Майкл Гаррисон - Свет
— Ой, лучше не спрашивай, — проронил Кэрни. И добавил непричемно: — Так что держись подальше от Брайана.
— Я же не могу вас двоих прикрывать до скончания века, — крикнул ему вдогонку Мэдоуз. В этот момент Кэрни понял, что Мэдоуз уже продал их «Сони».
Офисный центр «МВК-Каплан», в целом бесструктурный, разграничивали, создавая иллюзию уединения, легкие перегородки пастельных тонов. Выйдя из офиса Мэдоуза, Кэрни первым делом увидел на одной из них тень Шрэндер, каким-то образом спроецированную изнутри здания. Тень была в натуральную величину, сперва размытая и диффузная, затем резкая и рельефная; она медленно вращалась вокруг собственной оси, подобно кокону. Поворачиваясь, тень издавала шелестящий шум, которого Кэрни уже двадцать лет не слышал; запах он тоже помнил. Все тело Кэрни оледенело и сжалось от ужаса. Он отступил на несколько шагов, ворвался обратно в офис, сгреб Мэдоуза за ворот костюма и три-четыре раза с силой приложил его правой скулой о стеклянную глыбу.
— Господи!.. — густым голосом вымолвил Мэдоуз. — А-ах!..
Кэрни отволок его через офис к двери. Тут приехал лифт, и оттуда появился Спрэйк.
— Я его видел, — сказал Кэрни. — Я его видел.
Спрэйк осклабился:
— Но его уже нет.
— Ластами шевели, блин. Оно ближе, чем когда бы то ни было. Ему что-то от меня нужно.
Вместе они запихали Мэдоуза в лифт и спустились на три этажа. Тот начал приходить в себя, пока его тащили через вестибюль и наружу к берегу канала.
— Кэрни? — повторял он. — Это ты? Со мной что-то не так?
Кэрни отпустил его и начал с размаху пинать Мэдоуза по голове. Спрэйк протиснулся между ними, оттащил его и держал, пока Кэрни не успокоился. Они отволокли Мэдоуза на край воды и опустили в канал головой вниз, держа за ноги. Тот некоторое время пытался вынырнуть, выгибая спину, затем простонал и обмяк. По воде пошли пузыри. Кишечник Мэдоуза опорожнился.
— Господи, — выдохнул Кэрни, отскочив, — он мертв?
Спрэйк ухмыльнулся:
— Я бы сказал, что да.
Он задирал голову к небу, пока не уставился прямо на тусклые звезды над Уолтемстоу, после чего поднял руки на уровень плеч и медленно пустился в пляс, уходя на север в сторону Эдмонтона.
— Уризен! — возопил он.
— Да пошел ты! — сказал Кэрни.
Он побежал в противоположном направлении, достиг Ли-бриджа и оттуда взял такси до Гроув-парка.
* * *Каждое убийство оживляло в его памяти обитель Шрэндер, откуда он в известном смысле так и не вырвался. Падение его началось именно там, глубоко ущербное знание заточило его в том месте. В другом же смысле как раз погоня Шрэндер за ним в последующие годы и явила это знание: Кэрни то и дело соскальзывал в ощущение падения. Убивая, в особенности женщин, он чувствовал освобождение от этого знания. Ему на миг казалось, что побег увенчался успехом.
Пыльные серые половицы, плетеные занавески, холодный серый свет. Унылый дом на унылой улице. Шрэндер, неуязвимая, невредимая, непреодолимая, величественно глядит из окна верхней комнаты, словно капитан корабля с мостика. Кэрни бежал оттуда, более всего испугавшись ее пальто. Его ужаснул запах мокрой шерсти. То было последнее ощущение перед падением.
Клюв раскрылся. Прозвучали слова. Паника — его собственная — наполнила комнату, словно прозрачная жидкость, яичный белок, рыбий клей, такая плотная, что он был вынужден приложить усилия, разворачиваясь и плывя через нее за порог. Руки его работали, как у пловца брассом, а ноги двигались внизу, точно в бесполезном замедленном повторе. Он снова споткнулся, перелетел лестничную площадку и ссыпался по лестнице вне себя от ужаса и экстаза, сжимая в кулаке кости. Он оказался на улице и ощутил жажду убийства. Он понимал, что спасения нет. Двигался он как-то кривобоко, однако оно и к лучшему: его вело от дома Шрэндер к вокзалу. Он надеялся, что путешествие позволит ему провалиться прочь от падения, преподнесет этот факт под новым, приемлемым, милосердным углом.
Позднее зимнее сырое утро. Поезда ходили редко. В вагонах было жарко и пусто. Все такое медленное, медленное, медленное. Он сел на поезд местной линии, ползущий из Лондона в Бекингемшир. Стоило ему опустить взгляд на кости в руке, как мир вокруг уползал в сторону, и Кэрни приходилось отводить глаза. Он сидел и потел, пока в двух-трех станциях от «Харроу-он-зе-Хилл» в вагоне к нему не присоединилась загорелая, но усталого вида девушка. Одета она была в черный офисный костюм. В одной руке портфель, в другой — пластиковый пакет из «Маркс и Спенсер». Она возилась с мобильником и листала книгу по прикладной психологии, которая, как он углядел, была озаглавлена «Имею ли я право получить, что желаю?» или как-то так. Проехав еще два перегона на север, поезд сбросил ход и остановился. Девушка встала и подошла к двери, глядя на темный перрон и освещенный кассовый зал за ним. Топнула ножкой. Поглядела на часы. Ее, наверное, на парковке муж ждет в «саабе», чтобы забрать в спортзал. По всему составу открывались и закрывались двери, люди выходили. Она нервно огляделась. Бросила взгляд на Кэрни. Ее путешествие в душной пустоте было подобно растягиванию жевательной резинки. Резинка оборвалась.
— Извините, — окликнула она его, — но эти двери меня тупо не выпускают.
Она усмехнулась.
Кэрни тоже усмехнулся.
— Давайте посмотрим, что можно сделать, — ответил он.
К выступающим сухожилиям шеи девушки прильнули пять-шесть золотых цепочек, каждая с инициалом или крестным именем в качестве талисмана.
— Давайте посмотрим, что можно сделать, Софи.
Он потянулся пальцем к уголку ее рта, где худенькая блондинка заела помаду, и в этот миг поезд медленно тронулся. Когда девушка упала, пакет с покупками упал тоже и его содержимое разлетелось по вагону. Что-то — как показалось Кэрни, пучок салата в перехваченном резинкой пакетике — вылетело оттуда и унеслось в дальний конец вагона. Платформа утянулась в сторону и сменилась непроглядной тьмой. Дверям не суждено было открыться.
* * *Кэрни переключал новостные выпуски, в любой момент ожидая услышать про Мэдоуза; но про Мэдоуза не говорили ничего. Верхняя часть тела, выловленного из Темзы у Хангерфордского моста, уже разложилась, и тело это было женским. Второй труп, нигерийского мальчишки, нашли в Пэкхеме. За вычетом этих происшествий, ничего. Кэрни с растущим недоверием глядел в экран. Он не понимал, как такое возможно. Никто не любит венчурных капиталистов, как подумалось Кэрни однажды вечером, но это уж слишком.
— А теперь, — радостно сообщила ведущая, — новости спорта.
Он понимал, что боится не столько находки тела, сколько Шрэндер. Хватит ли жертвы Мэдоуза, чтобы отогнать ее? Он то исполнялся уверенности, то терял всякую надежду. Уличного шума было достаточно, чтоб у него заколотилось сердце. Телефон еще утром несколько раз звонил по два-три сигнала, но Кэрни не поднимал трубку. Автоответчик записывал сообщения, но Кэрни не удосужился их прослушать. Вместо этого он с маниакальным упорством подбрасывал кости, глядя, как те ударяются о пол и перекатываются, словно человеческие. Ему кусок в горло не лез, а от малейшего подъема температуры в помещении он жутко потел. Пробудясь от наполненного депрессивными, гневными и вселенски печальными ощущениями сна, он обнаружил, что Анна лежит на нем, плачет и отчаянно шепчет:
— Все хорошо. Ну пожалуйста. Все хорошо.
Она неловко, несмело оплела его руками и ногами, крепко стиснула, словно пытаясь заглушить его крики. Для Анны попытка кого-то утешить была так непривычна, что Кэрни с некоторым ужасом оттолкнул ее и облегченно провалился обратно в сон.
— Не понимаю я тебя, — посетовала Анна следующим утром. — Все же шло так хорошо, а потом несколько дней назад…
* * *Кэрни осторожно глянул на себя в зеркало в ванной, опасаясь увидеть там что-нибудь еще. Он заметил, как углубились морщины и набухли мешки под глазами. За спиной Кэрни Анна лежала в ванне, оттуда тянулся пар, принося ароматы розового масла и меда; тепло придало ее телу живой оттенок, а неподдельная озадаченность — капризное выражение лицу. Он положил бритву, нагнулся над ванной и поцеловал ее в губы. Просунул ее руку себе между ног. Анна изогнулась, стараясь и себя удовлетворить; застонала, выплеснула воду через край ванны. Мобильный телефон Кэрни звякнул.
— Не обращай внимания, — сказала Анна. — Не отвечай. О-о!..
Потом Кэрни заставил себя прослушать сообщения.
Большая часть — от Брайана Тэйта. Тэйт звонил два-три раза в день, иногда оставляя только номер лаборатории, словно полагал, что Кэрни мог его забыть, а иногда говорил, пока хватало длины записи. Поначалу его тон был извинительным, терпеливым или уязвленным, вскоре же стал настойчив.
