Динамический хаос - Татьяна Зимина
Мирон попытался приблизиться к выходу, но сёдзи были закрыты, и чтобы откатить массивную деревянную раму в сторону, требовалось время.
Слуга еще раз взмахнул мечом. Мирон заскочил за стеллаж, стоящий свободно, наподобие шкафа. Лихорадочно оглядываясь в поисках хоть какого-нибудь оружия, он увидел вазу — громадное напольное украшение, почти с него ростом.
Не подойдёт… К тому же, наделает много шума.
В уголке, отделенном лёгкой ширмой, он обнаружил бамбуковый столик. Лёгкий, как бумажный самолётик. Но вот на столике…
Обхватив массивное пресс-папье в виде золотой жабы рукой, Мирон притаился за стеллажом.
Почему слуга не поднимет тревогу? — подумал он. — Ответ очевиден: потому что он её уже поднял. Теперь остаётся лишь удерживать его, Мирона, до подхода подкрепления…
В отдалении послышался глухой топот — кто-то бежал по лестнице.
Ждать больше нельзя, — решил Мирон и выскочил из-за стеллажа. Меч полоснул его по руке — вдоль по кости, до самого плеча, но он успел бросить импровизированный камень. Слуга рухнул на пол.
Перешагнув через тело, Мирон бросился к сёдзи, взявшись за створки, потянул в разные стороны… В коридоре, лицом к нему, в своём роботизированном кресле сидел Массимо Карамазов.
Когда Мирон сделал движение, чтобы пройти мимо, кресло молниеносно переместилось, закрыв ему проход.
Бить калеку я не могу, — подумал Мирон. — В то же время в его каталке могут таиться чёрт знает какие сюрпризы… Вплоть до миниатюрной ракетной установки.
Мирон посмотрел в глаза отцу Амели. Но тот, не обращая на него никакого внимания, настойчиво смотрел в окно.
Мирон оглянулся. Окно как окно. Деревянная рама из тёмного дерева, стекло… Он вновь посмотрел на Массимо. Тот перевёл взгляд на Мирона, затем снова посмотрел мимо его плеча. И еле заметно, буквально на миллиметр, приподнял бровь.
Мирон сделал шаг назад, вглубь библиотеки. Взгляд Массимо потеплел.
В коридоре уже звучали шаги. И лязгал металл.
— Никакой техники, — сказала Амели. — Только слуги…
Кресло Массимо развернулось, встав к библиотеке спинкой и полностью перегородив проход.
Надеюсь, стекло не бронированное, — подумал Мирон и с разбегу врубился в раму.
Три этажа, подумал он в последний момент. — Надеюсь, там не сад камней…
Глава 9
3.9
Падение с третьего этажа вышибло дух. В полёте он успел кое-как сгруппироваться, но всё равно ударился так, что болью прошило весь скелет.
Хорошо, что под окном была земля, — думал Мирон, пока в глазах плясали золотые звёздочки. Голова кружилась — казалось, он уже никогда не сможет вдохнуть.
Дико, до визга, вдруг заболела правая рука — в горячке боя Мирон забыл, что слуга успел его ранить.
Наконец он смог расслабить мышцы живота, и воздух потёк в лёгкие благословенным прохладным потоком. Пахло влажной землёй и травой — непривычно, экзотически, напоминая о профессоре Китано и цветущей сакуре.
С момента падения прошло не более десяти секунд, но Мирону казалось, он успел прожить целую жизнь. Мысли летели стремительно, яркими вспышками оглушая сознание.
— Вставай, — голос раздался откуда-то сверху, из поднебесья. Раненую руку ожгло огнём.
Не в силах говорить, Мирон зашипел, но руку продолжали дёргать, и повинуясь этой настойчивости, он поднялся сначала на колени, а затем — на ноги.
— Ходу, — наконец он узнал голос Амели. — Соберись.
— Кажется, я ударился головой, — сказал Мирон, и понял, что слова звучат лишь у него в голове.
Перед глазами всё прыгало: зелёные кусты, ярко-красные цветы, в которых сознание опознало розы; белая, посыпанная песком дорожка, тёмные стволы деревьев…
Амели упорно тянула его за руку, но почувствовав, что Мирон вот-вот упадёт, закинула его руку себе на шею.
Он вновь зашипел — почему она всё время дёргает больную руку? Но сказать ничего не мог — во рту стоял кисловатый железистый вкус крови.
— Я прикусил язык, — сказал он, и опять вышло так, что слова были только в голове.
Потом его заставили перелезть через стену. Это было мучительно, непонятно и жестоко — кто-то тянул его за руки, продирая сквозь колючую проволоку, сквозь металлические пики, затем — еще одно падение.
Метров с шести, — определил Мирон. Сознание то и дело ускользало, но усилием воли он возвращал его на место. Не хватало еще остаться бесчувственным, в руках не пойми-кого…
Затем он почувствовал болезненный укол в предплечье — слава богу, здоровое; а через минуту сознание затопила ледяная ясность. Её острые кристаллы вытеснили муть из глаз, смыли боль — из головы, из рёбер, из раненной руки, и наконец-то Мирон смог оглядеться.
Рядом была стена. Сложенная из громадных каменных блоков, она уходила вверх и терялась в голубой вышине. Своим новым ясным зрением он различал трещины, крупинки раствора меж каменных блоков, побеги плюща, опутавшего железную балку, подпирающего стену… Рядом стояла Амели — всё в том же бальном платье. Подол выпачкан зелёным травяным соком, на уровне коленей — тёмные грязевые пятна.
За спиной Амели стоял незнакомец. Ассиметричное лицо с острыми скулами, мешанина волос, похожих на живых скользких змей, джинсовый пиджак сплошь утыкан колечками, булавками и заклёпками. Рукава закатаны до локтей, голая кожа рук татуирована настолько плотно, что рисунки кажутся чёрными нарукавниками.
— Что вы мне вкатили? — язык наконец-то послушался, и только прикосновения к зубам отдавались тупой далёкой болью.
— Армейский коктейль, — ответил парень с острыми скулами. — Половину дозы. На полной ты смог бы бежать, даже если б тебе оторвало ноги.
— Эй, от него откат длится, наверное, неделю, — проворчал Мирон. — Вы о моей печени подумали?
— Мы думали о твоей шкуре, — холодно заметила Амели.
Стоя прямо на улице, у всех на виду, она сдирала с себя платье. Чувак с татуировками уже протягивал ей джинсы и просторную толстовку.
— Нужно пройти три километра, бро, — сказал он, обернувшись к Мирону. — Только там можно будет сесть в подземку.
Мирон огляделся. Пастораль — именно так называют пейзажи подобного рода. Сиреневые холмы, узкая желтая тропинка между ними и поле красных маков. Клод Моне, — вспомнил он. — Не хватает дамы в белом с кружевным зонтиком…
— Сюда не пускают никакой транспорт, — пояснила Амели, натягивая толстовку. Мелькнули ослепительно-белые груди с твёрдыми коричневыми сосками, плоский живот… — Так что придётся прогуляться… — она испытывающе посмотрела на Мирона. — Справишься?
— Пошли уже, — буркнул он.
Место, куда вкатили армейскую сыворотку, горело огнём. И огонь этот распространялся всё дальше. Тянуло почесать плечо, но Мирон сдерживался: знал, что будет только хуже.
— Не так быстро, — остановил приятель Амели. — Надо всё подготовить…
Опустившись в траву, он совершил несколько загадочных манипуляций, в результате которых дёрн был откинут в сторону. Под ним обнаружился квадратный металлический люк. Ржавый, с неразличимым клеймом.
Незнакомец извлёк из внутреннего кармана пиджака фомку, подцепил крышку люка и с трудом приподняв, откинул в сторону.
— Ты первый, — сказала Амели. — Если что, Ринат подстрахует.
Мирон заглянул в люк. Оттуда пахнуло тёплым затхлым воздухом и сухими фекалиями.
— Канализация? — спросил он с опаской.
— Старая канализация, — уточнил Ринат. — С тех пор, как здесь были многоэтажки.
Он протянул что-то Мирону, тот узнал стандартный медпакет — тоже армейский. Сунул в карман смокинга. Шов на спине разошелся во время падения, и двигаться в нём стало намного удобнее.
— Последние двадцать лет ею не пользуются, — добавила Амели. — Всё давно высохло.
— Ладно, — сев на край, Мирон свесил ноги и нащупал первую ступеньку шаткой лесенки, уводящей в глубину. — Ладно…
Страха не было. Отвращение пополам с брезгливостью. А еще некоторое опасение, что Ринат захлопнет люк, как только голова его скроется из виду…
— У нас — тридцать секунд, — сказала Амели. — До того, как нас обнаружат боевые дроны моей матери.
Мирон перенес вес на ступеньку, спустился еще на одну и почувствовал, как на голову сыплется ржавая пыль — Амели спускалась следом.
Стараясь не слишком налегать на больную руку, он аккуратно переставлял ноги одну за другой, и через минуту почувствовал твёрдую поверхность.
