Вместе - Дэйв Эггерс
– Хорошо, мы закончили, – сказала доктор Вильялобос.
Застегивая пуговицы, Дилейни перебирала гипотезы, одна нелепее другой. Возможно, все подстроено, ее просто проверяют. Но если так, то правильной реакции просто не существует. Приватные вещи в первую очередь должны быть приватными. Мэй Холланд ведь и пытается искоренить вот такие скользкие ситуации, все эти секреты, ведущие к недоверию, подпитывающие теории заговоров. Ладно, у нее есть только один путь – ждать. Возможно, Мэй просто выжидает подходящий момент, чтобы объявить миру о том, что хочет подарить ему нового гражданина.
8
Почему нельзя хранить вещи
Как только Дилейни вышла в фойе, рядом тут же возникла Кики.
– Все в порядке? Мы идем в “Реформацию”, – объявила она.
Дилейни, у которой все еще кружилась голова, последовала за своей провожатой из клиники на яркий свет.
– Это более старая часть кампуса, – рассказывала Кики, пока они шли по проходу между какими-то ангарами и складами. – Здание, которое нам нужно, раньше было гаражом для военных самолетов, но нам оно оказалось очень полезным, так как туда вела старая и неиспользуемая линия подземки. Мы приспособили эти туннели для наших поездов. Давай за мной.
Они вошли в огромное железобетонное строение, больше всего напоминающее фабрику начала двадцатого века. Дилейни почти ожидала увидеть внутри детей с пустыми глазами, возящихся среди ржавеющих станков.
– После самолетного ангара здесь была фабрика металлических… – Кики явно забыла слово и вышла из положения, просто обведя рукой пространство, в котором поместились бы как минимум три аэробуса и автобусный парк заодно. Со стальных балок свисали яркие отрезы тканей, призванные, очевидно, хоть как-то оживить мрачное помещение, но материя уже успела впитать черную пыль, осыпающуюся с древних потолков, и выглядело это совсем уж зловеще.
– Ты подключена? – спросила Кики, показывая на камеру Дилейни.
– О нет, – ответила Дилейни. – Мне сказали выключить ее на медосмотре…
– Да, хорошо. Теперь можешь опять включить, если хочешь.
Давным-давно Дилейни купила мобильную камеру, рассчитывая в будущем попасть в компанию, и, вопреки ожиданиям, это не произвело на нее такого уж огромного впечатления. Она поняла, что ее жизнь в целом непримечательна и несмотрибельна. Но когда все-таки происходило что-то интересное, то камера на груди действительно заставляла ее вести себя лучше – в точности как говорила Мэй. Язвительный комментарий, который она хотела отпустить, застревал в сетях самоцензуры. Идею макнуть в соус уже надкусанный стебель сельдерея, которую Дилейни вынашивала на вечеринке в честь рождения ребенка одной из клиенток Гвен, она в итоге отвергла из опасения, что это будет замечено, изучено незнакомцами, которые будут глядеть в экраны разинув рты, и вписано в ее историю. Поэтому она вела себя в соответствии со своими представлениями об идеальном поведении. Она теперь была менее интересной и смешной, так как юмор не проходил обязательную для двадцать первого века фильтрацию, но при этом стала добрее, позитивнее, великодушнее и вежливее.
– Дилейни?
Она вынырнула из своих мыслей и обнаружила перед собой худого розоволицего мужчину с желтой челкой, топорщащейся надо лбом. Она улыбнулась, а он приложил ладонь к груди в приветственном жесте. Ладонь была бледной и очень тонкой, как у обезьянки-капуцина. Дилейни опустила взгляд, опасаясь увидеть очередной выпирающий пенис, но, к ее облегчению, на розовом мужчине был саронг.
– Дилейни. Добро пожаловать, – сказал он, прикрыл глаза и чарующе улыбнулся. – Таави, – представился он, коснувшись бейджа на груди. – Тебе известно что-нибудь о нашей работе?
– Да, – кивнула Дилейни.
В бледных глазах розоволицевого мужчины мелькнула досада.
– Это плохо. Я должен был все разъяснить, чтобы это осталось на записи. – Он показал на камеру, болтающуюся на ленточке у него на шее.
– Все, мне пора! – воскликнула Кики. – Зайду за тобой в конце дня. – Она коротко и как будто со значением сжала запястье Дилейни и умчалась прочь с ошеломляющей скоростью, пропев напоследок: – Привет, Нино!
***
– С 1990-го по 2025-й, – начал рассказывать Таави, увлекая Дилейни за собой, – индустрия хранения личных вещей на складах в этой стране выросла с 2200 до более чем 520 000 локаций. Каждая из таких площадок занимает в среднем три акра, то есть в целом примерно миллион акров отдано уродливым коробкам, забитым ненужными коробками размером поменьше. Естественно, это экологическая катастрофа. На территории, которую занимают эти уродливые коробки, раньше были неосвоенные угодья, фермы, пастбища, сады, парки. И всякий раз, когда появлялся новый склад, людям в голову приходила мысль, что им обязательно нужно оставить на память каждый кусочек пластика и каждую веревочку, что имеются в их домах.
Таави остановился у экрана с картой США, испещренной красными точками.
– И люди арендовали хранилища, а владельцы этих хранилищ строили новые, чтобы удовлетворить стремительно растущий спрос. И вскоре в каждом городе возникло по одному, два, по десять таких складских комплексов.
Число точек на экране удвоилось, утроилось.
– Мы стали нацией барахольщиков. Но как только люди начинали что-то осознавать и даже испытывать стыд за собирательство хлама, по телевизору показывали очередное шоу о хранилищах, и рынок снова оживлялся. Это же просто абсурд – телешоу про склады барахла!
Дилейни засмеялась, а Таави замолчал и прикрыл глаза, будто хотел впитать ее смех, как тепло солнечных лучей.
– Первое время, – продолжал он, – это было преимущественно американское явление. Но, подобно многим глупейшим и отвратительнейшим тенденциям, эта, зародившись здесь, расползлась повсюду. За Штатами последовала Канада, и не прошло и десяти лет, как хранилища и там заняли миллион акров. Потом Австралия. Затем прочие страны: Хорватия, Турция, ЮАР. В Бразилии под склады вырубают тропические леса. – Они подошли к незанятому рабочему столу. – В общем, мы должны были обратить этот процесс вспять. Такова история “Мыслей Вместо Вещей”. Ты этим когда-нибудь пользовалась?
Их окружали тележки с фотоальбомами разных времен и разной степени сохранности.
– Для мамы с папой, – ответила Дилейни.
Родители хотели послать сюда свои альбомы, но Дилейни сорвала их планы. Она отсканировала фото, а альбомы положила в складскую ячейку, не доехав полпути до Бойсе.
– Ты прочла и подписала соглашение – значит, ты все знаешь, – сказал Таави. – Но сейчас, на месте, я просто напомню тебе самое главное. Садись.
Дилейни села. Кресло было идеальным.
– Видишь, тут под столом педали, их сопротивление регулируется. Можешь пользоваться ими, как на велотренажере, а можешь – как на тренажере-лестнице. Разумеется, оборудование все фиксирует, и это будет храниться в твоих данных. Рекомендации по здоровью
