Динамический хаос - Татьяна Зимина
— Как ты… — он хотел спросить, как она догадалась, но Амели продолжала говорить.
— Но ты больше не мог этого выносить. Ты, живой человек из плоти и крови, подверженный усталости, страху, мелким страстям и крупным разочарованиям — ты просто устал быть марионеткой. Тебе хотелось покоя.
— Откуда ты знаешь? — наконец спросил Мирон, когда Амели замолчала. — Ты будто побывала в моей шкуре.
— А я и побывала, — кивнула девушка. Хвостик на затылке дрогнул, вокруг лица качнулись мелкие прядки волос. — Мой дед. Такеши Карамазов. Точная копия твоего брата Платона. Вы были ровесниками, близнецами — это дало тебе силы противостоять его всесокрушающему эго. Я была всего лишь ребенком. Маленькой девочкой, которая боготворила своего деда. Он был… — Амели достала сигареты, выбила одну, и щелкнула зажигалкой. Под тентом поплыл горький вишнёвый дым. — Он был как бог. Как грозовая туча на горизонте. За малейших промах следовало наказание… Презрением. Небрежением. Равнодушием. Грёбаный ублюдок.
— Он любил тебя, — тихо сказал Мирон. — Я мало был знаком с Такеши, и всё, что я знаю: он любил тебя.
«А ты убила его» — мысленно добавил он. И только сейчас понял: а ведь он мог поступить так же. Сколько раз он мечтал о том, чтобы прикончить Платона? Задушить, утопить, сбросить с крыши…
— Мне он этого не говорил, — сказала Амели, выпуская из ноздрей струйки дыма. — Да, где-то в глубине души я понимала, что так и есть. Но тем не менее, всегда это был тонкий баланс между требовательностью и ожиданием. Он всегда хотел от меня большего.
— И ты бунтовала. Уходила в загулы, пробовала наркотики, завела шашни с его клоном…
— Не тронь Ясунаро, — в голосе Амели послышались отголоски снежной лавины. — Только он помогал мне оставаться на плаву. Ты сильнее меня, если смог пережить такое давление в одиночку. Без Ясунаро я бы сломалась.
— Теперь Такеши мёртв, — сказал Мирон. — И ты свободна.
Амели криво улыбнулась и с яростью затушила бычок о блюдце.
— А ты свободен? — спросила она. — Ты, сидя в лагере беженцев, под тентом, который защищает от всевидящего ока камер, спутников и дронов, можешь утверждать, что освободился? — Мирон промолчал. — Вот так и я… — Амели налила себе еще одну порцию кофе и выпила залпом. — Наследство Такеши громадно. Оно опутало весь мир, как паутина. И в этой паутине — я. Как муха.
Протянув руку, Мирон взял Амели за кончики пальцев. Они были ледяными, несмотря на летнее тепло и выпитый раскалённый кофе. — Подтянув к себе, взяв её бледную лапку обеими руками, он улыбнулся. Надеясь, что улыбка вышла именно ободряющей, а не жалкой.
— Возможно, нам с тобой пора стать пауками, — сказал он. — Хватит заходиться страхом каждый раз, как паутина дёргается.
Амели тоже улыбнулась. Впервые Мирон видел на её лице такую робкую, тихую улыбку.
— Страх — это барьер, который остался далеко позади, — сказала она. — Последние несколько лет я нахожусь в диком ужасе.
С улицы послышался густой, сотрясающий землю рокот. И тут же один из автоматчиков-бородачей повернулся к ним и кивнул Амели. Та поднялась.
— Идём, — сказала она, натягивая толстовку через голову. — Пора ехать.
— Куда? — Мирон понимал, что вопрос довольно глупый. Но не спросить не мог.
— Есть одно место, где нам помогут прочесть флэшку, — пояснила Амели. — К тому же, оставаясь здесь, мы навлекаем неприятности на местных жителей.
— Мы достаточно времени провели под открытым небом, — согласился Мирон. — Извини, я об этом не подумал.
— Так было нужно, — отмахнулась Амели, набрасывая капюшон. — Мы были приманкой, — она протянула Мирону такую же толстовку с капюшоном. — Минск Неотех землю роет, чтобы тебя найти. Они обязательно узнают о том, что ты здесь.
Мирон посмотрел на бородачей, которые знаками помогали припарковаться громадному грузовику. Тот сдавал задним ходом, временами взрёвывая так, что невозможно было говорить.
— Когда они явятся, им окажут тёплый приём, ведь так? — спросил он, когда наступило затишье: грузовик остановился и теперь бородачи с грохотом открывали задние створки контейнера.
— В Минске должны быть абсолютно уверены, что ты был здесь.
— Ключевое слово «был»? — спросил Мирон.
— Их направят по ложному следу. А мы пока кое-с-кем поговорим.
Гуманитарная помощь, — понял Мирон, глядя на одинаковые ящики с логотипом стилизованного кадуцея и крыльев.
Бородачи споро разгружали грузовик. К ним присоединилось еще несколько мужчин, кто-то прикатил тележку для крупногабаритных грузов.
— Как только они закончат, мы смешаемся с грузчиками и запрыгнем в контейнер, — сказала Амели. — Не снимай капюшон.
Мирон отметил, что еще несколько человек были в таких же, как у них с Амели толстовках. Древний, как мир, приём: люди в одинаковой одежде меняются местами и расходятся в разные стороны.
…Капюшончик живёт в анклаве Будапешт, на территории бывшей Венгрии. Там сейчас заправляет Славянский союз. У них довольно мягкая политика к собственным гражданам, но беженцев они не любят. Особенно из Арабо-Алжирского корпуса. Так что хорошо, что ты — русский. Если нас поймают — отправят в Россию, а не в трудовой лагерь.
В контейнере было темно, гулко и жарко. Они с Амели лежали на спальных мешках, движение убаюкивало, а равномерный шум колёс создавал чувство безопасности.
Когда за ними закрылись дверцы и Амели включила свой фонарик, они обнаружили эти вот спальники, походный холодильник, набитый бутылками воды и протеиновыми батончиками, и даже биотуалет — небольшой, полметра в высоту куб, обклеенный значками биозащиты.
Они ехали уже несколько часов. Успели поспать, выпить воды, перекусить, снова поспать… Сначала Мирон радовался передышке: бездействие давало возможность подумать — прокрутить в голове всё, что случилось за последние несколько дней.
Но затем однообразное движение, темнота и духота стали утомлять. Мирон заскучал по своему турбо-джету, по бескрайним степным просторам и свежему ветру. Особенно по ветру… В грузовике час за часом становилось всё жарче, воздух будто спрессовали в пласты прогорклого пенорола.
— Капюшончик — фрик из фриков, — ответила Амели на вопрос Мирона, за каким чёртом их потянуло в Будапешт. — Если и сохранились где-то устройства, способные считать флэшку, то у него. Он помешан на винтажных компах. Собирает всё, до чего может дотянуться. Тратит большие средства, между прочим.
— Деньгами помогаешь ты? — спросил Мирон лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. Иначе он помимо воли проваливался в забытье.
— Капюшончик — сам себе хозяин. Занимается бизнесом не выходя из дома.
— То есть, он — хакер.
— В том числе. Но прежде всего он — человек Матрицы.
Амели лежала поверх спального мешка в сетчатой майке и трусиках. Голые ноги белели в душных сумерках, и Мирону всё время хотелось дотронуться до этих ног. Провести ладонью по голени, подняться по бедру, забраться под тонкое кружево…
— Что это значит? — спросил он, стряхивая наваждение. В сотый раз.
— Он живёт в Плюсе. Тело для него — лишь клетка, в которой душа учится летать.
Мирон представил грузное, помещенное в Ванну тело. Бледная, в слоновьих складках, кожа, перечеркнутая синими прожилками вен, опалесцирующая под слоем биогеля. Раздутые, разучившиеся ходить ноги, руки с пухлыми сардельками пальцев…
По телу прошла волна холодной дрожи. Он сам мог стать таким. Со временем. Лет через десять. Если бы Платон не выдернул его, как морковку с грядки, из уютного гнёздышка в Улье, если бы не пнул в зад, придав ускорение кометы…
Неожиданно он понял, что дико скучает по брату. Даже по его сарказму и нетерпимости. В сердце неожиданно кольнуло: а вдруг на этот раз — всё по-другому?
Амели сказала лишь, что он пропал. И Мирон сразу нашел правдоподобное, а главное, логичное объяснение. А вдруг всё не так? Вдруг до него добрались?
Он вспомнил громадного левиафана, парящего над башней Технозон в виртуальном Токио. Что если Платон не справился?
Несмотря на жару, на спине выступил холодный пот и Мирон вскочил. Пошатнулся, схватился за ребристую, раскалённую стенку контейнера — на ладони осталась рыхлая ржавая пыль.
Сев обратно, скрестив ноги, он повернулся к Амели.
— Мне нужно выйти в Плюс, — сказал он. — Как можно быстрее.
— Сейчас это невозможно, — ответила девушка
