И.о. поместного чародея. Книга 2 (СИ) - Заболотская Мария

– Благодарю вас, Ваше Величество, – пробормотала я растерянно, стоя у порога дома Аршамбо Верданского.

По всему выходило, что король Ринеке считает, будто моя история вовсе не закончена, и, чтобы разобраться в ней до конца, следует вернуться в дом магистра. Удивительным образом это совпадало и с советом Мелихаро, и с моими собственными размышлениями, так что последние сомнения отпали: я нашла в кошельке ключ от входных дверей и поднялась по ступеням.

Туман, проведя меня к дому Аршамбо, схлынул, как морская волна, и вокруг сразу стемнело. Благодаря чарам Ринеке я даже не заметила, как сгустились сумерки – должно быть, я пришла к дому магистра ближе к полуночи, когда все его обитатели давно уж спали. И за эту предусмотрительность мне также следовало поблагодарить лесного короля, невесть с чего решившего мне помочь. Если бы я в своем удивительном, хоть и несколько грязном наряде вошла в дом магистра средь бела дня, одним богам известно, что бы ученый отшельник подумал по этому поводу.

Как можно тише я прошла к лестнице, ведущей к гостевым комнатам на втором этаже. Остатки светящегося тумана вились вокруг меня, и их слабое свечение помогало мне найти путь – дом был темен и тих.

Вконец обессилев и вновь ощущая холод в полной мере, я прилегла на ту кровать, где спала раньше в качестве немого слуги магистра Леопольда – его храп доносился из соседней комнаты – и укрылась одеялом, пытаясь согреться. Не успела я подумать, что нужно как можно быстрее избавиться от наряда, мало подходящего полоумному деревенскому мальчишке, как голова закружилась, и глаза крепко сомкнулись

Глава 10, где Каррен, устав от обмана и недоверия, решает быть честной с магистром Аршамбо

Усталость моя была настолько велика, что я не сразу поняла, отчего так болят ноги и немилосердно саднят сдавленные ребра. "Проклятое платье! – с досадой подумала я, разлепляя глаза. – Нужно было просто разрезать шнуровку ножом!".

Рука невольно потянулась к волосам, и к ужасу своему я обнаружила, что длина их осталась ровно такой же, какой она стала благодаря стараниям троицы чародеек, однако шелковистых локонов теперь не было и в помине. Моя прическа вновь вернулась к своему изначальному виду – виду огромной нечесаной копны. Второй рукой я торопливо ощупала лицо и нашла, что оно чуть глаже, чем обычно, но определенно не столь приятно и нежно, как вчера. Действие заклинаний закончилось и о своей мимолетной красоте мне оставалось только сожалеть – раз уж я сбежала от Артиморуса, то не могла пользоваться теми благами, самой малостью которой он меня одарил для начала.

Но об этом следовало волноваться в последнюю очередь. Потерев глаза и смачно зевнув, я, наконец, поднялась с кровати, и первое, что предстало моим глазам – открытая крышка сундука, где хранились все мои папки с записями. Бумаги эти сейчас были довольно небрежно разбросаны по всей комнате, но большая их часть лежала на столе. За этим же столом восседал Аршамбо Верданский, увлеченно читающий очередную мою запись. Заслышав шорох, он оглянулся в мою сторону, и произнес с рассеянным видом:

– Ах, вы уже проснулись? Ну наконец-то!

Из всех разоблачений, которые случались со мной за последнее время, это было не самым неожиданным, но общее количество их чертовски утомило меня само по себе. Люди, не знававшие в своей жизни особых бед, частенько говаривают, что правду говорить легко и приятно, но я была уже сыта по горло той правдой, что мне открылась, не говоря уж о требованиях чародеев, демонов и лесных королей, наперебой желающих услышать правду от меня.

Бессильно я упала обратно на кровать и закрыла лицо руками, устав в уме пересчитывать те беды, что готовились обрушиться на мою голову. Надежда на временное укрытие завела меня в ловушку, выбраться из которой мне уже никто не смог бы помочь.

– Вам нездоровится? – обеспокоенно произнес Аршамбо, каким-то чудом сумевший заметить мое выразительное движение, даже не поворачивая голову в мою сторону. – Вы напичканы магией весьма разного рода, и чары эти могут вступать в конфликт между собой, вызывая мигрень, озноб и даже колики!

Мне подумалось, что я бы охотно променяла свои неприятности на ревматизм или хроническую изжогу, но в голосе магистра не было слышно неприязни или холодности, и мне удалось перевести дух и пискнуть что-то в ответ.

– Ну так кто же вы? – с энтузиазмом спросил Аршамбо, придвигая стул к моей кровати. – Должен признаться, лет двадцать тому назад я мечтать не смел о подобном происшествии в своей жизни! В полночный час двери моего дома тихо распахиваются и порог переступает прекрасная дева, окутанная древней магией, сияющая во тьме, как полная луна!.. Представляете, каково это – увидеть воплощение своих юношеских грез? Ах, что я говорю – среди вашего поколения не сыщешь уже той романтики, что бередила сердца моим сверстникам когда-то...

Тут я мысленно согласилась с магистром, поскольку даже в самых дальних уголках своей души не могла обнаружить никакого восторга по поводу последних событий своей жизни. Более того, я считала, что любой разумный человек, увидевший, что его дом в ночи посетил незнакомец, чье свечение никак не счесть следствием дозволенных законами княжества занятий, должен немедленно призвать на помощь всех имеющихся поблизости слуг и спустить наглого пришельца с порога. Оставалось возблагодарить небеса за то, что магистр Аршамбо являлся одним из последних магов-романтиков нашего времени, и его научное любопытство значительно превосходило своей силой законопослушность и здравомыслие.

– И эти ваши записи... Ведь это все написано вашей рукой, не так ли? – продолжал магистр Аршамбо, чье лицо светилось от восторга, заставлявшего его путаться в мыслях и словах. – Подумать только, все это время рядом со мной находились сущие сокровища, а мне и в голову не приходило открыть этот сундук! Как вы могли так жестоко обойтись со мной? Зачем вы обманывали меня? Кто вы?

В это время в дверях показался зевающий и расслабленно почесывающий свою лысую макушку магистр Леопольд. Завидев меня, он замер с открытым ртом, затем перевел взгляд на Аршмабо, после чего челюсть его с лязгом вернулась на свое место. На лице Леопольда появилось мученическое и растерянное выражение, прекрасно подходящее любому мошеннику, пойманному на горячем, однако он быстро пришел в себя, и, кося взглядом по сторонам, быстро произнес:

– Да, я презренный обманщик и плут, называющий себя чужим именем и нарушающий с десяток законов только тем, что стою сейчас на этом самом месте. Но, возможно, это еще не означает, что мне здесь откажут в завтраке?

– Разумеется, спускайтесь вниз и кликните кого-то из слуг, – все так же рассеянно отмахнулся ученый чародей, не обратив ровным счетом никакого внимания на краткую покаянную речь своего лжеаспиранта, но затем он, спохватившись, повернулся ко мне:

– Юная дама наверняка тоже проголодалась? Ах, как это невежливо с моей стороны! Прошу меня простить, но вы должны понять, в каком смятении сейчас мои мысли! Даже те крохи правды, которыми вы одарили меня, заставили меня позабыть обо всем, но теперь, когда я вижу, что вы знаете намного больше, чем говорили до сих пор... Я должен знать все, и мне не терпится услышать ваш рассказ. Быстрее, быстрее спускайтесь к столу, и затем я вас внимательнейшим образом выслушаю... О, я не могу дождаться, когда вы мне все расскажете!

Восторг Аршамбо был искренним и безграничным, как у любого ученого, обнаружившего нечто крайне полезное для своих изысканий. После моего разоблачения я оказалась в его глазах вовсе не обманщицей, не мошенницей, и, сдается мне – даже не живым существом. В представлении Аршамбо я была чем-то вроде уникального предмета, имеющего величайшую научную ценность – как редкая рукопись или древний артефакт, невесть как очутившиеся прямо у него под носом, и при повторном рассмотрении таившие в себе куда больше пользы, чем показалось вначале.