Борис Дмитриев - Вам возвращаю ваш портрет
Можно только догадываться, какое внушительное психологическое воздействие оказывал Стрибог на наших пращуров-язычников. Люди под его фантастическое пение предавалисьвосторгам,сегопомощьюизгонялихвори,устрашал и недругов, одним словом, жили под его покровительством. Сейчас Стрибог обосновался при мне, а может я при нем. Кто знает? Сосуществуем мы, разумеется, с полным уважением друг к другу, сохраняя собственное достоинство.
Как человек, лично соприкоснувшийся с культовым языческим памятником, я в который раз убедился, что наши упования на некоторое поступательное совершенствование людей от века к веку довольно наивны и призрачны. В абсолютном выражении время не делает нас ни умнее, ни лучше. Подобно тому, как сегодняшний заяц никоим образом не отличается от своих сородичей, существовавших тысячу и более лет назад. Человечество в своем развитии всегда было и остается самодостаточным и самоограниченным, в любое время, в любой ипостаси. Происходит это от того, что приближаясь к чему- то и что-то приобретая, мы обязательно что-то утрачиваем, отходим от чего-то очень дорогого и важного. Нелепо, конечно, сравнивать достоинства Благой вести, дарованной нам через Иисуса, с мистическими возможностями Стрибога, но опираясь на собственный опыт должен признать, что совместная жизнь с языческим кумиром, в смысле духовной содержательности, не менее интересна и целесообразна.
Данное обещание следует выполнять, поэтому расскажу еще одну, третью поучительную историю из личного опыта общения с подлинными раритетами, несущими на себе духовные знамения творческих дерзаний великих художников.
Однажды, волею всяких судеб, ко мне в руки попала удивительная скрипка. Это старинный инструмент восемнадцатого века, я склонен полагать – саксонской школы, вероятнее всего, вышедший из мастерской известного автора Иоганна Готфрида Гамма. На инструменте отсутствовала авторская этикетка, но возможность ошибки по атрибуции данной скрипки я полностью исключаю. На этом прекрасно сохранившемся творении большого мастера, не весть кем были выжжены на обеих деках, по четырем углам и верхнем и нижнем клоце, зловещие знаки пиковой масти. Очень жирные, глубоко вдавленные символы рока придавали произведению вид весьма мрачный. Когда я впервые прикоснулся к скрипке, признаюсь, сделалось не по себе. Естественной реакцией было желание немедленно выпустить скрипку из рук. Но надо понимать натуру истинного любителя старины, для нас ведь чем необычайней, тем заманчивей, тем привлекательней.
Первое, что я сделал после приобретения инструмента, явился в киевскую консерваторию к покойному уже профессору Горохову, на предмет обсудить и прослушать старинный инструмент. Надо сказать, что профессор Горохов был человеком многоопытным, долгие годы проведшим в окружении знатных музыкальных инструментов. Прекрасный педагог, он вполне был осведомленным о мистических возможностях этих загадочных произведений искусства. Когда я открыл футляр, Алексей Михайлович даже не осмелился взять в руки лежащую там скрипку. Он в ужасе посмотрел на меня и посоветовал немедленно избавится от сомнительного приобретения. К этому присовокупил рассказ о хранящейся в московской госколлекции итальянской скрипке, которую вот уже много лет бояться брать в личное владение концертирующие музыканты. Потому что все исполнители, дерзнувшие воспользоваться услугами великолепного инструмента, по скорой дорожке отправлялись на кладбище.
Об этой невеселой истории я впервые услышал из уст профессора Горохова, но лично меня она не очень шокировала. Почти за каждым экземпляром московской коллекции музыкальных инструментов тянется преступный, кровавый шлейф. Все эти произведения, во времена оные, были разбойничьими методами изъяты у прежних владельцев, часто с последним приветом у краснокирпичной стеночки. Я все ожидаю, когда-нибудь у наших известных исполнителей, играющих на инструментах ценою в тридцать серебряников, заговорит человеческая совесть и они примутся бойкотировать этот музыкальный освенцем. Похоже, история с роковой итальянской скрипкой никого, ничему не учит. Между прочим, услугами подобной коллекционной скрипки пользуется и наш небезызвестный киевский маэстро Богодар Которович, музыкант с очень сложной личной судьбой. В этом смысле есть о чем призадуматься и многим сотрудникам художественных музеев, выставляющим в экспозициях, истекающие кровью настоящих владельцев, вопиющие свидетельства былых преступлений. Хороши при этом физиономии директоров всемирно знаменитых музеев, рядящихся в великих гуманистов, всегда прекрасно осведомленных, кому по праву обязаны принадлежать взывающие к правосудию Божию награбленные произведения искусства.
Должен признаться, что меня вовсе не испугали предостережения бывалого человека, напротив, возникло внутреннее расположение к оказавшейся в собственности необычайной скрипке. Уже зловещие символы пиковой масти воспринимались со здоровым любопытством, одним словом, возникло ощущение внутреннего контакта с данной вещью. Достоинства любого музыкального инструмента, в конечном счете, определяются его акустическими возможностями. С этой целью я отправился к знакомому концертмейстеру симфонического оркестра киевского оперного театра, чтобы в зале, в студийных условиях прослушать старинную скрипку. Через мои руки за долгую практику прошло немало интересных инструментов, в том числе и итальянских кровей, однако услышанное на сей раз, откровенно потрясло всех присутствующих в зале. Скрипка обладала очень мощным концертным звуком, при этом тембральный диапазон ее оказался насыщенным такой фантастически яркой палитрой красок, что она буквально физически действовала, волновала ваше нутро. В лирических пассажах звук был настолько теплым и проникновенным, что невольно подкатывал ком к горлу. Когда же исполнение переходило в более решительные формы, зал наполнялся звуками неподражаемой патетики и драматизма. Потрясенный исполнитель Сергей Шот по временам невольно прекращал игру и внимательно всматривался в дивную скрипку.
Искушенным коллекционерам прекрасно известно положение, согласно которому иногда попадаются в собственность антикварные вещи, от которых невозможно избавиться. Не потому, что художественное изделие не представляет собирательского интереса, просто раритет не желает расставаться с вами. Вы будете много раз обменивать, продавать подобную штуковину, а она вновь и вновь сумеет находить вас. И вот каким то подсознательным наитием я почувствовал, что эта клейменая скрипка довольно прочно увяжется за мной. А потому принялся потихоньку забавляться, стал нарочито искать клиентов, дабы сосватать им скрипку и с любопытством наблюдать, каким образом она возвернется обратно. Учитывая уникальные концертные возможности инструмента, я с легкостью находил покупателей, но она невероятно быстро вновь и вновь возвращалась ко мне. Наконец я предпринял решительный шаг и завез инструмент в Крым, на довольно значительное от себя удаление. И вот здесь произошло нечто непредвиденное, скрипка по серьезному проявила свой характер.
Однажды вечером, примерно через полгода после того, как я расстался с таинственной скрипкой, у меня в прихожей раздался дверной звонок. На пороге я встретил женщину и едва признал в ней крымскую скрипачку, которая сделалась владелицей клейменого инструмента. Сказать что она изрядно постарела – это значит не сказать ничего. Передо мной стоял абсолютно несчастный, разрушенный горем человек. Она молча разрыдалась и показала свои негнущиеся в суставах, опухшие пальцы рук, под мышкой у нее я признал знакомый скрипичный футляр. Разговор оказался предельно коротким. Я, разумеется, вернул пострадавшей женщине деньги и принял в дом забавную проказницу.
История с крымской скрипачкой заставила посмотреть на дело ответственно и я прекратил рискованные игрища. Несколько лет не прикасался к инструменту, пока однажды все таки решился очистить деки от злополучных символов рока, что для скрипичного мастера не составляет большой сложности. Последствия вмешательства в энергетику скрипки оказались для меня примерно такими же, как в случае с ремонтом Стрибога, разве только в более щадящем режиме. Сейчас, насколько осведомлен, скрипка находится в Германии, по-прежнему радует слушателей своим чарующим звуком, и, надеюсь, не доставляет законным владельцам не чаянных хлопот.
Глава шестая
Своим чередом наступил следующий, опять-таки юбилейный, в сорок лет от штурма Зимнего, тысяча девятьсот пятьдесят седьмой год. Тщетно пытаюсь развеять розовый флер моего пионерского детства. То ли издержки возраста, то ли коммунистическая бесовщина какая-то, но право же, вовсе не отложились в памяти внешние признаки проявления социальных неравенств той поры. У нас напрочь отсутствовало восприятие друг друга с позиции имущественного превосходства. Невозможно даже представить, чтобы кто-то из моих одноклассников позволил себе кичиться материальным достатком. Полагаю, такая атмосфера была повсеместно, хотя в моем случае, справедливости ради следует заметить, что я учился в необычной школе. В луганской школе номер два учились преимущественно дети большого начальства, проживающего в элитарной части города. Родители моих одноклассников – это все больше директора, партийные боссы, вплоть до первого секретаря обкома, воротилы торговли, золотопогонники.
