Винсент Килпастор - Беглый
Рикша, который мне попался в тот день ориентировался в вузгородке еще хуже чем я. Можно было раскусить его сразу — когда я обнаружил его спящим в потрёпанном эрдогане, а он высказал недовольство от того что я нарушил его покой. Будто я бесплатно напрашивался доехать.
Наконец мы нашли аппендикс в котором располагалась студенческая клиника. Это был небольшой анатомический театр, где предприимчивый дарханский доктор арендовал неплохо оборудованный бокс. Точно в таком же академик Павлов когда-то вправлял собакам свою скользкую фистулу. Единственным предметом относящим бокс дарханского доктора к форме человеческого жилья был мрачный плакат Мэрилина Мэнсона с дырой вместо сердца. Плакат с вагиной в разрезе по соседству намекал, на то что промискуитет не довёл до добра и сурового поэта-песенника.
— Снимай трусики, ложись на кушетку и подопри ноги к животу.
Просьба такого рода исходящая от молодого жгучего армянина, коим был дарханский эскулап, мгновенно вогнала меня в краску. Ожил страх первых дней тюрьмы, когда кажется, что вот за этим поворотом вас немедленно изнасилуют безмозглые элементарные частицы, крупные, как борцы сумо.
Его дальнейшие вопросы напрягли меня ещё больше. Извращенца доктора интересовала сколько раз в неделю я занимаюсь сексом. Это был тот золотой период, что в пору было спросить сколько раз я занимаюсь сексом в день. Я так ему и сказал. Очевидно воображение доктора ярко вспыхнуло и дальше его понесло уже совсем по бездорожью.
— А в попу ты что-нибудь вставляешь во время этого?
Ответ он прочитал в моих глазах. Не выдержав посыл мощного позитива, он посмотрел вниз и пробормотал:
— Хорошо-хорошо давай посмотрим твой пиписюн.
Когда он нежно начал мять мою плоть я с ужасом отметил несовсем уместную ответную реакцию. Злой за моё пренебрежение к макинтошам писюн в те дни жил отдельной жизнью.
Больше всего я боялся что он вырастет до необъятных размеров прямо в руках дарханского парацельса, а потом оторвётся напрочь и величественно вознесётся к потолку бокса, как цеппелин люфтваффель.
Но доктор сам положил конец всем возникшим между нами двусмысленностям и недомолвкам. Он подхватил со стола длинную блеснувшую никелем фистулу, обмакнул в гель и начал вправлять ее во внутрь водосточного канала. Теперь я вёл себя как футболист, который вместо долгожданного мяча получил пасс по волшебным шарам. Я никогда в жизни больше не прикоснусь отростком к малознакомым людям, ни за какие коврижки, даже если сверху натянут десять макинтошей. Берегите отросток люди.
Когда дарханский менгеле довел трубку до начала моих гландов у меня самопроизвольно завибрировали обе коленки. Было так больно, что мне стало совершенно безразлично, какое впечатление я произвожу на лекаря. Большими пальцами передних конечностей дарханский коновал резко нажал на основание отростка, тело в момент налилось черным бетоном, а комната погрузилась во мрак.
Я увидел поле поросшее красивыми фиалками. Они восходили к горизонту нарушая законы перспективы. Их запах проник всюду — даже под мой язык. Фиалка щёлкнула и раскрылась прямо во рту. Она резко пахла аммиаком. Я открыл глаза на кушетке. Сэдист-доктороу пихал мне в нос нашатырную ватку. Сил не было совсем. «Сука» — прошипел я: «Ну ты и уролог». Он улыбнулся и поправил:
— Вене — ролог.
После демонстрации своего безмерного могущества, дарханский ватсон приступил к допросу с пристрастием. Методом электромагнитной дедукции мы выяснили, что гусарский насморк мне передала либо шалавливая Рано, либо сыкуха Наташа, но это как бы было уже похуй, потому что по законам жанра я уже успел заразить Анну, Алёну Огай, Юбочку и целую плеяду безымянных старлеток из каршинской сферы обслуживания.
* * *«Ти нюёрк летаешь? Ай шюстрый, ай шюстрый!» — капитан Казематов зацокал языком и сразу напомнил шашлычника со второго квартала. О шашлычник, я поступил с тобой не справедливо, находясь в порыве эмоционального аффекта и недобрых обстоятельств.
Меня не каждый день выставляют на улицу. С самим Казематовым в нашу последнюю встречу я тоже поступил не особенно справедливо. Теперь он отыграется. Задержит меня сейчас на полчасика и я опоздаю на самолёт. Само по себе это неприятность, но если представить всю цепочку бед которые потянутся в след, можно оцепенеть от ужаса. Пять минут назад я хорохорился перед Анной в такси, мне хотелось остаться дома и послать все нюёрки к чертям собачьим. Сейчас я готов был пожертвовать почку, чтобы только скорее оказаться на борту спасательного аэрофлотовского айробуса.
«На стройка паедишь работать?» — тон усатого капитана сергелийского РОВД был подозрительно не начальственным. Отсутствие грозных доспехов, которые бошлык уголовки сменил на кожаную курточку и джинсы, делало его похожим на оператора маленькой коммерческой лавчонки.
«А я тоже скора паеду стройка. Виза жду. Сегодня — жена пираважаю. Первый жена палетит. Как Терешков» — Абдушашлык Казематов радостно заблеял, изображая смех. «Ты шюстрый, Шурикджян, мой жена пасматри, туда-суда, сам знаешь баба люди тупой оказывается».
Когда он произнёс «туда-суда» я слегка покраснел, выдав сыскарю тёмные глубины моего вечно озабоченного подсознания. «А я твой дэвушкя тоже видал. Красивый. Где такой синимал? Ты дэвушкя не беспокойся — я пасматрю, туда-суда». Он сально блеснул жёлтыми глазками и кивнул на Анну. Я в ответ внимательно глянул на его обвешанную баулами жену. Жена еще не совсем утратила нежные полутона восточной красоты. В конце-концов, может и хорошо, что я попадаю в её почётный эскорт. В отличии от меня «тупой баба» будут встречать, а это значит возможный ночлег и даже работа на первое время. Я перевёл взгляд на Миротворца Казематова и впервые в жизни пожал его руку с искренней благодарностью.
* * *Собеседование чёрный консул проводил на очень сносном русском языке. Если бы нашёлся человек, который захотел бы издать хрестоматию «Чего не стоит делать на собеседовании в посольстве США» я стал бы блестящей иллюстрацией. Перед встречей с консулом, у которого были ключи от Портала перемещения во времени пространстве, я провёл совершенно беспутную ночь с Анной, макинтошами и дешевым шампуйским Спуманте Дольче. Спуманте это кликот уличной путаны. Ночь была сладкой как дольче и превратилась в приятную копию медового месяца. Под утро, когда мы засыпали, спуманте уже врубило синдром завтрашнего похмелья. После такой ночи надо прижаться к любимой и спать до самого вечера следующего дня. Хорошо еще бульону горячего попить. Но меня разбудил Альберт, уверовавший, что вся затея проводится исключительно ради него. Мы чудом успели домчать до посольства на скрипучей арбе за сорок минут до прекращения сакральных собеседований. Итак, записываем — перед интеркорсом с послами держав — не бухать, как следует выспаться и постараться попасть в первую партию допрашиваемых жертв консьюмеризма. Нельзя вставать в самый конец очереди, когда консул уже устал и просто хочет тёплый гамбургер с пивом Милуокис Бес.
У меня страшно болела голова и раздражало абсолютно все. В такси я не задумываясь, без бумажки выдал Альберту длинную речь в которой подчеркнул, что именно думаю об Альберте, посольстве, Америке, визах, паспортах, прописках и военкоматах. Если он садился в такси с видом ребёнка, который проснулся рождественским утром в ожидании подарков под ёлкой, то выходил уже такой же потный и злющий, как и я.
Когда, наконец, длиннющая унизительная очередь втянула свой хвост во внутрь здания, мои расшатанные нервы ждало новое испытание. Все проходили через шмон. Шмонали морпехи довольно жестко, отметая все что им не нравилось. В основном им не нравились мобильники и любые другие произведения китайской микроэлектроники.
Дела у Майнард-Тилляефф и всех кто был рядом шли удивительно хорошо. Поэтому за неделю до злополучного интервью я сделал себе подарок — дорогущий ноутбук ай-би-эм. Если бы вы могли только себе представить сколько стоил хороший силикон в Ташкенте 2001 года! Ноут был черный и прорезиненый. Я не расставался с ним даже ночью.
Морпех остановил меня и жестом кого-то призвал. Оказалось-переводчицу. «Вы не можете проносить в посольство лэптап» — цаца все время поправляла очки. У нее был бэджик с логотипом госдепа и мерзкое призвище — «Нина Сульповар».
Я подумал, что если перейду на английский, морпех увидит перед собой своего, американского и инцидент будет исчерпан. «А зачем нам переводчик? Я хорошо говорю по-английски, я ханабадский, К2 — оплот свободы!»
На морпеха это произвело обратное впечатление, он указал мне на дверь и бросил: «избавься от ноутбука и можешь вернуться в очередь».
Моя головная боль вновь тупо о себе напомнила и я выплюнул: «Мы там, сука, в Афгане кровь мешками за свободу проливаем, а ты, ты, крыса тыловая, жопу греешь в посольстве!»
