Винсент Килпастор - Беглый
Значит — я остался человеком. Это успокаивает. Думаю, просто, суть этой фразы в том, что после отсидки исчезла вера в других людей — я перестал им доверять. Знаю теперь, на что они способны.
Полюбовался на людское племя во всей красе. Именно это меня перестаёт делать «человеком» — в понятии — «член общества». Теперь из меня не выйдет член, как не старайся. И я буду расшатывать «устои» при каждой удобной возможности.
Какая плоская хрень лезет в голову, если жахнуть большую кружку крепкого кофе на голодный желудок, и тут же вскоре бежать от таксиста. Голова ещё толком не проснулась, а тело, взвинченное кофеино-адреналиновым шейком, все подсовывает ей какие-то мысли из кирпича-сырца. Тьфу.
На деньги таксиста покупаю плитку белого шоколада и противотанковую бутыль Узбекистон Шампани. Будем пить его лёжа в постели, сразу после. А не откроешь, шибану ей об дверь, как коктейлем Молотова.
Вот и подъезд моей девочки. Даже говорить долго не стану, обниму, вдохну её, поцелую в заветную точку, где кончается щека и начинается шея, и сама тихо оплывёт свечным воском к моим ногам. Из школьницы превратится в алчущую похотливую суку.
У меня изо рта не воняет? Почему не купил какой-нибудь дирол? Чувствую себя как девственник. Руки слегка дрожат. Пять лет прошло как один день. Как один день.
Её мама не стала даже открывать мне дверь. Вела переговоры с той стороны. Все что я видел это тёмно-красный дерматин двери, обитой бронзовыми гвоздями. И злобный циклоп глазка. Его злобу можно было осязать кожей. Взгляд потревоженного обывателя из-за обитой дерматином двери.
Эмоциональный оттенок фраз Вероникиной мамы можно было сравнить с трескучими автоматными очередями. Вот так выглядят потенциальные потерпевшие. Я знал, стоит сделать, три шага назад, и с разбега давануть пяткой определённую точку двери, как учил меня в зоне Олежка, я сразу окажусь в коридоре рядом с удивлённой мамой Вероники. Насколько измениться после этого тон, мелодика и тембр её речи, можно было только предполагать. Соблазнительно.
Удовлетворение гарантировано, почти как от секса. Она думает её спасёт эта дверь. Наивная стареющая фурия.
Но с другой стороны — опять потом, задыхаясь бежать куда-то? Живи, мама. Долго и счастливо. Вместе с дочей. Ну вас в жопу.
Между тем, мама, прокручивает мне одну и ту же плёнку, добавляя громкости, при каждом новом прогоне: «Вероника уехала. Куда — не знаю. Уходите. Пожалуйста, немедленно уходите. Милицию иду вызывать. Милицию».
Я так и не нашёлся, что и ответить. Чем бы уязвить эту милую женщину, не ломая при этом тонкую дверь?
Слово «милиция» как-то нехорошо и неоднократно уже прозвучало, и я решил не пытать судьбу. Хватит с меня милиции. Не надо милиции сегодня. И на завтра тоже не надо. Милиция тут лишняя.
Бойко покатился вниз по ступеням, как резиновый мяч.
1. 4
Бублик. Волгоградский бублик. Для сохранения исторической справедливости можно даже сказать — сталинградский бублик, рукотворное озеро.
Рукотворцы озера оставили маленький необитаемый остров аккурат в середине, вот вам и бублик. А по мне так скорее пончик. Или кекс. Хотя какое оно теперь волгоградское или, тем паче, сталинградское — наверное уже ахунбабаевское какое-нибудь.
Я сижу на бублике Волгоградского озера и попиваю вероникино шампанское, как пиво — из горлышка. Шампанское задолго до полдня. Совсем не так, как принято у истинных джентльменов. Грустную думу думаю.
Перестать быть человеком — это жрать из горла сильно газированное узбекское шампанское в одиннадцать утра на берегу искусственного озера, и провожать печальным взглядом каждую юбку, вне зависимости от возраста, вероисповедания и цвета кожи.
Мимо меня снуют бабы одна лучше другой.
Бабы. Вот вроде — тот же материал использован при создании, что и у мужиков, добавлены сиськи, округлость бёдер, ну ещё там по — мелочи… А эффект! Реветь охота раненным зверем. Зубами рвать.
Отсидка, похоже, отбросила меня назад с отвоёванных в юбочных баталиях территорий. Я низложен до положения прыщавого сухо-девственника. Поэтому все внутренние процессы сведены к одному — воображаемому раздеванию всех проходящих мимо женщин от четырнадцати до шестидесяти, и всепоглощающему звездостраданию.
А тут ещё качели-карусели вращаются. Смеются все. Мороженное лижут. Праздник жизни. Волгоградский парк тоже весь вылизали, скамейки и старое чёртово колесо покрасили, и пирожные везде продают, как в Париже.
Такой дикий контраст с Ахангараном, всего-то километров пятьдесят. Там — вымершая цивилизация майя. Ванны сантехлита и четырёхкомнатные квартиры за сто пятьдесят долларов. Междугородний Икарус, как машина времени.
Сколько же их! Пока сидел — ряды лучшей половины человечества так сильно пополнились. Нимфетки малолетки, за которых бы раньше дали больше сроку, чем им было лет, оперились и достигли нужной кондиции. Уже можно. Ооох. В их глазах сквозит вся бездна блинства. Сладкие мои курочки. Бестолковые, но самые красивые на свете, дурочки. Дырочки. Нежнейших поцелуев достойные.
Может, это? Изнасиловать кого? Прямо здесь, применив по прямому назначению аттракцион лодки-качели? Джинсы такие узкие, что будь ткань потоньше, наверное, рвалась бы на куски при каждом шаге. На ходу. Аааах. Одеваются ведь так, что все кричит — порви меня, надругайся, изнасилуй! Боже, если у меня когда будут дети, пусть только не дочери, господи! Чтоб какая-нибудь беглая мразь не разрывала им вот так, в парке, узкие, ладносбитые задницы.
Жалко, что денег не хватает даже чтоб приманить их мороженым. На голый крючок я ловить пока не выучился.
Надо бы пойти снять напругу, быстро передёрнуть в общественном туалете, а то недалеко до греха. Быстро и дёшево. Так вот. Свобода у нас теперь. Сижу, пью Узбекистон Шампани, курю и томлюсь.
Как пацан лет тринадцати, когда каждая вторая мысль в голове об одном, как же это оно «трахаться»? Как же это оно?
Мой внутренний баланс всегда зависел от этого. Есть ли у меня тёлка? И «не стрёмная ли она в глазах друзей»? Проклятое общество всегда так и норовит залезть к вам в постель.
Было ли у меня это самое — очень все классики пишут? Первая Любовь? Кто это был? Кого же можно признать моей первой настоящей любовью?
Отложив в сторону сомнения без натяжки скажу — Ди. Все таки это была ты, моя бедная Ди. Первая настоящая женщина, которых помнят всю жизнь.
А теперь внимание — вопрос — пустишь ли ты меня сейчас на порог? После всего говна, что я на тебя обрушил? Вот ведь он — твой дом. В двух шагах от сталинградского бублика. Хотя от ударившего в голову шампанского на завтрак, он все больше принимает форму курской дуги.
* * *Моя первая командировка в роли переводчика. Толмача. Медиатора. Бережкова. Сбылись мечты идиота. Я — великий переводчик! Мечтал только об этом со дня подачи заявления в иняз. Ну что может быть интереснее! Переводчик это информационный мост. Сердце любых переговоров.
Попробуй тут прокатись на купленном дипломе — это сейчас модно в Узбекистане. Чтобы убедиться, что переводчик купил — диплом, хватит пяти минут перевода. Гораздо хуже и опасней, когда диплом купил детский врач или железнодорожный инженер. Трудней и дольше вычислить такого деятеля.
А жить в стране, где продаются направо-налево дипломы, становится всё менее комфортно и более рискованно. Тем более свеж ещё хрестоматийный пример с Абдуллаевым.
«Англичанин» Абдуллаев — совершенная бездарность и узколобый кроманьонец из нашей группы, знал по-английски только названия моделей дорогих автомобилей. Лишь потому, что его папа работал в «аппарате» президента Каримова, Абдуллаев вдруг был назначен основным переводчиком Её Величества Королевы Великобритании и Северной Ирландии во время монаршего визита в Узбекистан.
После такой тёплой встречи на высоком уровне — вот уже третий десяток лет Её Королевское Величество более тщательно планирует свой маршрут и всеми способами избегает повторного визита в наш гостеприимный край.
Мой папа тогда уже вылетел из всех возможных аппаратов по той простой причине, что Узбекистан стал независим от русских колонизаторов. Поэтому вместо фуршетов с английской королевой, я брался за все, что попадало под руку. Я жаждал практики и опыта, который приходит только после долгих часов, долгих лет перевода.
Итак — Хорезмское ханство. Конец двадцатого века. Закат и смерть великой империи. Песок слегка на зубах, двадцать четыре часа в сутки. Солоноватая жёлтая вода. Кипятить и фильтровать бесполезно. Привыкнуть — невозможно.
Вокруг даже не узбеки, а насильно жестоко отузбеченные туркмены. Совершенно незнакомая культура, хотя и родился и вырос в паре сотен километров. Ташкент был вне всякого сомнения город-космополит. Как Гонконг или Сингапур. Корейцы, немцы, греки — это только из экзотических, про народы советских республик молчу, представлены были по полной шкале.
