Александр Чубарьян - Точка невозврата
* * *
— Нет, не этих, вот этих! Да. Штук пять давайте… Или лучше десять. А у вас есть с абрикосовым джемом?
Он парит мозги продавщице уже около десяти минут, этот клоун в кожаной куртке, с длинными сальными волосами и неприятным пушком над верхней губой. Чистый образец кретина, которому сам бог велел зарядить в челюсть с правой. Но я терпеливо жду, когда он закончит скупать сладости, и думаю о том, что правильно инструктор говорил, что профессионализм любого человека лучше всего определяет терпение.
— А у вас есть йогурты? Вишневый или клубничный? Можно их посмотреть?
На прилавке два кулька. В них пирожные, печенье, напитки. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — банда наркоманов на автомате заслала гонца купить чего-нибудь пожрать.
— Можно еще вон ту баночку? Это что, рахат-лукум?
А этого гонца еще прет — он тупит, выбирая еду, по глазам видно, что он готов сожрать полприлавка прямо здесь, не отходя от кассы. И продавщица это понимает, но раздражение свое показывать боится, потому что, скорее всего, гонец — местный, и, если что не так, она может вместо чаевых заиметь крупные неприятности.
— Сколько я должен? — наконец звучит долгожданная фраза, и продавщица бросает взгляд на калькулятор.
— Четыреста сорок три рубля.
Гонец задумывается. Продавщица водит пальцем по мониторчику калькулятора, я подавляю в себе желание поторопить их.
— Мне еще что-нибудь тогда на пятьдесят семь рублей дайте… у вас есть чипсы с зеленью?
Моя правая рука в кармане плаща. Ладонь удобно обхватила рукоятку «спайдера», и я, на мгновение зажмуриваясь, представляю себе…
Вытаскиваю пистолет, приставляю его к затылку этого тормоза и нажимаю на спусковой крючок. Все, больше ничего не надо будет делать. И пачку сигарет, из-за которой я стою здесь черт знает сколько, продавщица отдаст мне просто так, не прося взамен ничего…
— Че?
Он повернулся и смотрит на меня. На лице у него борзость, слишком наигранная для того, чтобы испугать кого-то. Страха в глазах пока не видно, но опаска присутствует.
— Че смотришь?
Он недовольно дергает подбородком, что делает его похожим на индюка. На грязного тупого индюка, решившего, что в своем районе ему нечего опасаться.
Так просто — вытащить пистолет, выстрелить, взять сигареты и уйти. И забыть уже через полчаса обо всем, что здесь произошло. Сколько было похожих случаев… Давно было.
— Ты че, немой? Я те говорю, че вылупился, а?
Тупое чекающее животное. Встретились бы мы с ним несколькими годами раньше, и его «че» вернулось бы обратно к нему в глотку вместе с пулей тридцать восьмого калибра.
Но сейчас все по-другому.
Я уже другой.
— Чипсы, — говорю и глазами показываю на прилавок, где рядом с пакетами уже лежит большая пачка картофельных обрезков. — Тебе чипсы принесли.
Он напряженно поворачивается, берет чипсы и сует в пакет. Рассчитывается с продавщицей, берет пакеты, но уходить не спешит, задерживая свой взгляд на мне.
— Поаккуратней веди себя, — не скрывая презрения, советует он мне, и я сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.
Мне действительно смешно. Он выходит из магазина, я смотрю ему вслед, потом говорю продавщице:
— Пачку «Мальборо», красного.
Я не убил его, хотя мог.
Точнее, я смог не убить его.
Я стал добрым. Для всех, кроме одного человека. Кроме корейца-альбиноса по имени Ти-Бон.
* * *
…Я несся вперед, утопив педаль газа, оставляя где-то позади и машину объекта, и автобус с детьми… Оставляя полностью проваленное задание. К черту. Не могу рисковать жизнями детей.
«Решил, что герой не стал выполнять задание?»
Пальцы прекратили стучать. Откинувшись на спинку кресла, Стас спросил:
— Это ведь ты? Герой — это ты?
«Нет, дружище, это твоя закладка. Программа обучения наемников. Стандартный набор моделей в интерактиве, только слегка подкорректированный».
— А ты плавающий линк?
«Я плавающий болт. Меньше смотри телевизор».
Стас усмехнулся, но говорить ничего не стал.
«Итак, твой плохой герой решил стать на путь исправления. А чем мотивировано это добродетельное желание?»
Ответа у Стаса не было, и понимание этого привело его в раздражение.
— Твое какое дело?
«Не хами мне, писако. Я пользуюсь твоими эмоциями, и ты не сможешь вывести меня из себя ни в прямом, ни в переносном смысле, зато я смогу причинить тебе неудобства».
Ладонь хлопнула по столу. Моргнула и исчезла голограмма клавиатуры, следом погас экран.
«Я так понимаю, что ты обиделся. Зря. Мы с тобой партнеры и…»
— Да пошел ты! Какие партнеры?!
«Ты так и не понял. Для тебя уже нет пути назад, и исправить ты ничего не сможешь. Ты должен молиться, чтобы у меня все получилось, иначе…»
— Иначе что? Убьешь меня? Ты идиот. Ты не сможешь тягаться с корпорацией, тебя сотрут в порошок…
«А я сотру в порошок тебя. У тебя есть еще сомнения или мне снова провести демонстрацию?»
— Не надо.
«Твоя задача — делать то, что я говорю».
— Я делаю.
«А раз делаешь, то я тебе говорю — не хами мне и принимай меня как партнера, а не как врага. Кстати, ты в курсе, что происходило с теми, у кого ты снимал эморфы? Вы их, кажется, донорами называете?»
— А при чем здесь это?
«Примерно тридцать процентов ваших доноров не выдерживают и заканчивают жизнь самоубийством. Еще тридцать процентов сходят с ума. Ты ничем не отличаешься от ликвидаторов, Стас. И мне интересно, почему ты с легкостью убиваешь людей в реальности, но сделать то же самое на бумаге считаешь аморальным. Это какой-то комплекс?»
Куратор, да и Костя говорили только о глубокой депрессии. Насчет того, что треть кончает жизнь самоубийством, никто не упоминал.
Возможно, это просто блеф.
— Откуда такая новость про самоубийства?
«Это уже давно не новость, а боян. Попробуй найти тех, с кого ты снимал эморфы. Уверен, что некоторых из них уже нет в живых».
— Как можно…
«Я не собираюсь с тобой спорить и убеждать тебя. Ты не знаешь и десятой части того, что происходит на самом деле, и это только твоя проблема».
— Может, просветишь?
«Нет. Еще один вопрос, и я прочитаю тебе лекцию о боли».
Больше вопросов не было.
Днем приехал Куратор. Просто так, проведать, убедиться, что все в порядке, и напомнить о том, что через два дня состоится обновление закладки и снова придется лететь на Украину.
Стас смотрел на него, а из головы не выходили слова Плавающего Линка.
«Я могу стереть тебе память, я могу остановить сердце или организовать кровоизлияние в мозг. Можешь делать все что угодно — последний ход все равно останется за мной, и я всегда успею уничтожить тебя, если ты попытаешься предать меня…»
Сказать? Подать знак? А если Голос что-то заподозрит? А если это ему не понравится?
И странное чувство… Что Голос говорит правду…
Осталось два дня.
Потом видно будет.
* * *
Второй полет в Украину произошел точно так же, как и первый, — Стас ничего не помнил. Его «отключили» на борту военного самолета, где он и очнулся через сутки — уже возвращаясь обратно. Куратор отвез его домой, пожелал удачи и уехал. Стас остался один.
Он чувствовал себя жутко уставшим, но не спал. Ждал, когда отзовется Голос. А тот молчал и не реагировал на слова Стаса.
Мелькнула мысль — может быть, его стерли, когда обновляли закладку? Возможно, он ведь не знал всех технических подробностей.
Попробовать связаться с Куратором? И рассказать, что…
Но почему-то не покидал чувство, что Голос попрежнему здесь.
Полдень. Для сна рановато, с учетом того, что проспал почти сутки. И все же заснул, едва щека коснулась подушки. Проснулся уже ближе к вечеру.
Рип молчал.
Может, сбой? Может, с обновлениями загрузили что-то такое, что восстановило барьер? Но как проверить?
Голова чуть-чуть болела. Первый сигнал. Скоро пора кормить.
Выходя, решил зайти к Дашке. Ее дома не было. Малая сказала, что она на работе, мать пожала плечами — она, кажется, в этом не была уверена.
Хотел уйти, но малая не дала — притащила игрушку-Друга и с огорчением сообщила, что он сломался.
— Я ему, наверно, неправильное имя дала, вот он и умер, — вздохнула она, пихая ему в руки мини-робота. — Можешь его оживить?
— И как же ты его назвала? — полюбопытствовал Стас, открывая блок тест-управления.
— Филиппонтий. — И она прищурилась.
Тест сразу же показал, что сбилась настройка одного из сопроцессоров. Требовалось всего лишь перезагрузить систему и выбрать стандартный режим работы.
— Кгх-е… а почему так?
— Потому что он Филиппонтий.
«Что ж, довод неоспоримый», — подумал Стас, глядя в мигающие зрачки Филиппонтия.
