Владимир Шигин - Всадник рассвета
— Вакула! Бомбы! — кричу я своему напарнику по стрельбе.
Вышата протягивает нам еще по одному горящему труту. Мы подпаливаем свои бомбы.
— Готов! — кричит Вакула.
— Бросаем на счет три! — кричу ему я. — Раз! Два! Три!
Мы разом швыряем что есть силы свои смертоносные горшки в акулу. Два взрыва сливаются в один. Огромное ослепшее тело бьется от боли, но все равно продолжает искать нас, пропахивая глубокие борозды в песке.
— Бомбы! — снова командую я. — Раз! Два! Три!
Снова два взрыва, и снова бешеные конвульсии.
— Бомбы!
Взрыв… Взрыв…
— Бомбы!
Взрыв… Взрыв…
Теперь акула едва дергается. В ее огромной туше зияют дыры, из которых хлещет, заливая пляж, черная кровь. Из разорванного брюха вывалились осклизлые внутренности.
— Бомбы! — снова кричу я, и последние два взрыва навеки успокаивают патриарха подводного мира.
В воздухе витает запах пороха и серы, крови и моря. В ушах стоит звон от близких разрывов. Я устало опускаюсь на песок. Все закончено, мы, кажется, опять победили. Рядом постанывают Вышата и Геракл. Вакула побежал к акульим останкам и, не удовлетворясь результатами бомбовой атаки, производит своеобразный “контрольный выстрел”: распарывает до конца брюхо и вырубает оттуда огромное акулье сердце. Оно грузно падает в набежавшую волну, окрашивая пену в розоватый цвет.
Да, теперь уж наверняка все кончено. Кассиопея с Андромедой еще никак не могут прийти в себя. Откуда-то сверху слышатся голоса — это боязливо и осторожно спускаются со скалы на пляж селяне, наблюдавшие сверху за развитием событий. Кассандру и Андромеду уводят. Здесь же на месте оказывают первую помощь Гераклу и Вышате. Сами они идти не могут, а нести их наверх невозможно. Затем сверху спускают на веревках настил, наших раненых товарищей по очереди поднимают на скалу. Мы с Вакулой, передохнув и приведя в порядок оружие, медленно поднимаемся по уже знакомой нам козьей тропе. Около дохлой акулы к этому времени полным-полно народа. Местные жители хотят отрубить ей голову и возложить ее в местный храм Посейдона, чтобы вымолить этим прощение за доставленную неприятность. Спрашивают у меня разрешения.
— Хочется, помещайте! — говорю я им. — По крайней мере, будет первый в мире музей ихтиологии!
Мое замечание насчет музея все пропускают мимо ушей, но согласие встречают криками радости. Много ли надо людям для счастья?
Наверху нас встречают как героев. Не скажу, что это было неприятно, но что утомительно, так это точно. Я просто сильно устал.
После небольшого отдыха спешу к помещенным отдельно Вышате и Гераклу. Вокруг них вовсю хлопочут местные лекари и знахари, чем-то поят, что-то прикладывают к избитым телам. Остановив старшего из них, спрашиваю, что с моими товарищами.
— Могло быть и хуже! — отвечает он мне. — Через пару дней будут на ногах!
Это уже лучше!
— Спасибо вам за заботу! — благодарю его.
— Что вы, что вы! — машет руками эфиопский эскулап. — Мы, врачи, всегда помним заветы Гиппократа!
Во дворце застаю следующую картину. Вакула в обществе премилой Андромеды что-то увлеченно рассказывает девице о своих былых делах, а та с немым обожанием внимает ему. Полная идиллия: спасенная принцесса и спасший ее принц — счастливый финал любой классической сказки.
Ко мне подошла Кассиопея.
— Какая прекрасная пара! — вздыхает она. — Они, кажется, созданы друг для друга! Может, сразу сыграем и свадьбу?
— В принципе я не против такого мероприятия! Что касается Вакулы, то он явно засиделся в холостяках! — говорю я ей. — Однако пусть наши влюбленные проверят свои чувства временем: вдруг это не любовь, а всего лишь минутное увлечение?
Кассиопея понимающе улыбается мне:
— О, поверьте мне, я умею отличать любовь от сиюминутных страстей! Наверное, вы и сами сейчас проверяете свои чувства? Можно ли мне узнать, как зовут вашу избранницу?
— Лада! — говорю я, а сердце мое пронзает острая тоска.
— Какое необычное и какое красивое имя! — говорит Кассиопея. — Поверьте мне, вы будете счастливы, обязательно счастливы со своей избранницей!
— Спасибо! — отвечаю я этой мудрой и сильной женщине.
Спустя два дня в селении начинаются большие торжества в честь избавления от чудовищной рыбы. У храма Посейдона, пугая детей и женщин, возлежит огромная акулья голова с оскаленной пастью. В пустые глазницы вставлены какие-то сверкающие камни, а это означает, что оба наших выстрела были в свое время весьма точны.
После продолжительного и вычурного обряда священнодействия нас приглашают во дворец на праздничный пир. Геракл и Вышата еще бледны, но уже сносно передвигаются и готовы принять самое активное участие в предстоящей гулянке.
Флейтисты начинают играть заунывные мелодии, чаши наполняются черным, как деготь, вином, и веселье начинается! Во главе стола на царском ложе возлежит Кассиопея, рядом с ней Андромеда и Вакула, не сводящие друг с друга глаз. Чуть подальше удобно располагаемся мы с Вышатой и Гераклом. Гулянье в разгаре. Геракл, немного перебрав, то и дело порывается петь свои бесконечные песни о свершенных им подвигах, а когда я отговариваю его от этой затеи, он принимается рассказывать близвозлежащим местным барышням о своем неком тайном подвиге, в результате которого он в течение ночи якобы оплодотворил сорок девственниц. Вопреки ожиданиям Геракла, рассказ его производит обратный эффект, местные барышни под разными предлогами немедленно ретируются от столь любвеобильного героя. Мы с Вышатой искренне смеемся неудаче Геракла, а тот, проводив последнюю из покинувших его барышень вздохом, вновь обращается к чаше с вином.
Вдруг у входа во дворец раздается какой-то шум, потом стук мечей и воинственные крики. Мы переглядываемся с Вышатой. Руки наши тянутся к лежащим подле мечам. В тот же момент двери праздничного зала распахиваются настежь и в него врывается целая ватага воинственно настроенных молодых людей. Я вижу, как резко вскакивает бледная как смерть Кассиопея, а Андромеда в испуге прижимается к Вакуле. Это что еще за новости? Впереди остальных белокурый юноша со злым взглядом. Глаза его горят ненавистью.
— Берегись, похититель! Пришла твоя смерть! — кричит он Вакуле и целит копьем ему прямо в сердце.
Его дружки бросаются ко мне, Вышате и Гераклу. Ну, это уже наглость!
Зарвавшихся юнцов, конечно, можно проучить, но уж очень не хочется омрачать праздник, к тому же не наше дело драться с местной шпаной.
— Да, молодежь нынче пошла не та, что раньше, во времена нашей молодости! — вздыхает находящийся рядом со мной распорядитель обеда. — Вы только посмотрите, какое падение нравов! Никаких моральных устоев! Шляются, пьют, танцуют и дерутся! Полный беспредел! Куда только смотрят их родители!
— Да, проблема действительно серьезная, а главное вечная! — говорю я ему и отставляю в сторону недопитую чашу.
Хулиганье расходиться не собирается, и дело начинает приобретать скандальный характер.
— Убирайся немедленно прочь, Финей! — кричит на злобного блондина Кассиопея. — Наш гость Вакула не похититель, а спаситель! Это он со своими друзьями спас Андромеду от чудовища! Если ты по-настоящему любил мою дочь, то почему ты не пришел на берег моря, когда чудовище явилось ее съесть? Ты бросил ее, когда она ожидала гибели, а теперь являешься как ни в чем не бывало и требуешь Андромеду себе!
Однако увещевание царицы никакого действия не возымело. Еще более озлобившись, Финей без долгих раздумий метнул свое копье в грудь Вакуле. Наивный безумец, он совершенно не знал, с кем имеет дело! Сориентировавшийся к этому времени в обстановке, Вакула перехватил копье прямо на лету и тут же швырнул его в обратную сторону. Не желая смерти нападавшему, он кинул его так, что копье, не задев тела Финея, лишь пригвоздило конец его туники к стене. По мнению Вакулы, это должно было бы образумить безумца, но вышло иначе.
— Эти хваленые чужеземцы-рыбоеды не умеют даже владеть копьем! — взвизгнул несостоявшийся жених и, обнажив меч, ринулся на Вакулу, расшвыривая во все стороны ногами вина и яства. Следом за ним бросилась творить кровопролитие и вся его шайка, человек двадцать-тридцать. Мы вновь переглянулись с Вышатой. Делать было нечего. Праздник явно испорчен, и нам опять надо драться.
— Вечер перестает быть томным! — вздохнул я, поднимаясь со своего ложа.
Вместе с нами неохотно поднялся и Геракл. Подвыпивший герой Эллады тоже был весьма раздосадован.
— Куда подевались девушки и откуда появились разбойники? — медленно ворочая языком, говорил он сразу всем и никому. — Я их к себе не звал, а потому их надо примерно наказать! Но где девушки, которые были рядом? Я не спел им еще всех своих героических песен!
Кто бы знал, как нам не хотелось драться в тот вечер, но уж больно нагл и дерзок был незваный гость. Первый наскок наглецов мы отбили шутя. Я прокричал на весь зал, чтобы все покинули его. Собравшиеся не заставили себя упрашивать и ломанулись во все тяжкие, благо их никто не держал. Спустя пару минут зал опустел. В нем остались лишь дружки Финея с ним во главе, мы, да еще возмущенная Кассиопея с перепуганной Андромедой.
