Алан Фостер - Програмерзость
— Спасибо, — выпрямился он. — Вы все заработали по паре положительных очков. Может когда-нибудь пригодиться. — Он повернулся, собираясь уйти, но не раньше, чем наградил поувядшего вожака последним немигающим взглядом. — Гуляй ночью, если охота, но фиску я б на твоем месте выбросил. Именно настолько серьозо.
«Мелариум» был одним из самых популярных ночных заведений в Большом Ногалесе, столь же хорошо известным полиции, как и публике. Он являлся еще одним местом, где могли смешиваться чистяки и труженики, где инженеры, маскохудожники и скромные сборщики могли общаться и разговаривать, не пребывая под бременем классовых предубеждений. В свете алкоголя и стимов все граждане были равны.
Он постоял некоторое время, наблюдая за шествием людей, втекающих в здание и выходивших, зачастую нетвердо держась на ногах. Ко входу подкатывали частные машины, работающие на водороде, высаживали своих оживленно болтающих пассажиров и проворно уносились на ближайшее доступное место парковки. Сборщики и другие работяги с окраин, слишком бедные, чтобы позволить себе личный транспорт, прибывали пешком с ближайшей индукционной станции. Но одеты они были столь же хорошо, а то даже и лучше, чем их более зажиточные сограждане.
Карденас позабавился, наблюдая и разнося по категориям изумительный диапазон жестикуляции и мимики. Когда с него хватило, он направился к главному зданию. Но не к главному входу, а к боковому, в стороне от толпы. Он искал соискателей, тех, кто слишком беден, или слишком мал, или слишком агро, чтобы их пустили в «Мелариум». Инспектор высматривал нинов, и поиск этот не занял у него много времени.
Своими татуированными черепами или сложно заплетенными волосами, своими иной раз клочковатыми, а зачастую откровенно-оскорбительными нарядами и, наконец, своим угрожающим снаряжением нинлоки без единого слова нагоняли страху на обыкновенных граждан. Они это знали, и поэтому, когда в их среду неосторожно забредал одинокий гражданин среднего возраста, им представлялось само собой разумеющимся, что тот либо спятил, либо пьян, либо обстимился, либо что-то еще. Но этот посторонний не вел себя, как псих, не пошатывался, словно пьяный, не нес невнятицу, как обстимившийся. Выходит, оставалось лишь Что-то Еще. И нины мигом заподозрили неладное.
Никто не удивился, узнав, что человек, столь смело разгуливающий среди них, был федералом. Но федералы были слишком умны, чтобы в одиночку погружаться в компанию нинлоков. А это предполагало, что у федоко вместе с его Что-то Еще упаковано и Нечто Большее. И наряду с ненавистью возникла неуверенность. Карденас воспользовался этим, чтобы задать вопросы.
Получив указание перебраться от бокового к заднему входу в «Мелариум», самое здание которого, казалось, пульсировало от бушующей музыки и энергии, инспектор засек взглядом Дикого Доха, как только тот попался ему на глаза. Этот перечеркнутый вопросительный знак тут же выдал его. Да еще законченный пояс Нобуру, который паренек с гордостью носил на талии. Интегрированный распределитель соединял пояс с муз-очками закрывавшими изрядную долю лица парня. Его легкие широкие брюки «Страйкер» переливались от темно-лиловых до прозрачных в зависимости от того как падало на фототропический материал уличное освещение. Нижнего белья он не носил. Простой фильтрованный жилет светился серией вопросительных знаков, таких же, как выбритый у него на голове. Хотя вокруг такого выдающегося подкода вилось несколько девчонок, ни одна из них не походила на Катлу Андерсон.
Умиротворяюще воздействовали музухи или нет, Доху не очень понравился вид шагающего к нему усача. Окруженный взявшими его в плотное защитное кольцо юными Редкими Птицами, он дожидался, что принесут слова.
— Хойо, хомбер, — запустил он пробный шар из под очков. — Тут свободная улица, и мы никого не беспокоим.
— Ты из охраны? — Заговорившая девчонка показала на пульсирующую массу «Мелариума», до минимального возрастного предела которого ни она, ни ее спутницы не дотягивали.
Карденас покачал головой и, не обращая на нее внимания, сфокусировался на парне.
— Ты Дикий Дох?
— А кто интересуется? — осторожно ответил парень.
В качестве ответа инспектор поднял левую руку. Рукав задрался, открыв идент-браслет, мелькнувший намного более широкой, чем обычно, последовательностью LEDов. Карденас подправил их пульсирование до опто. Хоть парень и постарался не подать виду, увиденное произвело на него впечатление.
— Как я уже сказал, улица эта свободная. — Шагнув в сторону, он демонстративно посторонился, давая взрослому пройти. — Не наступите на какого-нибудь федоко.
Пара девчонок хихикнула.
Карденас оставил это предсказуемое малолетнее хамство без внимания.
— Как я понимаю, ты любишь веть с одной предпубкой по имени Катла Андер…
При упоминании имени девочки уверенный до той поры нин мгновенно и необыкновенно изменился. И толкнул ближайшую девчонку на Карденаса, который рефлекторно поймал ее, уберегая от падения. Одновременно жилет подкода взорвался, когда его владелец дернул за петельку, которая дестабилизировала вплетенные в жилет композитные магнезиевые волокна. Ослепленный на мгновение светом, эквивалентным нескольким десяткам вспыхнувших разом доисторических фотовспышек, Карденас отшатнулся. Девчонки завизжали и лихорадочно терли глаза, тогда как Дикий Дох резко развернулся и рванул к высящейся рядом архитектурной массе «Мелариума».
Пытаясь избавиться от плавающих перед глазами тускнеющих лилово-желтых пятен, Карденас побежал следом за ним. И как же паренек собирался попасть в здание, гадал на бегу инспектор, и не находил ответа. Но подкод не удирал бы в том направлении, не будь у него на уме какой-то определенной крысиной норы. Любой другой на месте Карденаса оказался бы ослепленным вспышкой, гадая, в какую сторону удрал паренек. А Карденас знал, куда направлялся парень, так как тот за миг до взрыва своего жилета смотрел и кренился в сторону «Мелариума».
Подкод определенно поразился, увидев устремившегося к нему полицейского инспектора, пока возился со старомодным засовом, запиравшим заднюю служебную дверь. Прежде чем он смог провести по замку незаконным обессмысливателем, Карденас схватил его за плечо. Ожидая борьбы, или, по меньшей мере, какого-то вызывающего жеста, инспектор сильно удивился, когда парнишка расплакался. Слезы так и текли из-под музолинз. И боялся он не Карденаса — его до смерти пугало нечто иное. Вкрапленные миражовки рябили на тощей груди.
— Отколи! Я нада не сделал… я нада не знаю. Пор фавор, мадре, пожалуйста!..
— Не волнуйся, ниньо, все вакан. Успокойся. — Постепенно плач прекратился. Тяжело дыша впалой сложно изукрашенной грудью, Дикий Дох отключил музолинзы и неуверенно моргнул, глядя на удивительно сильного хомбера, крепко державшего его за руку. Не выпуская добычи, Карденас чуть отступил, пытаясь предоставить все еще испуганному пареньку как можно больше личного пространства.
— Ты… ты действительно федерал, так ведь? Вердад?
Медленно кивнув, Карденас выдал свою самую отеческую профессиональную улыбку.
— И ты не станешь меня трогать потому что… оттого что я сабе Катлу?
Инспектор мягко, осторожно отпустил руку парнишки. Потирая ее, Дикий Дох окинул его взглядом. Карденасу на мгновение подумалось, что подкод собирается снова задать стрекача. Но после того, как парень полыхнул своей вспых-рубашкой для дезориентации преследователя, его шансы скрыться сильно уменьшились, и он это знал.
— А с какой стати мне, или, если уж на то пошло, любому другому захотелось бы тронуть тебя только потому, что ты знаешь Катлу Андерсон?
— Чингаме, — пробормотал мальчишка. — Может, потому, что Катла разговаривает со мной, рассказывает мне всякое, а кто-то, может, боится, что я трындель, орикон.
— Трепач? — улыбнулся Карденас. — Это почему же? Ты и правда слишком много болтаешь?
Дох быстро замотал головой.
— Вовсе нет. Но есть люди, которые напрочь не верят на слово, сабе? Я умею держать язык за зубами. Но всегда есть те, кому охота помочь тебе в этом. — Страх его начал, наконец, таять, и он окинул Карденаса почти таким же взглядом, каким смотрели на него былые подруги Катлы в соче. — С ней все в порядке, с Катлой?
— Мы не знаем. Она не появилась сегодня в соче.
Дох медленно кивнул, словно наполовину ожидал этого.
— Я боялся — я всегда боялся за нее. Такая тихая Катла-клавиша. Милочка Катла. — Инспектор испугался, как бы парнишка снова не ударился в слезы. — Она, бывало, рассказывала мне о некоторых вещах.
От грохота, пульсирующего в глубинах «Мелариума», у Карденаса начинала болеть голова. Он не шибко уважал современную музыку. С его точки зрения, добавление к маримбе электроники, эховерба и тяжелого баса было путаным искажением прекрасной традиции. В этом он представлял собой исключение, прекрасно осознавая это. Большинство его коллег упивалось громовым усиленным пульсированием звука.
