Руди Рюкер - Белый свет
– У меня не получается обработка неисчисляемых множеств, – сказал я, подавая книгу Кантору. – Вы не могли бы…
Он отмахнулся от книг", – На сегодня я работу закончил. Вместо этого я свожу вас к Элли. Пошли. – Он зашагал по туннелю.
Мне пришлось бежать трусцой, чтобы не отстать от него.
– Вы действительно знаете величину континуума?
Эта проблема имеет решение?
– Для математиков это все очень трудно, – хмыкнул он. – Но математика – это еще не все, нет? Есть физика, есть метафизика.
Он зашагал еще быстрее, и мне уже пришлось бежать, чтобы держаться рядом. Франкс, раскачиваясь, бежал по потолку сразу позади нас.
Кантор продолжал:
– Если бы я еще был на Земле, я бы провел определенные эксперименты, определенные физические опыты, которые прекрасно разрешили бы проблему континуума.
Я едва сдерживался.
– Какие опыты? Как они должны работать?
– Эта идея вытекает из моей статьи 1885 года. – Он явно импровизировал. – Если бы существовала третья основная субстанция в дополнение к массе и эфиру, мы бы знали, что мощность "с" по меньшей мере равна алеф-двум. Но это Саймион, и тут нам и торчать. – Тут он замолчал и удвоил скорость.
Я уже не мог двигаться наравне с ним и довольствовался тем, что бежал следом. Мне было интересно, какого рода эксперимент он имел в виду. Я специально постарался закрепить в памяти дату – 1885 год. Надо будет найти эту статью, когда вернусь на Землю. Если.
Мы бежали, а мимо текли стенки туннеля. На этот раз расстояние казалось больше, чем то, что мы прошли до этого. Я всегда испытываю в туннелях странное чувство. Вы идете или едете с максимально возможной скоростью, а ничто не движется. Вокруг тебя один и тот же круг, полоска света, изгиб впереди, застывший шаблон.
Появляется ощущение, что даже если крутануть руль, все равно ничего не изменится. Это всего лишь игра на дешевом игровом автомате…
15. ЧАЕПИТИЕ
Когда мы были как раз в середине толщи Саймиона, Кантор остановился у круглой двери, врезанной в потолок. Это была массивная дверь с наборным диском, похожая на сейф. Он махнул рукой в сторону циферблата;
– Вы математик, мистер Рэймен. Может быть, вы сумеете открыть замок?
На диске было только десять отметок, промаркированных от 0 до 9. Я ни с того ни с сего сделал вывод, что комбинация должна быть цепочкой из алеф-нуля цифр, десятичное разложение какого-либо действительного числа. Но какого действительного числа?
Я потянулся вверх и медленно повернул диск по часовой стрелке, прижимая вторую руку к двери. И услышал, как кулачок упал на 3. Я изменил направление и потихоньку стал поворачивать диск против часовой стрелки. Другой кулачок щелкнул на 1. Есть только одно, знакомое мне, действительное число, начинающееся с тройки и единицы. Если моя догадка верна, остальное будет просто.
– «Как, о, хочу я водки, алкоголик бы упился после тех тупых вопросов, собранных глупыми детишками». – Я медленно продекламировал эту бессмыслицу, поворачивая циферблат влево и вправо. Эта фраза – хорошо известный мнемонический прием для запоминания первых пятнадцати цифр числа 71. Подсчет количества букв в словах дает 3,14159265358979. На каждой цифре кулачок щелкал. Наверняка это было ТС. Я вошел в ускорение.
Простой способ получения полного десятичного ряда П заключается в суммировании особой бесконечной последовательности: 4/1 – 4/3 + 4/5 – 4/7 + 4/9 – 4/11 +…
Я начал складывать и набирать цифры по мере их появления. Мне потребовалась для этого пара минут, но у меня шея одеревенела от того, что я не отрываясь смотрел на циферблат.
Наконец я закончил. Изнутри тяжелой двери послышалось радующее душу ТОК. Еще одна призовая игра.
Я толкнул, и дверь распахнулась. Оттого, что я долго держал руки поднятыми, одни устали, и я позволил им опуститься.
– Очень хорошо, – сказал Кантор. – Теперь тысяча метров наверх.
Я всмотрелся в тускло освещенную шахту и разглядел с одной стороны металлические кольца, вделанные в стенку трубы, диаметр которой почти соответствовал телу человека. Тысяча метров вертикально вверх – это не шутка для человека в возрасте Кантора. Я что-то сказал на этот счет, но он заверил меня, что с изменением гравитации подъем станет легче.
Если на Франкса мой подвиг и произвел впечатление, он отлично скрыл это. Пока мы с Кантором разговаривали, жук вскарабкался по моей спине к потолку и скрылся в раскрытой двери, как будто я был куриной косточкой, прислоненной для его удобства к мусорному ведру. Кантор взял меня за руку.
– Где он к вам прилип?
– Франкс? – переспросил я, взглянув наверх и при этом отступив назад. Я слышал его царапанье футах в пятидесяти над моей головой. Он все еще был моим единственным другом, хотя и вел себя так странно. – Он из мира, называемого Прага. Мы познакомились в отеле Гилберта и вместе вскарабкались до эпсилон-нуля. Там я вдохнул дурман-травы, пробыл немного в Стране Снов и вновь обрел" форму в Библиотеке. Тем временем Франкс летел все выше и выше. Он видел Единого, слился с ним, а потом применил Принцип Отражения и оказался на алеф-одном. Мне кажется, он расстроен, потому что не смог остаться белым.
– Он сумел бы, если б хотел этого по-настоящему, – заметил Кантор. – Это как раз через пустыню.
Больше он ничего говорить не собирался, поэтому я двинулся вперед. Он закрыл дверь за нами.
У трубы были металлические стенки, и единственным освещением служили иллюминаторы, прорезанные в металле и открывающие вид на светящийся лед Страны Снов. Каждый шаг по металлическим ступенькам отдавался громким эхом. Разговаривать было невозможно.
Мне стало интересно, не состоит ли вся внутренняя часть Саймиона из кристаллического вещества сновидений.
Как и пообещал Кантор, восхождение становилось легче и легче. Хотя труба была абсолютно прямой, скоро появилось ощущение, что она отклонилась от вертикали.
Далеко впереди можно было разглядеть Франкса, когда он миновал световые пятна, и чтобы нагнать его, я двигался без передышки. Нужные для этого движения были простыми и повторяющимися. Мое тело бежало само.
Кантор следовал за мной футах в двадцати.
Когда металлические перекладины закончились, мне понадобилась секунда, чтобы осознать это. Труба стала шире и превратилась в застланную ковром лестницу. Я прополз несколько ступенек, прежде чем понял, что могу нормально идти по ним. Франкс сидел на корточках перед дверью на верхней площадке.
– Феликс, – позвал он меня, – если тебя не затруднит, не будешь ли ты так любезен спросить у своего коллеги-математика, что…
Позади меня стихли шаги Кантора.
– Позвоните.
Лестница была застлана красно-синей дорожкой, удерживаемой на месте латунными прутьями. Стены и потолок были облицованы темным деревом, а источником света служили вделанные в стену канделябры со свечами.
Голова постепенно прояснялась после долгого нудного подъема. Франкс все еще тяжеловесно разворачивался на месте, когда я достиг площадки. Я потянулся и нажал на кнопку звонка у него над головой.
Приблизились быстрые шаги, и дверь распахнулась.
Там оказалась похожая на скелет женщина в сером шелковом платье. Обилие ювелирных украшений, бриллианты, золото, платина. Я решил, что она стара, но наверняка сказать не мог. На лбу и висках у нее проступали черепные швы, десны оттянулись далеко от зубов, а узловатые колени напоминали галлы на стебле травы.
– Здравствуй, Георг! – произнесла она легким, высоким голосом. – Приятно видеть тебя благополучно вернувшимся с Изнанки. Я уверена, что ты полон новых идей и.., и много чего еще. – Ее взгляд упал на меня. В глазах ее сверкала странная искра.
– Это доктор Феликс Рэймен, – сказал Кантор, – а…
– Меня зовут Франкс, – перебил жук, вероятно, беспокоясь, что его забудут представить.
– А это мадам Элизабет Люфтбаллон, – закончил фразу Кантор.
Она улыбнулась и сделала шаг назад.
– Зовите меня просто Элли. И входите. Я обожаю знакомиться со студентами Георга.
Она сверкнула мне отдельной улыбкой. Несмотря на ее высохший вид, было в ней какое-то обаяние. Совершенная конфигурация ее улыбки и идеальная симметрия напомнили мне засахаренные лимонные дольки.
Кантор провел нас мимо нее в комнату рядом с холлом. Ее обстановка напоминала отель Гилберта, особенно восточные ковры и симпатичный антиквариат. Там было еще несколько музыкальных инструментов. Пианино, скрипка, клавесин.
Венецианское окно с импостом выходило на непрерывно изменяющийся пейзаж вроде того, что я видел в Библиотеке форм. Я с минуту поглазел в него, потом повернулся лицом к комнате.
Кантор потихоньку переговаривался с Элли у двери, а Франкс обнюхивал все вокруг. Они явно ожидали гостей. Там был чайный столик на тонких ножках с чайными приборами и красивым шварцвальдским тортом.
– Это начинается снова, – прощебетал мне Франкс.
