Йен Макдональд - Река Богов
Не делай этого, думает Вишрам. И не говори этого...
— Таким образом, я передаю руководство компанией сыновьям — Рамешу, Говинду и Вишраму.
Ранджит Рэй поворачивается поочередно к каждому из названных им, делая благословляющий жест. Рамеш совершенно раздавлен услышанным. Его крупные, покрытые выступающими венами руки лежат на столе так, словно с них заживо содрали кожу. Говинд старается выглядеть уверенно, оглядывает сидящих за столом и уже делит присутствующих на союзников и врагов. Вишрам пребывает в полном оцепенении — словно актер, внезапно забывший текст.
— Я назначил советников, которым полностью доверяю, чтобы они помогали вам в переходный период. Я на вас очень надеюсь, дети мои. Пожалуйста, постарайтесь быть достойными...
Марианна Фуско наклоняется над широким столом и протягивает руку. Рядом с ней на полированной поверхности стола лежит стопка каких-то бумаг. Вишраму бросается в глаза пунктирная линия в самом низу верхней страницы. Здесь должна стоять его подпись.
— Мои поздравления, и добро пожаловать в исследовательский отдел, господин Рэй.
Вишрам пожимает руку, твердое, уверенное и страстное прикосновение которой к собственному члену все еще очень хорошо помнит.
Внезапно он вспоминает «свой текст».
— Король Лир, — почти шепотом произносит Вишрам.
10
Шив
Йогендра выходит из внедорожника посередине улицы — рядом с входом в клуб «Мусст». Полицейские и воры сходны в том, что считают стоянкой любое место, где соблаговолят выйти из автомобиля. Йогендра открывает дверцу хозяину. Велорикши, неистово трезвоня, с обеих сторон объезжают громадную машину.
«Мусст»... потрясающие развлечения... «Тальв» — сообщает яркая неоновая реклама.
С тех пор как практически у каждого появился персональный ди-джей, сарисин с собственными ремиксами, клубы стали рекламировать себя под именами своих барменов. До уик-энда еще далеко, поэтому респектабельных мужчин, подыскивающих себе жен, в клубе нет, но девушек хватает. Шив усаживается на табурет у стойки. Йогендра садится рядом. Шив ставит банку с яичниками на стойку. Специальная подсветка превращает их в некий инопланетный артефакт из какого-нибудь голливудского фантастического блокбастера. Бармен Тальв передвигает стеклянную тарелку с пааном по поверхности из флюоресцентного пластика. Шив берет кусочек, перекатывает его за щекой, смакует.
— Где Прийя?
— Там, в конце зала.
Девушки в сапожках до колен, коротких юбках и облегающих шелковых блузках сгрудились вокруг стола, с которого и начинается клубное многолюдство. В центре в окружении бокалов с коктейлем десятилетний мальчишка.
— Черт, «брахманы», — произносит Шив.
— Внешность обманчива, он уже совершеннолетний, — замечает Тальв, разливая в два стакана содержимое шейкера, который отличается неприятным сходством с трофеем Шива из нержавеющей стали.
— Ведь есть же хорошие мужчины, которые способны дать женщине все, чего она хочет: хороший дом, достойную жизнь — такую, чтобы ей никогда не приходилось работать, — приличную семью, детей, место в обществе, и она отвяжется от этого десятилетки, как теленок от матки, — рассуждает Шив. — Всех бы перестрелял. Просто потому, что такие вещи противоестественны.
Йогендра активно закусывает пааном.
— Тот десятилетка может десять раз купить и продать здешний бар. И он еще будет вовсю развлекаться, когда нас с тобой уже опустят в священные воды.
Коктейль приятно холодноватый, он вселяет меланхолию, очень хорошо идет к паану, помогает ему легче проскользнуть в желудок. Шив оглядывает помещение клуба. Из девчонок не на кого сегодня и глаз положить. Те, что не хихикают рядом с брахманом, уставились в экран телевизора.
— На что это они так пялятся?
— Что-то, связанное с модой, — отвечает Тальв. — Тут привезли какую-то русскую модель, ньюта. Юри, кажется.
— Юли, — подсказывает Йогендра.
Его десны уже алы от паана. Освещение в баре имеет голубоватый оттенок, и нитка жемчуга, которую он постоянно носит, начинает отливать каким-то мистическим цветом. Красным, белым, голубым. Американская улыбка. Йогендра ни разу не снимал жемчужные бусы с тех пор, как стал работать с Шивом.
— Таких я бы тоже всех перестрелял, — говорит Шив. — Извращенцы. Что касается брахманов, то они мухлюют с генами, но у них хотя бы понятно, кто мужчина, а кто — женщина.
— Я читал, будто ньюты собираются получить разрешение размножаться клонированием, — мягко замечает Тальв. — Они согласны платить нормальным женщинам, чтобы те вынашивали их детей.
— Ну, это уж совсем мерзость, — говорит Шив.
Когда он поворачивается, чтобы поставить пустой стакан, то на отливающей голубым барной стойке обнаруживает клочок бумаги.
— Что это?
— То, что принято называть счетом, — отвечает Тальв.
— Прошу прощения! С каких пор я должен оплачивать напитки в вашем заведении?!
Шив разворачивает крошечную квитанцию, бросает взгляд на сумму. Еще раз внимательно рассматривает счет.
— Нет, что такое?! У меня здесь уже больше нет кредита? Неужто вы хотите сказать: Шив Фараджи, мы тебе больше не доверяем?!
Девицы у телевизора поднимают головы, привлеченные звуками намечающегося скандала. В голубоватом свете они становятся похожими на дэви. Тальв тяжело вздыхает. Появляется Салман. Он владелец, у него есть связи, которых нет у Шива. Шив потрясает папкой с меню, словно обвинительным актом.
— Я говорил твоей здешней звезде...
— Я уже много слышал о вашей платежеспособности.
— Приятель, меня все уважают в этом городе.
Салман холодным пальцем касается ледяного металла со суда.
— Ваши акции больше уже не... не на подъеме, как раньше.
— Значит, какой-то подонок пытается мне подставить ногу? Ну что ж, скоро я буду хранить его яйца в сухом льду...
Салман отрицательно качает головой.
— Вы ошибаетесь. Проблема исключительно макроэкономического свойства. Тенденции рынка, сэр.
И вдруг весь бар-клуб «Мусст» как-то «отъезжает» от Шива, его стены уходят куда-то вдаль, остается только голова брахмана, громадная, раздувшаяся и покачивающаяся из стороны в сторону, словно праздничный разрисованный и наполненный гелием воздушный шар. Она смеется над Шивом смехом маленького идиота.
У некоторых в подобных случаях перед глазами начинает плыть красноватая дымка. Шив всегда видит синюю. Густую, насыщенную, вибрирующую синеву. Он хватает тарелку с пааном, разбивает ее, прижимает руку Тальва к стойке и заносит длинный кусок острейшего стекла над большим пальцем бармена, словно нож гильотины.
— Посмотрим, как этот беспалый будет смешивать коктейли, — цедит сквозь зубы Шив. — Бармен. Звезда.
— Ну-ну, успокойся, друг, — медленно и с раскаянием в голосе произносит Салман, но Шив понимает, что это шипение кобры... а вокруг — снова синева, дрожащая, пульсирующая синева.
Кто-то кладет руку ему на плечо. Йогендра.
— Ладно, — говорит Шив, ни на кого не глядя. Кладет осколок тарелки, поднимает руки. — Ладно.
— Я постараюсь забыть о случившемся, — говорит Салман. — Но в любом случае я жду оплаты по счетам. Полной оплаты, сэр. В течение тридцати дней. Стандартные условия.
— Ладно. Чувствую, здесь что-то не так, — бормочет Шив, отступая. — Но я обязательно выясню, что именно, и вернусь, чтобы выслушать твои извинения.
Он опрокидывает свой табурет, но не забывает прихватить банку с «препаратом».
По крайней мере Шив добился того, что все девицы разом уставились на него.
Аюрведический ресторан закрывается ровно в восемь, так как, согласно философии Аюрведы, есть после восьми часов вечера нельзя.
По тому, что происходит в переулке, Шив заключает, что ресторан больше не откроется. У дверей стоят наемный фургон, две тележки, в которые впряжены пони, три трехколесных грузовых мотороллера, а несколько носильщиков выносят какие-то коробки. Старший официант Видеш занимается разборкой столиков и поэтому даже не поднимает глаз на врывающихся в ресторан Шива и маленького «вундеркинда».
Мадам Овариум* [Яичник (лат.)] в своем кабинете, она собирает документы. Шив с грохотом опускает сосуд с «препаратом» на помятую металлическую поверхность.
— Переезжаете?..
— Один из моих «пареньков» направляется к вам.
— Я был в отъезде. По делам. Как видите, у меня есть нужная вам вещь.
Шив открывает наладонный компьютер.
— Шив, разговаривать здесь небезопасно...
Мадам Овариум — маленькая, толстая, почти шарообразная малайка с хвостом грязных волос, который опускается почти до самых ягодиц и который она не расплетала уже лет двадцать. Для своих «пареньков» она — «Аювердическая мадонна», потчующая их соответствующими тинктурами и порошками. Приверженцы учения твердо уверены, что мадам обладает способностями настоящей целительницы. Шив передает приготовляемые ею снадобья Йогендре, а тот торгует ими вразнос среди туристов, путешествующих по Гангу. Ресторан мадам пользуется известностью за границей, особенно среди немцев. Местечко это постоянно забито бледными выходцами из Северной Европы, которые отличаются той особой заостренностью черт, что характерна для людей, в течение нескольких недель страдающих проблемами с пищеварением.
