Динамический хаос - Татьяна Зимина
Рядом появилась голова призрака. Она нависла над ним, перекрыв всё поле зрения, повеяло холодом и жутью.
— Это ты натворил? — хотел спросить Мирон, но воздуха в лёгких не было.
Так было в детстве, — вспомнил он. Платон подбил его залезть на дерево — в ветках запутался воздушный змей. Сам он остался внизу, и задрав голову, выкрикивать противоречивые указания, куда ставить ногу и на какую ветку опираться.
Ветка подломилась, когда он был всего метрах в трёх от земли. Он помнил медленное падение спиной вперёд, свой интерес к этому захватывающему процессу, помнил удар в спину — земля будто бы встала на дыбы. И ту же самую невозможность вдохнуть…
— Подогни ноги, — сказал тогда Платон. — Подогни ноги и толкай.
И он задышал.
— Подогни ноги, — сказал Мирон сам себе. — Подогни ноги и толкай.
Первый вздох дался с трудом, второй пошел легче. А затем Мирон поднялся и побежал. К тому месту, где сидели девчонки…
Он узнал её сразу. Инстинктивно. Амели лежала к Мирону спиной, вытянув ноги и одну руку. Второй она прикрывала голову.
Подскочив, он наклонился, коснулся тонкой кожи на шее — проверить пульс. Затем поднял её на руки — девушка оказалась на удивление тяжелой — и побежал на подгибающихся ногах в темноту.
Не разбирая дороги, по каким-то буеракам, канавам или вспаханному полю — Мирон так и не понял. Один раз он услышал вдалеке лай собак, и свернул в противоположную сторону. Амели не приходила в себя. Иногда она стонала, дёргала головой, но глаз не открывала.
Мирон, сцепив зубы, продолжал идти.
Кто это сделал? — думал он не переставая. — Кто устроил диверсию? Призрак? Если они на такое способны, то…
Думать о том, на что способны призраки, не хотелось. Были ли жертвы, и много ли, он заметить не успел.
Возможно, Призрак просто чуял опасность. Видел узловые точки, переломные моменты — и предупреждал. Возможно.
Я теперь всё равно, что в Плюсе, — думал Мирон. — Сеть кругом, это тебе не пустыня. Парижский Анклав накрывало зонтиком файерволла, но вся остальная Европа — это громадный, напичканный электроникой будильник. Призракам не составило труда меня отыскать.
В утреннем свете он обнаружил глубокую канаву, и забрался внутрь. Сверху нависали метёлки травы, ветви кустарника — Мирон в неё чуть не свалился, топая по бездорожью.
Если за ними не следили дроны, если на канаву никто не наткнётся случайно — до вечера они продержатся.
Вытащив из рюкзака бутылку с водой и протеиновый батончик, он устроил Амели как можно удобнее, головой на свёрнутом рюкзаке, и уселся рядом.
Почти сразу появился Призрак.
Мирон никогда еще не видел его при свете дня. Лишь в темноте, в неверном свете фонарей. Хотя нет, — вспомнил он. Один раз всё же был. На платформе в Токийском заливе, сразу после битвы с Сонгоку. Этот Призрак ничем не отличался от тогдашнего. Тёмная бесформенная масса, отдалённо напоминающая человека, вырастающая из земли.
— Нам надо поговорить, — сказал Призрак.
Мирон вздрогнул: слова выходили из глотки Амели. Голос — грубый, шершавый, будто владелец лишь привыкает пользоваться инструментом — был не её.
— Вы и так можете? — спросил Мирон. Удивляться он уже устал.
— Иногда. Когда рядом есть подходящий объект, — сказал Призрак.
— То есть, кто-то без сознания. В обмороке.
Призрак помолчал — слова Мирона не требовали подтверждения.
— Ей надо в больницу, — сказал Мирон. — Я не знаю, что случилось: может, у неё сотрясение, или еще что похуже…
— Ударная волна, — сказал Призрак. — У вас это называется контузия. Она придёт в себя. Скоро. Но сначала мы должны поговорить.
— После того, как ты ответишь на мои вопросы. Ты, блин, обещал.
Глава 11
3.11
— Кто вы такие? — спросил Мирон.
Лицо Амели было пустым, словно гипсовая маска. Нарисованные ниточки бровей, стрелы ресниц, крылья тонкого носа… Шевелились только губы.
— Мы — те, кто обитает в энергетических потоках. Киты и левиафаны.
— Это человеческие понятия, — сказал Мирон. — Что они значат для вас?
— Ты всё равно не поймёшь. Не сейчас.
— Ладно, хрен с тобой, — Мирон разорвал обёртку батончика, откусил. — Объясни, что можешь, — Вкуса никакого не почувствовал — словно картонные опилки. Тогда он сделал долгий глоток воды. Подумал, что надо бы влить несколько капель в рот Амели, но Призрак заговорил вновь.
— Парадигма эволюции хищников, — сказал он ртом девушки. — Чем лучше оснащён хищник — когтями, клыками, мускулами — тем больше у него сдерживающих барьеров. Нужно беречь стадо, от которого он питается. Иначе самого хищника ждёт гибель.
— Значит мы для вас — мать его, стадо?
— Это аналогия. Я оперирую понятными тебе категориями. На самом деле всё сложнее.
— Кто бы, блять, сомневался, — буркнул Мирон.
Протеиновый батончик придал немного бодрости. По крайней мере, перестала кружиться голова.
— Главное, что ты должен знать — не все из нас имеют сдерживающие барьеры.
— Сонгоку, — кивнул Мирон.
— Они хотят всё больше и больше. Им нужна вся Нирвана.
— А тебе не нужна?
— Я привык обходиться малым. Жить в симбиозе. Тогда как Сонгоку — паразиты. Они не имеют барьеров. Лишь инстинкт выживания.
— Ясно, — кивнул Мирон. — Значит, у вас, ребята — свои тёрки. Но причём здесь я?
— Ты можешь повлиять на расстановку сил. Ты и твой брат.
— Причём здесь Платон?
— Он хочет сохранить Плюс и Нирвану. Сохранить и расширить. Подключить всех.
— Что даст Сонгоку неизмеримо больше, чем сейчас, — Мирон выпил ещё воды, думая о том, что скоро неизбежно придётся искать туалет…
— И приведёт к вымиранию всей популяции.
— Платон этого никогда не допустит, — сказал Мирон. Отметив, что собственному голосу не достаёт уверенности. — Он не такой. Он пожертвовал собой для того, чтобы спасти людей. Чтобы играть с вами, ребята, на одном поле.
— Пользуясь твоей метафорой, играть твоему брату так понравилось, что он забыл обо всём остальном.
— А ты и впрямь быстро учишься, — буркнул Мирон. — Совсем недавно и двух слов связать не мог. Не говоря уж о метафорах.
— В этом не было необходимости.
Мирон с тревогой отметил, что кожа Амели приобрела восковой оттенок и покрылась липкой плёнкой пота.
Надо завязывать с разговорами, — подумал он.
— То есть, до меня вы напрямую ни с кем не общались?
— Это было контрпродуктивно.
— Ладно, что ты от меня хочешь прямо сейчас? — вздохи Амели становились всё короче, воздух выходил из её горла толчками.
— Ты должен отыскать записи отца.
Мирон поперхнулся.
— Вам-то откуда о них известно?
— Он был одним из немногих, с кем нам удалось наладить непрерывный контакт. Мы много… переписывались.
— То есть, мой отец знал о вас? И его смерть…
— Найди записи. Так будет намного проще.
— Амели тоже говорила о дневниках, — вспомнил Мирон. — И о том, что это вы помогли ей устроить диверсию, отправив вирус некоторым людям. Значит, с ней вы тоже общались?
— Есть много способов воздействовать на людей.
— Но почему со мной ты разговариваешь? Не проще ли было заставить делать то, что вам нужно?
— Нам нужна свобода воли. Без неё человек быстро становится… неинтересен.
— А вы, блинский ёж, эстеты.
— Ты можешь не бояться быть обнаруженным, — сказал Призрак, оставив предыдущую реплику висеть в воздухе. — Мы позаботимся о том, чтобы вас никто не видел.
— Ты имеешь в виду Плюс, верно? Камеры, спутники и всё такое?
— Да. Камеры, спутники и всё такое. Вы в безопасности. Но ты должен отыскать записи отца.
— Ладно, — кивнул Мирон. — Пока наши желания совпадают. Так что выметайся из девушки. И в следующий раз найди другой способ общения.
Минуту Призрак колебался в воздухе, а затем растворился в тени, отбрасываемой откосом канавы. Будто впитался в землю.
Возможно, всё так и было, — подумал Мирон.
Присев над Амели, он пощупал пульс на тонком запястье. Сначала толчки были еле заметными, с перерывами, но становились всё явственней и сильнее.
Наконец пульс под кончиками пальцев Мирона забился в полную силу, и Амели, коротко вздохнув, открыла глаза.
Молча оглядела сырые стенки канавы, с торчащими беловатыми хвостами корней, с дырками, просверленными муравьями, с мёртвыми желтоватыми пучками травы…
— Офигительный отель, — сказала она и закашлялась. Мирон протянул наполовину пустую бутылку с водой. — А где джакузи?
Допив всю воду, она отбросил бутылку. Мирон её подобрал и запихал в рюкзак.
— Что ты помнишь? — спросил он. — Голова болит? Как ты вообще?
На миг он испугался, что
