Виктор Точинов - Рай Сатаны
Однако грех не воспользоваться оказией… Багиров размотал провода адаптера, проверил заряд на одном аккумуляторе, на втором. Да что же за невезение! Оба еле живые… Хреново Голубев педали крутил…
Ну так сейчас пусть покрутит. Старательно и вдохновенно. А попутно расскажет все, что знает о городе…
Вот этот аккумулятор, с плиткой, вроде поживее… Плитку нахрен, подключить к нему сразу и велогенератор, и адаптер, – все-таки побыстрее пойдет процесс зарядки блока питания.
На плитке стояла кастрюлька. Сержант хотел ее убрать, но не удержался, – поднял крышку, полюбопытствовал содержимым.
…Темнело. И холодало, тень холма давно накрыла музей-факторию. Всё шло, как задумано. Баг контролировал процесс зарядки, близящийся к завершению, а хранитель крутил педали – и говорил, говорил, говорил… Бессистемно, бессвязно, перескакивая с одного на другое: о городе, о себе, о прошлом, о будущем…
Сержант не перебивал вопросами. В конце беседы уточнит неясности… Раз уж прорвало человека, пусть выговорится.
Слушал, важное запоминал, ерунду пропускал мимо ушей… И думал: хранителя он убьет быстро и безболезенно, так, чтобы тот не понял, что умирает. А потом пойдет в город и попытается убить остальных… Не сразу, сначала задаст им вопросы, ответы на которые хранителю неизвестны. Затем начнет убивать.
Потому что место здесь действительно плохое, жить нельзя.
Люди плохими становятся…
8. Исповедь идеалиста
Он был студентом, самым обычным студентом питерского университета, только что переведенным на второй курс, и постигал премудрости специальности, крайне далекой от исследований Русского Севера. Был, когда натолкнулся в Сети, на университетском сайте, на объявление: комплексной экспедиции в заповедник «Таймырский» требуются волонтеры.
Экспедиция проводилась в рамках проекта Международного полярного года (PPS Arctic) и финансировалась из зарубежных грантов. Не слишком обильно финансировалась, – добровольцам предлагали отработать три месяца бесплатно, обеспечив им лишь проезд, питание и все необходимое для проживания в суровых северных условиях.
Он размышлял и сомневался неделю. С одной стороны, собирался летом подработать, а с другой – когда еще представится такой шанс? Побывать в местах, не затронутых и не загаженных цивилизацией, дорогого стоит. Лишь богатым верхолазам по карману проводить отпуск в таких заповедных уголках, а жизнь простого научного сотрудника – его жизнь – начнется, пройдет и закончится в мегаполисе, среди сплошных асфальта, пластика и бетона. Но романтика дальних девственных краев – вещь хорошая, однако просуществовать потом два семестра на одну лишь стипендию весьма проблематично…
В общем, и хотелось, и кололось.
Наверное, он все-таки решил бы не ехать. И потом всю жизнь сожалел бы об упущенном шансе. Но сам принимать такое решение не стал, пошел в деканат, – часть срока экспедиции приходилась на курсовую практику. Подспудно, не желая признаться себе, надеялся, что решение примут другие: какие, дескать, еще экспедиции, студент? Учитесь по своей специальности, а на красоты дальних мест любуйтесь по стерео.
На деле все обернулось иначе. В деканате заверили: с их стороны никаких препятствий. Практика будет зачтена, более того, на грядущей сессии преподаватели отнесутся с пониманием, если обнаружат в знаниях экзаменуемого кое-какие пробелы – оценка ниже тройки добровольцу от науки не грозит ни при каком раскладе. А стипендия гарантирована при любых оценках. И это еще не все: вместо курсовых работ по нескольким дисциплинам он всего лишь сделает доклады в студенческом научном обществе, поделившись впечатлениями от экспедиции… Судя по всему, добровольцы шли не слишком густым потоком.
После таких обещаний финансовые проблемы отошли на второй план. Коли уж на лекциях и семинарах не придется перетруждаться, можно будет подработать и во время семестра… И он тотчас же, прямо из деканата, пошел и написал заявление о приеме в волонтеры. Чтобы вновь не засомневаться, чтобы не передумать, отыскав еще какие-то веские причины. Словно купальщик, входящий в холодную воду осторожно, сомневаясь, – а затем сразу ныряющий, чтобы не раздумать и не вернуться на берег.
Нырнул и он.
И не вынырнул. Утонул в неброской красоте Севера, в бездонной синеве таймырских озер, в величественных рассветах и закатах над бескрайней тундрой… Наверное, не только в красотах природы было дело, мужчиной он тоже стал там, на Таймыре, в палатке, в неопреновом спальном мешке, после долгих студенческих посиделок (совсем немного разведенного спирта и очень много романтических песен под гитару). Как звали девушку, он сейчас уже не помнил, в памяти осталось лишь воспоминание о последовавшем утре: он вышел из палатки и увидел розовеющее рассветное небо, сплошь покрытое птичьими косяками, – бесчисленные стаи гусей тянулись с юга к тундровым гнездовьям…
Весь следующий год он провел как во сне: учился, делал обещанные доклады в студенческом обществе, занимался еще тысячей разных дел – вроде и нужных, но… Но каких-то ненастоящих.
А летом он вновь очутился на Таймыре. Что оказалось не так просто, пришлось отыскивать подходящую экспедицию и доказывать свою в ней нужность и полезность, да и с деканатом на сей раз возникли проблемы… Он отыскал. Он доказал. И возникшие проблемы успешно разрулил.
Кончилось тем, что компьютерный лингвоанализ так и не заполучил молодого специалиста Женю Гусева. Перевелся не просто на другую специальность – на другой факультет, досдавать пришлось кучу дисциплин… Поднапрягся и сдал.
Будущему этнографу, специализирующемуся на изучении народов Севера, гораздо легче было попасть в таймырские экспедиции, там же прошла и преддипломная практика, а когда диплом оказался в кармане, долго искать место работы не пришлось – в университет давно уже пришла официальная бумага от руководства комплексного заповедника «Таймырский», очень желающего увидеть Евгения Гусева среди своих сотрудников.
Так начиналась его романтическая таймырская эпопея. А закончилась петлей – в один из дней Черного Августа.
Тогда многие сводили счеты с жизнью – стрелялись, вешались, прыгали из окон небоскребов – обнаружив, что все нажитое и накопленное испарилось, исчезло, растаяло, словно утренний туман, и, что хуже того, исчез смысл и стимул наживать что-то еще…
Его никогда не интересовала нажива. И накопления – тоже. И никакого отношения к лопнувшим банкам не имел плетеный перлоновый шнур, привязанный к ручке фрамуги. Привязанный в его день рождения. В сорок седьмой.
Дата вроде и не круглая, но все же он решил подвести итоги.
Бо́льшая часть жизни прошла на Таймыре, и приключений в ней хватало, хватало и романтики, – всего, о чем мечтал юный Женя Гусев, дитя асфальта и бетона. Но когда мечты сбываются, а приключения превращаются в рутину, поневоле засомневаешься: правильные ли у тебя были мечты?
Ни семьей, ни детьми он так и не обзавелся. Случались романы, сначала достаточно часто, потом все реже и реже, иногда даже казалось, что все всерьез, но… Но женщины, они ведь, как птицы, прилетевшие с юга в тундру, их немедленно тянет вить гнездо, обустраивать дом, очаг… А у него… У него назавтра был вертолет, улетающий в Полигайскую астроблему, в огромный кратер, оставленный гигантским метеоритом, столкнувшимся с Землей в незапамятные времена…
Семьи не было.
Детей не было.
Он бы пережил, но рушилось все, чему он посвятил жизнь… Проект, задуманный как коммерческий, способный принести средства, которых так не хватало умиравшему от безденежья заповеднику, обернулся монстром… И пожрал своих создателей.
Он-то надеялся, что сюда поедут люди, интересующиеся Севером, уцелевшей дикой природой, экзотикой дальних краев… Такие, как Женя Гусев четвертьвековой давности, только с деньгами.
Глядя на то, что выросло в предгорьях Бырранги, о наивных иллюзиях можно было забыть. Водку сюда поедут попить в экзотичных декорациях и шлюх потрахать. Побаловаться рулеткой и другими играми, запрещенными в большинстве российских регионов. Ну, может, еще пострелять оленей с вертолета…
Ладно бы то, что строилось, имело хоть какое-то отношение к истинному Таймыру… Опереточная декорация, глупая и изначально фальшивая. Он пытался протестовать против самых очевидных нелепостей, никто не слушал… Даже ошибку в слове «Фактория» исправлять не стали, с «фитой», дескать, лучше смотрится, вполне по-старинному…
Но все же надежда оставалась… Деньги, пусть даже уплаченные за самые дебильные развлечения, можно пустить на благое дело, спасти заповедник от неминуемого коллапса и смерти.
В Черном Августе стало ясно: не будет ничего. Ни туристов, ни их денег. Заповедник умрет.
Его вытащили из петли. Его откачали. Его собирались отправить на Большую землю, проходить курс реабилитации. Но случился Толчок…
