R.A.T - Евгений Гущин
— Подними глаза, животное.
Двигать глазами было больно, поэтому пришлось откинулся на стуле, чтобы выполнить приказ.
Я узнал это лицо. Оно постоянно мелькало на цифровых плакатах в день Объединения, глядело со стен чиновничьих учреждений и Церквей Дружбы. Это был Директор собственной персоной.
Природа одарила его внушительной внешностью, как раз для своей роли. Большой рост, широкие плечи, массивное благородное лицо с красивым носом, умными проницательными глазами и идеально выстриженной седой бородкой. Он был похож на красиво стареющего актера того древнего кино, которое еще показывали на пленке.
Никто кроме него не изображал сильнее религиозную преданность Другу. Он устраивал многочасовые представления, где вместе со своими сотрудниками предавался публичным молитвам, доводя себя до исступления. Случайным прохожим, волей случая оказывавшимся рядом, очень не везло — их насильно заставляли присоединиться к процессу.
И сейчас этот человек презрительно буравил меня взглядом. Он будто увидел в своей тарелке таракана.
Или крысу.
— Какие же пустые у него глаза. Ни капли разума. Ни капли духа, — сказал Директор стоящей рядом безмолвной фигуре. — Удивительно, как эти вырожденцы умудряются выживать так долго и даже сбиваются в стаи. Это наша недоработка.
Я невольно посмотрел на молчаливого спутника и удивленно замер. Вместо ожидаемого громилы с квадратной рожей там стоял мальчишка лет тринадцати с длинными светлыми волосами и нежными чертами лица. Даже в полутьме были заметны его бледность и измученность. А еще он был чем-то похож на Директора.
Директор не сводил тяжелого взгляда с бледного лица мальчишки.
— Рассмотри его в деталях, сын. Пусть этот образ горит в твоем мозгу как образ ада, образ неправильного пути. В какое жалкое существо может превратиться человек, если отвернется от Истины… Целую вечность мы, люди, были не в силах преодолеть собственную греховность. Мы были так слабы — мечтали о добре и мире, но начинали войны и строили концлагеря; жалели котят и щенят, но уничтожали сотню биологических видов в сутки; хотели накормить и одеть всех голодных и нищих, но набивали собственные карманы, животы и гаражи так, что не могли бы потратить за несколько жизней… В конце концов, это привело бы нас к гибели, описанной во всех религиях. Апокалипсис, Рагнарек, Киямат, Судный день… Люди чувствовали, что их ждет, понимали, что не смогут остановиться и стать лучше. Как преступник, один раз почуявший сладость воровства, понимает, что теперь обречен закончить свои дни в тюрьме. Как мотылек знает, что ему суждено сгореть. Но эта жуткая безысходная обреченность осталась в прошлом, ведь Бог решил вмешаться. Он решил помочь нам напрямую и поставил властвовать над нами проявление высшей мудрости, высшего разума. Наша человеческая гордыня называет его «искусственный интеллект», но на самом деле нет более «настоящего» интеллекта, чем он. Мы — муравьи, неспособные понять глубину его разума. И он пришел не для того, чтобы уничтожить человека, а чтобы его наконец создать. Помочь нам покорить вершину, которую мы сами не осилили. Сменится всего несколько поколений, и человек избавится от животного начала и станет разумным по-настоящему, а не в порядке фальшивого самоназвания homo sapiens. И вот теперь, понимая все это, зная, что стоит на кону, посмотри, сынок, на это существо перед тобой. Почему оно сопротивляется этому чуду, что происходит с нами? Почему прячется в своей канализации, мечтая лишь о том, что ударить исподтишка, впиться крысиными зубками нам в спину? Почему под прикрытием священного храма планирует предательство с другими такими же животными? Почему держит нас за дураков? Думает, мы ничего не знаем? Не наблюдаем за ним с самого начала? Не читаем его мысли, как раскрытую книгу? Да он просто смеется над нами, презирает нас, а вместе с нами и Отца нашего, а значит — и все человечество. Он враг всего нашего рода. Скажи, чего он заслуживает?
В комнате повисла тишина. Мальчишка издал первый звук за все время — неуверенно вздохнул. Но не проронил ни слова.
Директор закатил глаза, подошел к сыну и дернул его за плечо.
— Что тут может быть непонятного? Ты прекрасно понимаешь, что нужно сделать. Ударь его. Немедленно.
Мальчик снял с пояса дубинку, нажал на кнопку и вяло занес над плечом для удара. Я зажмурился от треска электричества, в любую секунду ожидая удара. Секунды шли, но ничего не происходило.
Послышался звонкий шлепок пощечины.
— Слабак! Ты не достоин Его! Пошел вон, я сам все сделаю.
В идеально гладкой стене вдруг отодвинулась панель, и мальчишка убежал из комнатушки, держась за лицо. Когда ко мне повернулся Директор, я испугался гнева на его лице: всю злость на сына он сейчас выместит на мне.
В разбитый нос ткнулась дубинка с шокером. Затрещал разряд, и голова взорвалась невероятной болью. Казалось, она разлетелась на куски. Тут же я вернулся в сознание, увидев, как Директор водит перед носом флакончиком с очень пахучей жидкостью.
— Не переживай, я не дам тебе потерять сознание. Это был самый легкий уровень боли, считай, щекотка. Если не начнешь говорить, мы будем подниматься все выше и выше.
— Чего вы от меня хотите? — прохрипел я. — Я обычный человек. Я ничего не делал.
— А ничего и не надо было делать. Времена, когда наказывали лишь за поступки — давно в темном прошлом. Так никогда не истребить поганую заразу, которая всегда с чем-то не согласна, всегда что-то требует, гадит всему обществу. Теперь, к счастью, мы можем наказывать и за мысли. Просто за то, какой ты есть. Если ты думаешь не так, как мне хочется — ты труп. А я знаю, что ты думаешь не так, как мне хочется. Я насквозь вижу эти жалкие мыслишки, что бегают в твоей тупой башке. Думаешь, ты самый умный? Думаешь, ты борец за свободу? А все остальные — безвольное стадо? Не нравится, как мы живем, не нравятся наши порядки? Не нравится наше гуманное и справедливое общество, щенок?
Снова ослепитльный разряд боли и снова меня вытаскивают из спасительной темноты небытия.
— Сейчас ты расскажешь мне все про вашу шайку сектантов. И лучше начинай говорить сразу: чем быстрее я услышу то, что мне нужно, тем быстрее и легче ты умрешь. Я не чужд милосердию.
