Майкл Гаррисон - Свет
Чего он искал? Он понимал лишь, что чистый желтый передок поезда системы «Интерсити» преисполняет его душу восторгом.
По утрам Кэрни работал. Вечерами раскладывал Таро. По выходным путешествовал. Иногда он встречал в городе Инге. Он рассказывал ей о картах; девушка касалась его руки завистливо-восхищенным жестом. С ней всегда было приятно, хотя она кой-чего и не понимала.
— Это же просто по приколу, — любила она повторять. Кэрни было девятнадцать. Математическая физика раскрылась перед ним, как цветок, обнажая его истинное предназначение. Но будущее пока не определилось. Он полагал тогда, что путешествия помогут найти проход в «пятое измерение». В истинный Дом Дрока, где воплотятся детские мечты, несущие надежду, предопределение и свет.
* * *— Эй, Майкл!
Кэрни огляделся, на миг утратив ориентацию в пространстве. Свет все преобразил: пластиковый стаканчик с минералкой, волоски на тыльной стороне кисти, крыло лайнера в тридцати тысячах футов над Атлантикой. Все эти вещи оказались переопределены, став на краткое время самими собой, доведенными до крайности. Вдоль рядов забегали стюардессы, забирая у пассажиров лотки. Вскоре зачастили, но быстро вернулись в нормальный режим двигатели: самолет выполнил крен и проскользнул в облако. Турбулентность взметнула вокруг водяные вихри, затем иллюминатор расчистился, и солнечный день внезапно сменили мокрые просторы лондонского аэропорта Хитроу, по которым неустанно гулял ветер.
— Идем на посадку! — восторженно прощебетала Анна. Стиснув его предплечье, она приникла к окну. — Идем на посадку!
Все дороги, разумеется, вели навстречу Шрэндер. Шрэндер неустанно выжидала шанса его сцапать.
14
Поезд-призрак
Серия Мау открыла канал связи с обитаемой секцией и обнаружила, что пассажиры снова собрались вокруг голографического экрана. На сей раз экран демонстрировал различные компоненты сложного груза, размещенного в трюме «Белой кошки»: машины эти ползали по оливиновой пустыне между грудами переплавленного по виду камня, которые, если внимательно присмотреться, могли сойти за древние развалины.
— Вечеринка тут была жаркая, — заключил один. — Эту хрень разогрели до двадцати тысяч кельвинов гамма-пушкой большого радиуса действия. Такое впечатление, что тут маленькая звезда воссияла, честное слово. Миллион лет назад они сражались за сокровища, которым уже тогда были миллионы лет. Господи, вы только подумайте!
— Господи, — беспомощно повторила женщина-клон, — как же это скучно, мама дорогая!
Все рассмеялись и придвинулись к экрану. Две женщины в одинаковых юбках-трубах кричаще-розового цвета, сшитых вроде бы из атласа, завели руки за спины.
Серия Мау смотрела на них. Они ее злили. Они просто трахались, слонялись и задирали друг друга. Они только и говорили что о прибыльных сделках, событиях в мире искусства и о том, как проведут отпуск в Ядре. Они только и обсуждали, что купят или что уже купили. Какой от них прок кому бы то ни было, кроме них самих? Что они протащили на ее корабль?
— Что вы погрузили на мой корабль? — громко, требовательным тоном осведомилась она. Они застыли и переглянулись — как ей почудилось, виновато. Поискали взглядами источник голоса. — Зачем вы пронесли этот груз на борт моего корабля?
Не успели они ответить, а она уже отключилась, занявшись сигнатурным дисплеем. Там отображались K-рабль и сцепленный с ним, как слепой верблюд на веревке, боевой крейсер ужасников. Она идентифицировала его. Сигнатура прикрытия совпадала с одной из имевшихся в банках данных «Белой кошки». Имя крейсера было «Касаясь пустоты»;[21] командир этого корабля оплатил ей засаду на ялик «Феерическая жизнь». Он ей еще сказал: «Мы знаем, куда ты направишься». При этом воспоминании Серию Мау в баке пробила дрожь.
— Что они делают? — спросила она у математички.
— Остаются там, где были, — доложила та.
— Они собираются преследовать меня, куда б я ни полетела! — вскрикнула Серия Мау. — Ненавижу! Ненавижу их! Никто за нами не угонится, ни у кого мастерства не хватит.
Математичка поразмыслила.
— Их навигационная система немногим уступает мне, — заключила она. — Их пилот — профессиональный военный. Он лучше тебя.
— Сбрось их, — велела Серия Мау. И обвинила в происходящем людей: — Вы протащили эту штуку на борт.
Вид у мужчин сделался виновато-рассерженный. Они бросали по сторонам неприметные взгляды, словно почуяв ее физическое присутствие в каюте. Две женщины шептались, хлопая друг друга по ладошкам. Трудно уже было сказать, кто из них культиварка.
— Отключите эту хрень, — приказала Серия Мау. Они выключили голограмму. — А теперь скажите, какая от вас польза, э?
Пока они пытались подыскать ответ, по корпусу «Белой кошки» прошла легкая дрожь. Мгновением позже звякнул сигнал тревоги.
— Ну что там? — нетерпеливо спросила Серия Мау.
— Они нагоняют, — отчиталась математичка, — и за последние тридцать наносекунд сократили отставание до половины светового года. Пока что угроза не очень существенная, но положение может осложниться.
— Половина светового года? Быть того не может.
— Что прикажешь делать?
— Готовься к бою.
— В настоящий момент все выглядит так, словно они просто пытаются…
— Выпусти между нами что-нибудь. Что-то крупное. Убедись, что оно излучает во всех доступных режимах. Хочу их ослепить. Если получится, подбей их, но пока и так они потеряют нас из виду.
— Четверть светового года, — сказала математичка. — Серьезная угроза.
— Ну, — отозвалась Серия Мау, — пилот у них и впрямь классный.
— Они здесь. В считаных километрах.
— У нас девяносто пять наносекунд до катастрофы, — сказала она. — Ну и чем отбиваться будем?
По корпусу раскатился гулкий удар. В бесструктурной серой пустоте снаружи расцвела обширная вспышка. Стремясь защитить клиентский груз аппаратуры, «Белая кошка» отключила свои сенсорные массивы на полторы наносекунды. К этому моменту боевые системы корабля уже излучали на высоких частотах. Рентгеновские лучи на краткий миг разогрели локальное пространство до двадцати пяти тысяч кельвинов, другие частицы ослепили все возможные сенсоры, из сингулярности боевого класса развернулись временные субпространства фрактальных размерностей. Шоковые волны прокатились по динаточной среде, подобные пению ангельских труб — первозданной музыке, пронизывавшей вязкий субстрат молодой Вселенной в эпоху до рекомбинации протона с электроном. В сей миг, исполненный более безумия и буквальной метафизики, нежели красоты, Серия Мау отключила драйвера, и корабль вывалился в обычное пространство. «Белая кошка», сверкнув, материализовалась в десятке световых лет от любого преследователя. В одиночестве.
— Вот видишь? — сказала Серия Мау. — Не так-то он и хорош.
— Я бы сказала, что он выдернул вилку из розетки первым, — возразила математичка. — Но прихватил ли с собой ужасника, это еще вопрос.
— Ты его видишь?
— Нет.
— Тогда перемести нас куда-нибудь и укрой, — сказала Серия Мау.
— А тебе важно, куда именно?
Серия Мау устало шевельнулась в баке.
— Не сейчас, — ответила она.
За кормой, если направление «за кормой» имеет какой-то смысл в десяти пространственных и четырех временных измерениях, продолжала тускнеть вспышка взрыва, подобная остаточной картинке в оке вакуумной бури. Столкновение заняло всего лишь четыреста пятьдесят наносекунд. В обитаемой секции никто ничего не заметил, но люди удивились тому, как Серия Мау внезапно замолчала.
* * *Вторым, главным полушарием Серия Мау видела сон. Она снова оказалась в саду. Костер догорел уже недели назад, но в доме все напоминало о нем. Все пахло дымом. Все было покрыто копотью. Старый дым старых вещей, сожженных отцом, вернулся и осел на полках, мебели и оконных рамах. Запах вернулся вместе с ним. Двое детей стояли в пальтишках и шарфиках в кругу пепла, подобном черному пруду посреди сада. Они встали так, чтобы носки сапожек оказались в точности на краю круга, и опустили головы, глядя на них. Затем посмотрели друг на друга в печальном удивлении, и тут из-за дома появился отец. Как он мог так поступить? Как он мог совершить такую ошибку? А дальше-то что?
Девочка отказывалась есть. Отвергала пищу и воду. Отец глядел на нее в серьезной задумчивости. Взяв ее за руки, он заставил дочку посмотреть ему в глаза. У него радужки были карие, но такого светлого оттенка, что на свету отливали апельсиновым. Люди считали их красивыми. Чарующими.
— Ты у нас теперь вместо мамы, — говорил он. — Ты нам поможешь? Ты будешь такой же, как мама?
Девочка убежала в дальний угол сада и разрыдалась. Она никому не хотела становиться матерью. Она хотела, чтобы ей самой кто-то стал матерью. Если такие события по жизни в порядке вещей, то зачем жить? Как тогда доверять жизни? Все напрасно, все тщетно. Она бегала по саду туда-сюда, громко плача и размахивая руками, пока к ней со смехом не присоединился брат, а потом отец догнал их обоих и посмотрел на нее печальными карими глазами, снова спросив, не желает ли она заменить маму. Девочка отвернулась со всей резкостью, на какую была способна. Она-то понимала, какую чудовищную ошибку совершил отец: от фотографий избавиться сложно, а от запаха — еще тяжелее.
