Сергей Панарин - У реки Смородины
– Милые мои соколики, поведайте мне по порядочку, что с вами приключилось. Я же постараюсь отыскать в старинных трактатах способ отсылки вас домой.
– Где ж у тебя трактаты? – подозрительно спросил Старшой.
Гадалка хлопнула в ладоши, и комнату озарил мягкий зеленый свет. Тьма отступила, и близнецы увидели, что все-все стены от пола до потолка уставлены полками. Полки были забиты книгами.
– Сени, говоришь… – пробурчал Егор.
Иван рассказал о сумасшедшем лесном походе, начав со стычки в поезде. Ему пришлось объяснять довольно сложные вещи. Например, что такое поезд, кто такие десантники, зачем нужно пьянствовать дембелю. Старшой справился на «отлично». Особенно пристрастно Скипидарья расспросила о гипнотизере Перехлюзде. Очень уж он ее беспокоил. Упоминание знахарки-травницы из Больших Хапуг вызвало у гадалки добрую улыбку. А вот история с мертвецом, занявшим активную жизненную позицию, на бабку никакого впечатления не произвела. Видимо, такие случаи в этих краях были чем-то обыденным.
– Я так разумею, вы не осознали мига перехода из своего мира в наш, – заговорила гадалка, выслушав Ивана. – Это плохо. С одной стороны, тропинка между мирами не закрылась. С другой, коли закрылась, то следов можно и не найти… Все, соколики мои, вы пока идите, а я стану искать, что мудрейшие пишут о случаях, подобных вашему.
Старшой проявил практичность:
– А когда?..
– Завтрема, к вечерней зорьке. – Скипидарья уже направилась к полке.
Братья покинули ее дом.
– Я уж думал, вы не вернетесь, дяденьки витязи, – осуждающе проныл Шарапка. – Я из-за вас штанов лишился да время потерял. А время, знаете ли, денежки! Минутка – копеечка, часик – цельный рубль.
– И как бы ты заработал? – усмехнулся Иван.
– Да на ровном месте! – Мальчуган явно завелся. – Прямо сейчас полгривны заработал!
Стараясь не замечать осуждающего сопения Егора, Старшой продолжил подначивать Шарапку:
– Врешь!
– Пусть лекари врут! Истинно реку, дяденька витязь Иван! Подошел ко мне боялин…
– Может, боярин?
– Боялин. Ты не понимаешь. Бояле имеют крутой нрав, чтобы все боялись. Потому и боялин. Так вот, подошел и дал полгривны.
– Просто так?! – вскинул черные брови Иван.
– Ну, нет… – Мальчуган замялся. – Он вопрошал, я ответствовал.
– Угу, загадки загадывал.
– Отлезь от малого, – попросил ефрейтор Емельянов.
– Погоди, братан, – сказал Старшой. – Чего-то наш юный коммерсант покраснел. Ну, договаривай, Шарапка, не бойся.
– Про вас он спрашивал, боялин-то, – признался паренек. – Кто таковы, откуда. С чем к бабушке Скипидарье пришли.
– Врубился, Егор? – хмыкнул Иван и продолжил дознание: – А ты что ответил?
– Почти ничего. Вроде, вы при мне упоминали Большие Хапуги. Потом, воины вы, это сразу ясно. Вот и все.
– Я за эти сведения и копейки пожалел бы.
– Так то вы, а он – цельный боялин! – протянул Шарап, но натолкнулся на суровый взгляд Старшого и осекся. – Да скажу я, скажу. Он взял с меня обещание за вами следить и все ему доносить.
– Молодец! Недаром существует поговорка, что чистосердечное признание облегчает участь. Ну, пойдем, дружок, разменяем твою выручку.
– На кой? – насторожился мальчишка.
Иван покачал указательным пальцем перед вздернутым носом Шарапки:
– На нас зарабатываешь, так? Так. Значит, прибыль поровну на троих делим.
– Вот оно что! А ну как я убегу?
– Поймаю.
Паренек стрельнул глазами в сторону лояльного богатыря-ефрейтора:
– А за меня дяденька витязь Егорий заступится.
– Всегда с удовольствием, – сказал Емельянов-младший, и Шарапка просиял, но тут же скис, когда увалень продолжил: – Всегда, кроме этого случая. Я шпионов и наушников не люблю. Ты малый хороший, не обижайся.
– К тому же, мы все свои бабки оставили у бабки, – скаламбурил Иван.
Так юный Шарапка получил практический жизненный урок: честность – лучшая политика, а молчание – золото. Выбирай, политик ты или финансист.
Настало время ненадолго покинуть братьев-дембелей и рассказать о городе.
Столица Тянитолкаевского княжества во всем разделялась надвое. Взять хотя бы дороги, ров и крепостную стену. Вирус дуализма не обошел и терем. С фасада он имел вид палат белокаменных, а с тылу был исполнен из красного кирпича.
Причины тотальной двуличности города, разумеется, коренились в глубокой древности.
Спервоначалу в этих заповедных местах селились охотничьи племена славянов. Славянами их величали оттого, что абсолютно все имена славянов заканчивались на «слав»: Вячеслав, Бранислав, Всеслав, даже Изя и тот был слав. Еще были Страхослав, Блудослав и прочие Разнославы. Ни о каком Тянитолкаеве они не помышляли.
Город основали князья-побратимы Ослохан Бритый и Слондр Стриженый. Первый возглавлял славное кочевое племя мангало-тартар. Второй был кочевряжским конунгом. Кочевряги – это суровый северный народ, плававший в длинных ладьях и грабивший приморские поселки. История умалчивает, как и почему Ослохан да Слондр стали братьями по крови. В единственной дошедшей до современных тянитолкайцев песне о легендарных князьях утверждалось, что побратимство было случайным: Бритый сошелся со Стриженым в бою, сначала рубились, потом стали бороться и соприкоснулись израненными ладонями. «Мы с тобой одной крови», – с оттенком сожаления прорычал Слондр. Ослохан не без остервенения согласился. В память о великом событии новоявленные братья тут же основали город.
Слишком уж своевольными оказались князья Бритый да Стриженый. Еще бы, каждый был ярким вождем, привыкшим повелевать сотнями. К тому же жизненные устои мангало-тартар совершенно не совпадали с кочевряжским укладом. Вот отсель и началось разделение во всех областях быта. Ослохан приказал копать ров, Слондр возводил стену. Первый мостил дорогу досками, второй – камнем. Бритый ел руками, Стриженый питался с огромного ножа.
Боевые товарищи князей, а также окрестные аборигены-славяны стали спорить, кто из руководителей лучше.
– Бритый! – кричали одни.
– Нет, Стриженый! – не уступали другие.
Разумеется, дело дошло до поножовщины. И тогда Ослохан да Слондр собрали людей на главной площади и провозгласили двуначалие, опирающееся на боялскую думу.
– Мы учреждаем новое сословие, название коему бояле. Бояле да убоятся нашего гнева и кары богов. Ответствовать боялам потребно за счастие народное и торжище справедливости. Дабы дела вершились к обоюдному согласию, бояле будут собираться в нашем тереме и думать, как бы лучше зажить подданным. Всякое решение думы мы, князья Тянитолкаева, будем утверждать либо налагать на него вот этот скипетр срамной формы, называемый ветом. – Стриженый и Бритый потрясли новыми нефритовыми ветами. – А коль заспорим, то тут уж чье вето перевесит. Да будет так.
С тех славных пор прошли века, а легендарное уложение с незначительными изменениями выжило и даже было заимствовано некоторыми соседями.
Какие же произошли изменения? Во-первых, наследники князей потеряли одно вето. То ли пропили, то ли просто прощелкали. Потому князь остался в единственном экземпляре. Во-вторых, исказился смысл боялства. Раньше бояле боялись княжьей расплаты да судилища богов, а ныне народ боялся боял. Недаром ходила пословица: «С боялами знаться – греха не обобраться».
Зажрались, закабанели думцы. Некоторые вообще прекратили ходить на заседания, передав голоса товарищам по партии. Разбогатели боялские семьи, предались корыстолюбию. По-прежнему существовало разделение на две партии – ослов, названных в честь Ослохана, и слонов по имени Слондра. Раз в четыре года бояле устраивали потешные игрища, называемые выборами. Ослы хаяли слонов, а слоны поносили ослов, хотя и тем, и другим, и тем паче народу было ясно, что никакой разницы между слоном и ослом нетути. Звучит парадоксально, но факт.
Бояле дрались за власть, старались добиться большего влияния на князя, для чего хитроумно интриговали, а иногда и тупо воевали.
Человек, который заинтересовался Иваном и Егором Емельяновыми, был наследником старинной боялской фамилии. Полкан Люлякин-Бабский мастерски преодолевал препятствия на пути к княжескому трону, ловко отодвигая соперников, и стоял перед основной задачей – скинуть самого князя.
Что еще? Боялин Люлякин-Бабский был ослом. В партийном смысле. Более того, он добился главенства в стане последователей Ослохана.
Полкану стукнуло тридцать шесть лет, но выглядел он на неполные тридцать. Ростом был высок, фигурой полон, ликом приятен, хоть и обладал колючим взглядом да рыжей шевелюрой. Как и все мужчины рода Люлякиных-Бабских, Полкан пользовался успехом у женщин, но женился на неказистой девушке из обедневшей боялской семьи Меньжуйских. По этому поводу молодой муж любил приговаривать: «Лучше синица в руках, чем всю жизнь при рогах». Истинные причины брака заключались в том, что Меньжуйские принадлежали к стану слонов. Боялин рассчитывал получить голоса «наследников Слондра».
