Дэвид Джонсон - Робокоп III. Буллит
— Я не новичок в лаборатории, так что прошу не давить на меня, — оборвала его Мэри.
— Вот и прекрасно. Мы хотим, чтобы он работал, и он будет работать. Он, как и ты, принадлежит компании «Оу-Си-Пи». Так что давай, будь добра, выполняй свои обязанности, не забывая об ответственности, — сказал на прощание Флат и, ухмыльнувшись, направился к выходу.
В дверях он едва не столкнулся с Льюис, которая зашла, чтобы посмотреть на Мэрфи.
Доктор Мэри Лазарес, посмотрев ему вслед, произнесла:
— Господи, неужели я когда-то была в него влюблена, подумать только!
В лабораторию снова вошел доктор Эндрюс:
— Мэри, дорогая, я могу сам заняться Мэрфи, — сказал он заискивающе улыбаясь.
— Нет-нет, благодарю, это несложно, я разберусь сама, — ответила Мэри. — У вас достаточно своих обязанностей, идите, вы свободны.
Доктор Лазарес подошла к Льюис, которая стояла рядом с Мэрфи, и с беспокойством посмотрела на экран, отражающий мысли робота. На экране то и дело возникали все новые и новые лица, какие-то эпизоды, обрывки фраз.
Мэрфи сидел неподвижно.
— Что у тебя творится в голове, Мэрфи?! — удивленно воскликнула она.
Льюис слышала конец разговора с Флатом, поэтому, повернувшись, она вопросительно посмотрела на Мэри.
Мэри дотронулась до ее плеча:
— Я бы хотела побыть одна, — тихо попросила она. Льюис, нахмурившись, вышла.
Доктор Лазарес села за стол, крепко сжав голову руками. Она достала из кармана пластину, покрутила ее в руках, затем достала из нижнего ящиха стола молоток и с яростью ударила по пластине. Все, что от нее осталось, Мэри аккуратно собрала и выбросила в урну.
* * *Рано утром Берта Стивенсон со своими напарниками собиралась в дорогу.
— Вы слышали радио? — в который раз спрашивал дядюшка Симон. — Какие-то идиоты оказали сопротивление реабилитационной службе! Подумать только, им обещали новые квартиры, гигантские торговые центры, площади с фонтанами и памятниками, зоны отдыха… им обещали рай, а они устроили войну!
— Какую войну? — будто ничего не понимая, спросила Берта.
— Какую войну? Они стреляли в офицеров реабилитационной службы! Они взрывали бомбы! Это же преступники!
— Но…
— Молчи! А командовала ими, представьте себе, женщина! Я всегда говорил: там живут одни преступники. И с ними всеми надо поступать, как с преступниками. Как с преступниками! Никакой пощады!
— А ее нашли? — осторожно спросила Берта, заметно волнуясь.
— Кого?
— Ну, эту женщину.
— Нет, к сожалению. Говорят, она с приятелями укатила в каком-то желтом фургоне. Но, будь уверена, ее обязательно схватят. И ее дружков тоже.
— Может быть, — загадочно произнесла Берта.
— Что значит «может быть»? Я всегда говорил твоему отцу, что тебя плохо воспитывают. Никакого послушания! Ты лезла в любую драку, хуже голодного бездомного мальчишки. И в твоей голове эта дурь еще осталась.
— Дядюшка, но я всегда защищала тех, кто слабее, разве это плохо?
— Защищать должен закон. Иначе никогда не будет у нас порядка.
— Но ведь он не защищает!
— Молчи! Законы у нас… Конечно, их надо ужесточить, я всегда об этом говорил. Потому и развелось столько преступников!
Берта пожалела, что затеяла этот спор. Теперь надо было терпеливо ждать, пока дядюшка Симон не выговорится.
— Никакой пощады! — почти кричал старик. — Иначе они скоро будут управлять всем городом. Тогда уж останется одно — пустить себе пулю в лоб!
Аптекарь Сэм, Ника, мясник Томас Брэд, Сильвестр Максвелл и Марено стояли, переминаясь с ноги на ногу. Им казалось, что эта лекция дядюшки Симона никогда не кончится. Уж лучше бы они заночевали где-нибудь на улице.
— Ну ничего, скоро со всеми ними будет покончено, — наконец сделал заключение старик. — Говорят, они собрались в каком-то храме. Я думаю, что это их последнее убежище.
Берта вздрогнула, услышав последние слова дядюшки Симона.
— Мы тоже так считаем. Однако нам пора уходить, — заторопилась она. — Иначе мы можем остаться без новых квартир. Там, наверное, уже началась раздача.
Она направилась к выходу. Друзья облегченно вздохнули и последовали за ней.
— Да веди себя благоразумнее, — проворчал дядюшка Симон. — Что-то не нравится мне твое настроение. Помни, о чем я тебе говорил.
— Я обязательно запомню, — бросила ему на прощание Берта уже из-за двери.
— Как ты все это терпишь? — удивился Максвелл, когда они вышли на улицу.
— Он мой дядя. Когда-то он носил меня на руках. И потом, у меня больше никого не осталось из родных. Да я уже давно привыкла к его философии.
— Ну, и куда же мы теперь направляемся? — спросил мясник Томас Брэд.
— В храм, — решительно сказала Берта. — Там наши знакомые, соседи. Мы тоже должны быть там. Мы должны защищать свои дома, а не трусливо прятаться. Иначе они будут делать с нами все, что захотят.
На удивление всем, желтый фургон стоял на месте.
— А кому он нужен, такой старенький, — улыбнулась Берта.
— Ну, полиция как раз была бы не против сейчас его заполучить, — сказал аптекарь Сэм.
— Только вместе с нами, — добавил Марено.
— А действительно, как мы на нем поедем по городу? — встревожился Максвелл.
— Ну, с таким водителем, как Марено, мы можем в нем самого президента возить, — улыбнулась Берта.
Марено смущенно опустил голову.
* * *Когда Льюис зашла в полицейский участок, инспектор Джонсон уже проводил инструктаж с полицейскими района по поводу борьбы с повстанцами.
Льюис прошла вперед и села рядом с Питером Джилмером.
— Прежде всего помните, что это не просто бездомные люди, а террористы, готовые на все. На экране вы сейчас увидите места возможного расположения повстанцев и групп сопротивления. Если вы кого-нибудь опознаете, немедленно приступайте к действию. В выборе средств я вас не ограничиваю, и это не только мой приказ.
Джонсон включил компьютер. На экране появился район Кадиллак-Хайц.
— Льюис, я думаю, тебе это будет интересно. Знаешь, что они сделали с Мэрфи? — спросил Питер шепотом.
Льюис пожала плечами.
— Вжик-вжик — и все, — сообщил Питер и покрутил пальцем у виска, объясняя, что именно он имел в виду, говоря о Мэрфи.
В коридоре послышались тяжелые шаги.
Джонсон замолк. Все полицейские повернули головы к открывающейся двери.
Вошел Мэрфи. Льюис подбежала к нему.
— Мэрфи! Ты ничего не хочешь мне сказать? С тобой все в порядке? — тихо спросила она.
Мэрфи молчал. Он смотрел на экран. В его электронном мозгу немедленно включилось воспроизведение, и он увидел храм и маленькую девочку, стоящую у двери.
Он подошел к ЭВМ и подключился к ней.
Сейчас же на экране, сменяя друг друга, замелькали лица мужчин, женщин, стариков — жителей района Кадиллак-Хайц.
— Список возможных участников групп сопротивления, — прочитала Льюис надпись на экране.
Мысли Мэрфи вихрем носились по замкнутому кругу. Он не осмеливался сказать правду — это значит следовало бы публично обвинить инспектора полицейского управления Джонсона в лжи. Его охватило тупое отчаяние. Резко повернувшись, он вышел, и такими же тяжелыми шагами быстро пошел по коридору.
Льюис побежала следом, едва поспевая за ним.
— Эй, Льюис! Возьми бронежилет! — крикнул ей вдогонку Питер.
— Не стоит, у меня выходной, — ответила она. Мэрфи, ни слова не говоря, подошел к полицейской машине и сел в нее. Льюис устроилась рядом.
— Но мне-то ты можешь объяснить, что с тобой случилось, что происходит?
— У тебя есть семья? — спросил Мэрфи.
— Разве ты забыл об этом? — удивилась она вопросу. — Брат живет в Питсбурге. Тот, что звонит только тогда, когда открыткой напомнишь ему об этом.
Робот молчал.
Льюис дотронулась до его руки:
— Я же вижу, чувствую, что что-то происходит. У тебя все в порядке?
— Спасибо, Энн. Ты слишком добра ко мне. Да, конечно, я прекрасно себя чувствую.
* * *Плашер, развалившись в кресле, попивал виски.
Судьба, как никогда, была к нему в последнее время благосклонна. Он заработал на наркотиках огромные деньги, и теперь надо было решить, во что их вложить.
Плашер давно мечтал о красивой, шикарной загородной вилле где-нибудь на берегу моря, о собственной яхте, на которой можно было бы летом каждый месяц отправляться на пару деньков на какой-нибудь необитаемый островок.
Пора вылезать из этой грязи и заняться наконец чистым бизнесом. Что-то подсказывало Плашеру, что уже надо остановиться, бросить этот город и эту страну, уехать куда-нибудь, где его никто не знает.
Еще ему необходимо было подыскать себе женщину, которая была бы верной ему, как собака, и на которую бы заглядывались мужчины.
При мысли о женщинах Плашер окунулся в легкую, уже хорошо знакомую ему грусть. Прошло немало лет, а он до сих пор хранил в душе память о молоденькой длинноволосой девушке, которая незаметно для самого Плашера стала для него идеалом женской красоты. О девушке, которую он видел только раз в жизни, и которой уже давно не было в живых.
