Виктор Точинов - Рай Сатаны
Окно напротив открывало вид на тундру зимнюю: мела поземка, и в свете ярких всполохов северного сияния катили нарты, запряженные оленями. А за ними, след в след, цепочка каких-то зверей, – волков, надо думать. Сияние в небе переливалось, то вспыхивало, то угасало, вихри поземки тоже двигались… Но и нарты, и их преследователи словно примерзли к месту.
Та же фальшивка, что и снаружи, лишь размером поменьше.
Окнами список подделок не исчерпывался. В стены были врезаны глубокие ниши витрин. В них хранились самые разные вещи: закопченная и помятая посуда, древний бинокль (латунный!), потертая полевая сумка… Черно-белые фотографии соседствовали с какими-то пожелтевшими рукописными бумагами, и даже оружие имелось – старый карабин без затвора и обшарпанный дробовик.
Но даже будь эти два ствола новенькими, не стоило и пытаться завладеть ими. Достаточно сравнить толщину стены с глубиной витрин – и сразу ясно: имитация, объемная картинка.
Похоже, имелись тут и ценные предметы, настоящие, да кому-то уже приглянулись, – на полу опустевшие прямоугольные подставки, в стены вбиты опустевшие крючья…
Неподдельные вещи скопились в дальнем углу и оказалось их немного. Ложе – брошенная прямо на пол груда всякого тряпья, сверху спальный мешок. Электроплитка стояла на подставке, явно предназначенной для канувшего экспоната, рядом кое-какая кухонная утварь. А еще – Багиров удивился – нечто вроде велотренажера.
Хранитель устал рассматривать вблизи стенку, без сомнения хорошо ему знакомую. Попытался обернуться, что-то сказать – Багиров прикрикнул на него, – замолк и застыл.
Экскурсия без экскурсовода близилась к концу. Осматривать больше нечего, разве что аборигенские причиндалы, висевшие на стенах и не приглянувшиеся людям, почистившим экспозицию. Маски, бубны, какая-то еще лабуда… – Баг скользнул по ней равнодушным взглядом и вдруг замер.
Подошел поближе, вгляделся… Нет, не показалось. На стене висело нечто, вырезанное из кости. Не то рельеф, не то барельеф, сержант в вопросах искусства разбирался не сильно, особенно туземного. Здоровая штука, с большущую тарелку или небольшое блюдо размером. Костей таких размеров не бывает, однако стыков и соединений не видно, умелый мастер делал… Но Багирова заинтересовала отнюдь не технология изготовления костяной поделки, а ее персонаж.
Низ у персонажа был чисто звериный – шерстистые лапы с длинными когтями, – а верх выглядел гнусной пародией на человека: торс, руки (на пальцах тоже когти изрядных размеров), отвратная рожа с распахнутым зубастым ртом… Но самое главное – на этой роже красовались три здоровенных глаза! Три! Причем расположенные точь-в-точь как те, что светились над ловчей ямой, – равносторонним треугольником!
Кроме того, неведомая тварь была гермафродитом: половой орган мастер вырезал условно, намеком, но сомнений в мужской принадлежности не возникало. Что ничуть не мешало твари ходить беременной – пузо ее изображалось как бы в разрезе, а в нем – младенец, совсем не похожий на родителя, какой-то гибрид ежа и ужа, но сохранивший главный наследственный признак: трехглазость. Младенчик, даром что мал, тоже успел забеременеть, – содержимое его утробы оказалось совсем уж мелким, но три глаза у эмбриона Багиров все же разглядел…
Он попытался снять костяную хрень со стены, рассмотреть получше – не тут-то было. Не прибита, не привинчена – составляет со стеной единое целое. Опять муляж… Но ведь с чего-то настоящего эту пластиковую фигню скопировали?
Впрочем, что гадать, если рядом живой хранитель стенку подпирает…
– Повернись! – отрывисто скомандовал сержант.
Музейный деятель выполнил приказ, и Багиров обратился к нему более человеческим тоном:
– А скажи-ка мне, Лебедев…
Сержант замолк, пораженный неожиданной мыслью. Хранитель, обрадованный сменой обращения, решил, что худшее позади. И тут же начал качать права:
– Я не Лебедев, моя фамилия Гусев. И потрудитесь…
Баг быстро шагнул вперед, ткнул стволом в солнечное сплетение правдоискателя. Легонько, но чтобы дыхание перехватило. Чтобы не забывал, кто тут главный.
Вразумил:
– Если скажу, что ты Петухов, – будешь кукарекать. Скажу, что Курицын, – будешь кудахтать. А скажу, что Лягушкин, – будешь прыгать и квакать. Высоко и громко. Понял? Понял, спрашиваю?
Хранитель мелко закивал, дыхание еще не восстановилось.
– Хорошо понял?
– Х-хорошо…
Прозвучала не импровизация – стандартная казарменная процедура, призванная вразумлять чересчур спесивых новобранцев, воображающих, что сержанты обязаны с первого раза запоминать их фамилии… Изобразив ее начало, Багиров понял, чего ему не хватало… Вернее, не хватало ему в последние недели многого, но те нехватки он чувствовал сразу, а эту – отсутствие подчиненных – осознал только сейчас…
Процедуру, впрочем, продолжать не стал (сейчас надлежало крикнуть «Лягушкин!», – и оценить высоту прыжков и мелодичность кваканья). Но и спросил он вовсе не то, что собирался поначалу:
– Вот что мне скажи, Страусов: тебя четырехглазым здесь называют? Или, может, в детстве так дразнили?
– Ну… да… – промямлил несчастный «Страусов»; моргал испуганно, не иначе как боялся, что, наградив этакой фамилией, его сейчас заставят снести яйцо соответствующих размеров.
– Так «ну» или «да»? Отвечать внятно!
– Да.
– Здесь или в детстве?
– Здесь, но я…
– Достаточно. Что за хренозавр у тебя на стенке? – Багиров показал на «хренозавра» и добавил:
– С этого момента излагай подробно. Но опять-таки внятно.
«Лебедев», или как там его, немедленно преобразился: распрямился, плечи расправил, повернулся к стене вполоборота и заговорил – звучно, уверенно, как по бумажке:
– Перед вами уникальный экспонат, редкий образец традиционного искусства нганасанов – резьбы по мамонтовой кости. Составное панно датируется девятнадцатым веком и было обнаружено…
– Отставить, – оборвал Багиров, слушать лекцию до утра он не собирался. – Ты мне не про экспонат, ты мне по-простому: кто тут нарисован, в смысле – вырезан? И как его надежнее всего прикончить?
Шутки шутками, а гадание начало сбываться: вот вам четырехглазый, вот трехглазый на стеночке… Но все же принимать всерьез шаманские штучки не резон: Иван тут бывал, мог видеть и хрень уникальную, и ее хранителя.
– Это Бдыр-Барус, демон мифологии нганасанов, страж Страны Мертвых, – ответил хранитель с обидой, такую песню оборвали. – Кстати, и у долганов он известен, и у энцев, правда, под другими именами.
Все сходилось… Аккурат к Стране Мертвых и поперся по неведению Багиров, когда на хвосте у него плотно повис трехглазый, до того завывавший где-то в отдалении.
– Он и вправду из себя такой? – уточнил сержант, вспомнив, как он сам выглядел на резной костяшке Ивана.
– Бдыр-Барус многолик, может принимать разные формы… Может, видали…
– Человечиной питается? – заинтересованно спросил Багиров.
– А-а-а… э-э-э… – заблеял хранитель и бросил взгляд куда-то в сторону своего ложа, словно бы в поисках подсказки. – В каком смысле человечиной?
– В смысле, живыми людьми? Или только мертвяков подъедает?
– Простите… Что значит подъедает? Это в некотором роде миф, легенда…
– Легенда, говоришь? Х-хе…
– Молодой человек! Я, между прочим, защитил кандидатскую диссертацию по теме, напрямую касающейся местных верований!
– Диссерта-а-а-цию… – протянул Багиров. – Ну тогда, конечно…
«Посидел бы ты, хрен четырехглазый, в той яме с кольями – глядишь, и на докторскую замахнулся бы».
– Ладно… Времени мало, так что давай про главное: как этот миф завалить можно. Убивал его кто-то в легендах?
– Его пытался повергнуть Каменный человек, вышедший из земли, он же Ташпа у долган. Но не смог, снова провалился глубоко под землю…
– А обычные люди не пробовали?
– Нет… Хотя есть легенда, довольно поздняя и редкая, бытовавшая только у западных нганасанов, авамских, ее в свое время…
– Короче, Перепелкин, самую суть.
– Бдыр-Баруса убьет Железный человек. В будущем. Может быть.
– Понятно. Будущее, оно такое… Всегда светлое. А как настоящим станет – одно дерьмо вокруг и никакого просвета.
Задумчиво выдав эту философскую сентенцию, Багиров неожиданно рявкнул:
– Лицом к стене! Живо!
Дождался выполнения приказа и прошел в жилой угол музея. Не понравились взгляды, что хранитель бросал туда в последние минуты разговора… Украдкой поглядывал и опасливо. Прячет что-то ценное и боится, что отберут?
В куче тряпья ничего любопытного не скрывалось. Зато неподалеку обнаружилась крышка люка. Багиров, искоса поглядывая на хранителя, поднял ее – не пещера Али-Бабы, но кое-что ценное отыскалось. Два аккумулятора, не новых, и, судя по размерам, снятых с больших машин… К клеммам одного из них была подключена электроплитка, напрямую, без штепселя и розетки. А второй… Багиров проследил, куда тянется провод. Вот оно что… Не тренажер, а велогенератор. Самопальный, как раз из тренажера состряпанный, немудрено было с первого взгляда ошибиться.
