужен мой «Молот». Отлично, брат.
Он поднялся.
— Тогда можешь идти в «Тессерактовую Синклиналь» без меня, и посмотрим, что получится.
Кейджер пожал плечами:
— Если хочешь обижаться, обижайся. Но я не о том. Я только хотел тебе помочь.
Он показал на узловатый пластмассовый цилиндрик в руках у Эдриана.
— Можешь оставить себе этот инфракрасный монокуляр, раз он так тебе понравился. И сам можешь остаться.
Эдриан понажимал какие-то кнопки на боку цилиндра.
— Спасибо, Кейджер. Я не хотел вести себя как скотина, и ничего такого.
Кейджер покачал головой:
— Да садись, Эдриан. Даже если б ты и хотел вести себя как скотина, у тебя ничего бы не вышло. Ты хороший. Раз такое дело. И раз у меня все равно еще нет своего «Молота». Так что мне без тебя пока не обойтись.
Эдриан опустил голову.
— Ладно, ладно, вот посмотришь. Я тебе пригожусь в «Тессеракте».
Кейджер отвернулся и сунул руку в мятую и потрескавшуюся кожаную сумку, которая стояла у него между ног.
— У Хайдо нет «Кодекса», Бини. Если б был, я бы купил у него. Я всегда сначала покупаю у Хайдо. Он надежный. Я покупаю у Хайдо. Потом покупаю у других. А потом уже обращаюсь к тебе. Как к последнему средству. А у тебя нет моего «Кодекса».
Бини вертел ремешки-липучки своих велосипедных перчаток.
— Я знаю, что у Хайдо нет «Кодекса». Но он выступает посредником в сделке с целым комплектом артефактов, который я собрал для одного клиента. Как только мы с этим покончим, у меня будет все нужное для того, чтобы провернуть сделку с «Кодексом».
Кейджер достал из сумки телефон, точно такой же, как «Нокия», которую он только что разбил, и стал его рассматривать.
— Когда ты разговаривал с Хайдо?
— Хм… вчера?
Бини посмотрел на Парка.
— Это мы тогда с тобой виделись?
Глаза Кейджера дернулись с телефона на Парка и обратно.
— Ты знаешь Хайдо?
Парк кивнул:
— Мы вместе ведем дела.
Кейджер отодвинул панельку на новом телефоне и сунул туда сим-карту из старого.
— Можешь достать для меня «Кодекс»?
Бини кашлянул.
— Он этим не занимается. У него другие дела.
Крошечная панелька захлопнулась.
Кейджер вытащил расческу, подровнял пробор, вытер ее о бедро и сунул в карман.
— Шабу?
Глядя в зеленые глаза Кейджера, Парк на секунду поверил, что он неспящий. Не только потому, что зрачки были сужены в точки, это было ощущение, как будто его глаза воспринимали свет на другой волне. Такой взгляд он видел у Роуз, когда она начала разговаривать с прошлым или с целой реальностью, которая никогда не существовала. Потом, так же быстро, Парк осознал свою ошибку. Кейджер не был неспящим; он просто видел не тот мир, который видело большинство. Это был взгляд, с которым Парк познакомился еще в детстве, тогда, когда правила этикета, управлявшие карьерой его отца, требовали от его семьи взаимодействия с обладателями нечеловеческих богатств.
Он кивнул.
— Да. Шабу.
Глаза Кейджера сосредоточились на чем-то новом.
— Есть с собой?
— Есть.
Кейджер кивнул.
— Имелда.
Охранница чуть выпрямилась по стойке «смирно».
— Да, босс?
— Есть для меня новости?
Она бессмысленно дотронулась до узелка наушника с беспроводной связью.
— Нет, босс.
Кейджер смерил глазами Парка сверху вниз и снизу вверх:
— Ладно.
Он встал, повесив сумку на плечо, и поднял ближайший к себе отрезок бархатной веревки.
— Пошли.
Парк наклонил голову и прошел под веревкой, Бини следом за ним.
— Куда?
Кейджер махнул телефоном в сторону турнирного зала:
— Подальше от этих.
Он отвернулся от них, прикоснулся к одной из ржавых железных заклепок, окаймлявших алую обшивку стен, и распахнулась секретная панель.
Эдриан и еще несколько человек из свиты поднялись, чтобы занять свое место в кильватере Кейджера. Он поднял руку.
— Ребята, там не будет никаких звезд, ни познакомиться, ни переспать будет не с кем, и я не собираюсь ничего раздавать. Вы вполне можете оставаться здесь и глазеть на бойню. — Он показал рукой. — Ты тоже посиди здесь, Бини. Мне больше посредников не надо.
Парк покачал головой:
— Он не посредник.
— Тогда он не нужен нам, чтобы делать дело.
— Я хочу, чтобы он вошел.
Кейджер раскрыл клавиатуру нового телефона и стал щелкать кнопками.
— Зачем?
Парк, усталый, начиная чувствовать побочное действие стимуляторов, вспомнил свои годы в Дирфилде и беспощадность, с которой там шла классовая война. Хотя сам он не был голубой крови, в смысле происхождения, семейного состояния, связей и внешности, он все-таки имел возможность войти в любую группировку. И после первого учебного года оказалось, что лучше всего он чувствует себя со студентами на стипендиях, принятыми потому, что здесь отучились члены их семьи. Как только Парк очутился среди них, в течение трех последующих лет ему представилось немало возможностей применить свои таланты, ставя на место хулиганов, принимавших его друзей за легкие мишени.
Только Роуз, которая истерически смеялась при мысли, что до него так и не дошло, в конце концов, заявила ему, что, возможно, существует некоторая связь между этим опытом и его склонностью к работе в полиции.
Когда Парка отбросило в прошлое, на школьный двор, он утратил долю естественной подобострастности дилера перед лицом богатого клиента и вышел из роли.
— Потому что он мой друг.
Кейджер наклонил голову вбок.
— Он твой друг?
— Да.
Кейджер поднял глаза от телефона.
— И что я теперь должен думать отебе?
Парк покачал головой:
— Мне все равно, что ты обо мне думаешь.
Кейджер улыбнулся:
— Ну ладно. Вы с другом идите вперед. Чтобы Имелде и Магде удобнее было в вас выстрелить, если вы попытаетесь покуситься на мою личность.
Парк посмотрел в глубь коридора, открывшегося за панелью.
— Так если там не будет ни рок-звезд, ни обалденного секса, зачем мы туда идем?
Кейджер снова взял расческу, прижал зубцы к подбородку, на коже появились белые полоски.
— Чтобы увидеть нечто прекрасное.
Проход производил впечатление заброшенного технического коридора. Подошвами они клацали о стальные решетки, положенные на изъеденные ржавчиной железнодорожные рельсы. Узкий желоб с вязкой красновато-коричневой жидкостью бежал внизу, коридор освещал ряд промышленных ламп в клетках, соединенных внешним кабелем, все лампы, кроме двух, были разбиты, светили тускло или мигали; бетонные стены, казалось, источают желчь.
Парк дотронулся до стены и ощутил, что она совершенно сухая и теплая, почувствовал пальцами тонкие штрихи искусно наложенных слоев краски.
Кейджер кивнул:
— Я сказал дизайнеру, что мне нужен тайный коридор и что он должен производить такое впечатление, будто тебя ведут пытать.
Он показал на испещренную ржавчиной дверь впереди, похожую на дверь в учреждении:
— Это задумывалось как лаунж для знаменитостей, только для своих, для самых близких. Тайная дверь, тайный ход, внушающий ожидание упадка. А внутри, разумеется, сплошная роскошь. Кабельная трансляция с танцпола и из туалетов, отдельный бар и диджей, мажордом, которого можно послать за любым, кого ты увидел на экране и захотел пригласить за зеленые шторы посмотреть, как живут волшебники мира. В конечном счете все та же глупая показуха, которая дает богатым и знаменитым возможность почувствовать, что они не такие, как все. Или на несколько минут разогнать их скуку. И мне стало неинтересно удовлетворять запросы этой тусовки.
Он прошел мимо Парка и Бини и взялся за ручку двери.
— От денег люди тупеют. У них нет необходимости так же упорно работать, как тем, у кого нет денег. Вот почему умные люди, у которых деньги есть, тратят их в основном на одно.
Парк подумал об отце.
— Они тратят их на то, чтобы люди, не имеющие денег, никогда их и не получили.
Кейджер наклонил голову.
— А ты не дурак. Как тебя зовут?
— Парк.
Кейджер поправил ремень сумки на плече.
— Знаешь, Парк, что я думаю?
— Не знаю.
— По-моему, мы очень скоро выясним, что сильнее, знание или деньги. По-моему, чем хуже идут дела, тем больше будет расстояние между умными бедняками и глупыми богачами. И что умные бедняки сумеют разобраться, как надо жить, а глупые богачи, наверное, сделают что-нибудь совсем тупое. К примеру, нажмут парочку красных кнопок и взорвут все к чертовой бабушке. Вот что я думаю. — Он расчесал волосы. — А ты что думаешь?
На Парка потянуло холодком замерзшего мира, но он не мог поверить в тот сценарий, который услышал. Его ребенок не допускал таких прозрений. Для его ребенка нет места в таком мире, какой описывал этот богатый чужак, так откуда же ему взяться?
