Динамический хаос - Татьяна Зимина
Мирон вспомнил, как впервые увидел Амели. На фотографии, сделанной здесь, в Париже. Кто-то не побоялся пронести сюда камеру, сделать снимки, а затем вывезти их из анклава.
Амели добавила в зелёный напиток несколько капель воды из кувшина — жидкость тут же помутнела — и сделала небольшой глоток.
— Что до слежки, — сказала она. — Так это люди моей матери. Разумеется, она узнала о моём приезде в тот самый момент, как мы прошли через стену. Ей любопытно, кто со мной, поэтому за нами следят.
— И ты так легко к этому относишься?
— Мне плевать, — она взяла пачку чёрных «Галуаз», принесённую гарсоном, прикурила от бензиновой зажигалки и выпустила из ноздрей две тонкие струйки дыма. — Им велено только смотреть. Но не слушать. Таков уговор.
— И ты ей поверила? — скептически поднял бровь Мирон.
— Моя мать из клана Кеншин, — Амели потушила сигарету и сделала глоток кофе. — Самурай до мозга костей. Если даёт слово, держит его до конца.
Мирон, по примеру Амели, капнул в зелёную рюмку воды, а затем сделал осторожный глоток. Покатал жидкость на языке, проглотил… Скорее хорошо, чем плохо, решил он. Какие-то специи. Незнакомые.
— Приём завтра, — сказала Амели. — Мы, как члены семьи, можем приехать пораньше — поприсутствовать на семейном обеде. Затем я отвлеку мать, а ты отыщешь дневники.
— Каким образом?
— Я нарисую тебе подробную карту замка. Не сейчас, когда придём в гостиницу. Руководствуясь этой картой, ты обшаришь несколько вероятных мест нахождения дневников.
— Там, наверное, всё напичкано охраной, — с сомнением произнёс Мирон.
— Только живые слуги. Ни камер, ни сигнализации — мать на дух не переносит электроники. Возможно, придётся импровизировать. Я знаю, ты это умеешь.
— Сколько у меня будет времени?
— Приём будет длиться до полуночи. Я должна быть возле матери — принимать гостей, развлекать, сплетничать. После обеда мы изобразим небольшую размолвку. Ты притворишься обиженным, и сославшись на головную боль, удалишься в одну из гостевых комнат, прилечь.
— Размолвку?
Амели посмотрела на него из-под чёлки, упавшей на глаза.
— Слушай, я думала, ты более сообразителен.
— В смысле?
— Нам придётся изображать любовников. Именно в таком качестве я и протащила тебя в Париж.
Мирон моргнул. Один раз, другой… Он и вправду должен был догадаться. Это так очевидно! Они не могут быть «просто друзьями». Если Орэн Кеншин решила представить молодого человека родне — это серьёзно. Это тянет по меньшей мере на «отношения».
— Когда ты спустишься к гостям, я объявлю о помолвке, — сказала Амели. — Скажу, что решила выйти за тебя замуж.
— Но зачем?
— Очень хочу посмотреть на их рожи. Представляешь? Я — и выхожу замуж. Такого я еще не отчебучивала.
— То есть, всё для того, чтобы эпатировать родственников?
— Половину времени трачу на это увлекательнейшее занятие, — хищно улыбнулась Амели. — Не ссы. Будет весело.
Мирон прикрыл глаза и сдавил пальцами переносицу. Ведь он знал. Чувствовал, что всё не так просто. Она хочет выставить его перед этими древними клептархами, своей семьёй, в качестве мальчика для битья…
— Закажем еще? — спросила Амели, указывая подбородком на рюмки.
— Пожалуй, я откажусь.
— А зря. Ночью ты должен быть на высоте.
Мирон молча уставился на девушку, в ожидании очередного подвоха.
— Мы же любовники, помнишь? — подмигнула она. — Мамочкины наблюдатели должны получить доказательства по полной.
— Ты сумасшедшая, — тихо сказал Мирон. — Двинутая на всю голову.
— Спасибо, — улыбнулась Амели. — Я стараюсь.
Глава 8
3.8
Её кожа пахла сладкой карамелью, а дыхание — тем напитком, что они пили в кафе. Абсент: горькая полынь и анис.
Мирон тряхнул головой, прогоняя наваждение прошлой ночи. Поспать так и не удалось: Амели не шутила, когда говорила, чем им придётся заниматься…
— Не чешись, не дёргайся, не пялься с видом деревенщины. Ты отлично выглядишь, так что расслабься.
Мирон моргнул и выпрямился. Очень хотелось сунуть руки в карманы, но откуда-то он помнил, что на таких приёмах этого делать нельзя.
Замок Киото, вопреки ожиданиям, был крошечным — по современным меркам, конечно. Полностью деревянный, с открытым двориком в центре и мощными, почерневшими от времени балками, поддерживающими выгнутую крышу.
Во дворике, обсаженном карликовыми криптомериями, находилось человек двадцать — только близкие родственники и слуги.
— Остальные гости прибудут виртуально, — пояснила девушка. — Клептархи не любят личных встреч.
На Амели было воздушное, с открытыми плечами платье. Волосы убраны в высокую причёску и поддерживались бриллиантовой диадемой.
Она похожа на экзотический цветок, — подумал Мирон. — Ландыш. Может быть, тюльпан. Он даже не думал, что такие наряды всё ещё кто-то носит.
Сам он был обряжен в бархатный смокинг, сорочку с диким количеством накрахмаленных рюш и брюки с шелковым лампасом. Мыски ботинок, если наклониться, отражали растерянную физиономию с дурацким «коком» из взбитых волос.
Такую причёску выбрала Амели, а гостиничный дрон-парихмахер воспроизвёл её с скрупулёзной дотошностью машины, сбрызнув волосы таким количеством бриолина, что волосы стали сродни пластиковому шлему.
— Чувствую себя по-дурацки, — тихо пожаловался он, когда никто на них не смотрел.
— Если могу я, значит, можешь и ты, — не переставая улыбаться, промурлыкала Амели. — Думаешь, мне нравится носить корсет?
— Тебя дрессировали с самого детства, — съязвил Мирон.
— Ну конечно, а ты у нас — вольная пташка. Клетчатая рубаха и старые джинсы — твой потолок. Кстати, на мне нет белья.
Мирон чуть не поперхнулся, но вовремя вспомнил, что надо хранить невозмутимость.
— У всех свои недостатки, — наконец выдавил он.
— Ты вновь тупишь. По законам жанра нам следует уединиться в каком-нибудь уголке и чуток потрахаться.
— Ты нимфоманка.
— Просто стараюсь не выходить из роли. К тому же, это взбесит дорогую мамочку.
Когда Мирон увидел Мицуко Валери впервые, принял её за куклу. Такую, как в витринах сувенирных лавочек в Тибе. Громадный нанопластиковый парик в стиле кабуки, шелковое кимоно с длиннющим шлейфом и гэта — эти их деревянные сандалеты на подставках. Двигалась она, как андроид: движения такие плавные, текучие, что становятся незаметными. Белое крашеное лицо напоминает маску.
Мирон поклонился кукле, сказал по-японски несколько положенных — на самом деле, продиктованных Амели и тщательно заученных — фраз, дождался ответного наклона головы и удалился под серебряный звон кандзаси.
— Поздравляю, мамочка в бешенстве, — возвестила Амели, когда дворецкий оделил их высокими фужерами с лавандовой шипучкой.
— Я ничего такого не заметил, — попробовав шипучку, он понял, что ничего более мерзкого в жизни не пил.
— Валери — один из самых признанных и заслуженных мечников нашей семьи, — сказала Амели, как ни в чём ни бывало прихлёбывая лиловую пакость. — Когда она начинает двигаться вот так — плавно, незаметно — жди беды.
— Она что, может выхватить катану и рубануть меня прямо здесь?
— Ну что ты. Убить гостя на празднике — потеря лица. Но после она обязательно попытается тебя достать.
— Вот спасибо. Удружила, — буркнул Мирон. — Мне своих врагов мало, теперь ещё вот твоя мамочка присоединилась к компании.
— Ну, её ждёт большой сюрприз, — хищно улыбнулась девушка. Такая улыбка совсем не подходит ни к наряду, ни к бриллиантовой короне, — подумал Мирон. — Для колготок в сетку, с дырками на коленях — в самый раз. Но не сейчас.
— И что это за сюрприз?
— Наша помолвка. Когда я объявлю, что собираюсь выйти за тебя замуж, ей придётся отступить. Нельзя поднимать руку на члена семьи.
— То есть, таким образом пытаешься меня защитить?
— Ну, всегда остаются старые добрые несчастные случаи, — лучезарно улыбнулась Амели. — Идём. Познакомлю тебя с отцом.
Массимо Карамазов был полной противоположностью Мицуко. Крупный, даже грузный, он походил на древнее реликтовое ископаемое, выползшее на сушу и еще не преобразовавшее плавники в ноги. Серая кожа с набрякшими веками, фиолетовые губы, грива волос, похожих на металлическую проволоку. Передвигался он в роботизированной коляске, управляемой мысленными командами.
В отличие от холодности, которую Амели проявила к матери, с отцом она вела себя по-другому. Его она обняла, нежно поцеловала в щеку — лицо её в этот момент будто осветилось изнутри.
Массимо лишь пошевелил глазами — Мирон не смог распознать их выражения.
— Отец попал в аварию в гонке Ле-Ман, десять лет назад, — пояснила она Мирону. —
