Иван Логинов - Призванный. Возможно, баллада.
Персональный модификатор: 2.111(1).
Ситуационное соответствие: 0.7037(037).
Общее отношение: пренебрежительное.
Карма: появившийся ниоткуда
– Лихо, солдат, лихо! – раздается одобрительный голос.
За спиною чуть поодаль в траве стоит крепкий еще старикан в штанах с ушами, подвернутых выше колен. Больше на нем ничего нет – сапоги, связанные веревочкой, болтаются на груди. В правой руке в роли посоха длинный металлический штырь. Плечи отведены назад, голова выдвинута вперед, подбородок вздернут – орел, в общем. Из тех, что с жилистой шеей.
– Выносливость, смотрю, тренируешь? – оглядывает он нас пытливым оком.
– Ну, – добавляем мы осмысленности в один из выдохов.
– Разумно, солдат, разумно. Когда-нибудь ведь и наши спохватятся. А какой первый шаг для возрождения отечества? Правильно, всеобщая мобилизация. И прямо с пункта марш-бросок до ближайшей станции. Если форму не поддерживать, то можно и не добраться. Жаль, что тут только один это понимает. Правда, у него крыша совсем съехала, он даже меня за своего не признает. Ну, если останешься, сам увидишь.
Дыханье наше постепенно приходит в норму, мы перестаем имитировать руками баттерфляй и молодцевато расправляем грудь. Старикан одобрительно щурится.
– Одно время я тоже пробовал пробежки по дубраве. Да кабаны далеко не дают забраться, сразу вычисляют. А на стометровке выносливость не шибко-то выработаешь. А ты сколько бежал?
– От заимки.
– Впечатляет, солдат, впечатляет. Прокрасться настолько вглубь… Ты, получается, из диверсантов?
– Я просто с той стороны зашел.
– Интересный ход! – загорается старикан, но тут же потухает. – Хотя, кругалем… Это ж в полночь надо в путь пускаться, да там еще… Как, кстати, Хромой, хромает?
– Мне показалось, что больше колченожится.
– Колченожится, говоришь? – старикан отрывисто хохочет. – Да уж, пристроился он на придурочную должность – сторожить мертвых, чтоб не разбежались. Живые-то куда проворнее.
Он приосанивается. Заметив наш взгляд на свои босые ноги, объясняет:
– Ступни к стерне приучаю. Вдруг ночью сапоги скрадут, а под утро тревога. Я при любых обстоятельствах привык самым первым прибывать.
Старикан еще больше отводит плечи, выдвигает голову и вскидывает подбородок. Затем переходит на назидательный тон:
– Но солдат должен уметь не только бегать. Когда догонишь врага, надо свернуть его в бараний рог. Вот так, демонстрирую.
Положив штырь на плечи, он напрягается и, сводя руки, медленно сгибает его вокруг шеи, словно хомут.
– Главное, – поясняет он серьезным тоном, – при этом не пукнуть. Иначе попытка не засчитывается.
И громко хохочет. Понятно – юмор.
Отсмеявшись, хитро косится и спрашивает:
– Слабо повторить?
– На себе?
– Ну, учиться всегда на себе приходится.
– Не получится, пожалуй, – признаемся мы.
– Силу, значит, надо тренировать.
– Наверное.
– Так пойдем. Вишь сарайку, первую в ряду, со старым деревом у калитки? Вот этими руками сработано. Вообще-то, я городошный, тут у меня просто участок, в самом престижном месте, у Липового острова. И витамины свои, и тренажерный зал на открытом воздухе.
«Сарайка» неказиста, да дюже добротна, и больше смахивает на бревенчатый амбар, обнесенный по периметру сложносоставным забором из попавшегося под руку материала. На задах расположилось похожее по типу строение, уменьшенных размеров, но с трубой на крыше.
Приближаемся. Хозяин вешает на воротный кол металлический хомут, отодвигает пролет в загородке и ведет нас меж грядок к запертой двери. Достает из одного уха своего галифе сейфовый ключ, открывает навесной замок и заходит внутрь, не затрудняя себя приглашением в гости. Чем-то гремит, с чувством матюкается и выносит наружу два ведра.
– А что ж, сарайка-то без окон? – интересуемся для заполнения паузы.
– Чтоб не заглядывали да не лезли. Ты не отвлекайся. Вот ведра, вон бочка у стены, а там, за углом забора тропинка к роднику. Бочка двухсотлитровая, так что за десять ходок управишься, если по дороге не будешь расплескивать. До родника метров сто пятьдесят, значит, в полчаса уложишься. Время пошло.
Берем ведра и направляемся вдоль забора. За углом заворачиваем вправо, проходим огороды и углубляемся в липовую рощу. Подлеска в ней практически нет, тропинка особо не петляет и не прячется. Только идет под уклон.
На бугорке слева просматривается небольшой насыпной холмик, из которого торчит крест из двух связанных палок.
Сходим с тропы, приближаемся.
Поперечина креста надтесана и на ней, очевидно, ножом вырезано: «Джек». Слава богу, не Брайан. Но может, тоже коллега? Голова у нас и так непокрыта, так что стягивать с нее нечего.
Двигаем дальше вниз.
Тропа выводит к речонке, поросшей ивняком. Хотя, возможно, то не ивняк. Брайан у нас не ботаник. Во всяком случае, деревца не плачут. Однако чему ж еще расти вдоль воды?
Под обрывистым берегом в сырую землю вкопано бетонное кольцо, переполненное водой. Надо полагать, родник.
Заглядываем. На дне вверх брюхом лежит толстая лягва. И судя по цвету, давно. Если на этой неделе старикан поливал свой огород, подобные мелочи его не смущают. Нам тем более до фонаря. Предпочитаете родниковую – да на здоровье!
Зачерпываем ведра и ломимся в гору, наверстывая ушедшее на ротозейство время.
Наш инструктор сидит у двери сарайки на вынесенном стуле и чем-то смазывает сапоги. Над окрестностями витает отчетливый дух казармы. При нашем появлении он оставляет сапог и показательно стучит пальцем по пустому запястью. По его мнению, из графика мы выбиваемся.
Опрокидываем ведра в бочку и устремляемся обратно. Бежать налегке под уклон приятно. А с наполненными ведрами на подъем – не очень. К тому же, надо бы поменьше их расплескивать. Переходим на мелкий торопливый шаг. Когда уже семеним вдоль забора, начинает казаться, что получается неплохо.
Но инструктор неумолимо постукивает пальцем.
Опрокидываем ведра и увеличиваем темп на четверть.
При втором нашем возвращении инструктор по-прежнему морщится и долбит костлявым пальцем, как дятел клювом.
Выливаем воду в бочку и, подавив желание навернуть ему с маху пустым ведром по башке, увеличиваем темп еще на четверть.
На следующем заходе увеличить темп уже не удается. Более того, после пятого тура он сам по себе начинает падать.
Когда бочка наполняется, инструктор долго крутит носом, потом качает головой.
– Нет, солдат, ты еще не готов.
С минуту пошевелив бровями и подвигав губами, демонстративно вздыхает:
– Ладно, придется продолжить.
После чего снимает галифе, аккуратно расправив, вешает на спинку стула и остается в длинных черных трусах. Сатиновых?
Затем, размашисто перекрестившись, ухает в бочку с головой.
Вынырнув, тут же выпрыгивает из нее и встряхивается поэтапным манером сверху донизу. Присев, отжимает трусы на себе и влезает обратно в галифе.
– Теперь, – сообщает он нам, – в бочке сто сорок литров. Ровно двадцать леек. Грядок тоже предельно круглое число – десять. Следовательно, на каждую приходится по две полные лейки. Отмеряем шагами, если глазомер еще недостаточно отточен, половину и равномерно – я подчеркиваю – равномерно распределяем по грядке воду из лейки. По минуте на лейку, всего получается, двадцать. Задача ясна?
Не заметив огня в наших глазах, хмурится:
– Ну что тут можно не понять, солдат? На вид ты вроде сообразительный.
– А какое отношение это имеет к выработке силы? – недоверчиво спрашиваем мы.
– Разогреться надо перед основным упражнением, – объясняет старикан, – а то пупок развяжется.
И громко хохочет, не смущаясь отсутствием поддержки.
Отсмеявшись, принимает деловитый вид.
– Начинай, солдат, некогда мне тут с тобой валандаться.
Он кивает на лейку, которая торчит вверх дном на колу неподалеку от бочки.
Притопив ее в воде, интересуемся:
– Джек кто был?
– Джек? А, вон за тем забором, не затыкаясь, гавкал, пока бараньей костью не подавился.
– Где ж он барана надыбал?
– Один добрый человек поделился.
– А хоронил тоже он?
– Издеваешься? Хоронил уже хозяин. Со всеми почестями. Троекратным салютом на могилке и приглашением на поминки окрестных джековских соратников. Потом до позднего вечера шатался с ружьем по округе и орал, что непременно найдет и отомстит злодею. Спи, мол, спокойно, дорогой товарищ. Ты давай, солдат, глаза боятся, руки делают.
Принимаемся за поливку. Старикан не в силах смотреть на нашу медлительность скрывается в своем амбаре.
Когда заканчиваем, выходит наружу с топором в руке.
– А теперь главный номер, к которому ты, солдат, и готовился. Вон от того дерева у калитки никакого проку, только ближние грядки затеняет, гусеницы с ветвей постоянно десантируются да комары целыми эскадрильями пикируют. Пора пускать его на дрова. Банька у меня духовитая, но больно прожорливая.
