Гжегож Бабула - Истребитель ведьм (сборник)
“…Потрясающее похищение биологического материала суммарной стоимостью более 4500 монет! Неслыханное с незапамятных времен преступление! Ведутся интенсивные поиски преступника, которым является сотрудник архива биологического материала Тибснорг Пайкимузи. К розыскным работам подключена операционная группа сил самообороны. Это гарантирует возврат похищенного имущества и быстрый арест преступника”.
Экран заполнили снятые стационарными камерами фотографии, показывающие Снорга с Пайки в руке и идущую рядом Тиб.
Снорг присвистнул сквозь зубы.
— Эта операционная группа — несколько сотен чертовски крепких парней, таких клубков мускулов… — сказал он.
Пайки оторвал взгляд от экрана.
— Я думаю, что у нас вообще нет шансов, но благодарен тебе за то, что смог это увидеть… — он показал глазами на экран. — Я уже потерял счет времени среди этих проклятых кабелей… укол снотворного… укол, чтобы проснуться… и так без конца.
Тиб тоже смотрела в окно; с тех пор, как выехали из гаража, она не проронила ни слова.
— К счастью, напротив стоял парень моего роста, и мы могли поговорить, — продолжал Пайки, — он разговаривал также с Тиб, чтобы она совсем не разучилась… я не мог с ней говорить: губ моих она не видела, а ведь слышать — не слышит. И ты знаешь, она вроде бы все умнее становится, во всяком случае тот парень так говорил.
Снорг поставил грузовик под ковш экскаватора.
Пайки внимательно наблюдал за тем, как мощный ковш набирает куски развалин, которые были когда-то церковью. “Так вот как жили люди до войны… — подумал он, — наверное, они чувствовали себя очень одиноко в таких больших домах”.
Погрузка закончилась, и Снорг отправился в обратный путь.
— Возвращаемся?.. — спросил обеспокоенно Пайки.
Снорг кивнул.
— У меня есть план… — сказал он.
Машина мчалась с максимальной скоростью.
— Тиб, надень на себя и на Пайки респираторы… — сказал Снорг и кивнул головой в сторону ящика. Тиб никак не отреагировала: он говорил, глядя на экран визора, и она не видела движений его губ. Он повторил это еще раз, глядя прямо на нее. Тиб вытащила респираторы и комбинезоны и надела их на себя и на Пайки. Она сделала это быстро и четко, с неожиданной сноровкой. Снорг тоже натянул респиратор. Они приближались к пригорку, на котором стояло одинокое уцелевшее здание. Снорг остановил грузовик и подъемник, опустил их на уровень грунта. Счетчик, который нес Снорг, непрерывно стрекотал. Тиб держала Пайки на руках, как ребенка. Все они были в защитной одежде из прозрачного материала. Пайки был слишком мал для этой одежды, и Тиб несколько раз завернула его в свисающие полы плаща.
Некоторое время они смотрели вслед грузовику, массивный силуэт которого постепенно уменьшался и вскоре исчез за горизонтом, затем отправились в путь. Шли медленно, с трудом вытаскивая ноги из песка. Прошло немало времени, прежде чем они, обливаясь потом, добрались до цели.
В руинах можно было укрыться. Сохранились даже калитка и солидная входная дверь. Снорг по-прежнему верил, что побег удастся, хотя Пайки считал, что то, что они ушли из грузовика, было принципиальной ошибкой и надо было уезжать как можно дальше от города и его операционной группы. Может быть, им удалось бы уйти от погони, умчись они достаточно далеко. Но Снорг не смог решиться на полный разрыв связи с городом и принял иной план. Даже сейчас он чувствовал себя очень одиноким.
Никто из них не снимал защиты, потому что всюду лежала пыль и от нее невозможно было избавиться. Тиб села рядом со Сноргом и посмотрела на него.
— Я была увеена, что ты веенешься за мной… — сказала она тихонько.
Снорг хмуро улыбнулся.
— Это был сон… я во сне ушла из Комнаты. Столько света… и эти чужие вокууг… сколько их было… они потом поставили меня Там, возле Пайки… хоошо, что ты снова есть… — говорила она, внимательно наблюдая за его губами.
— Заике всегда есть что сказать, — грубо перебил ее Пайки, — сейчас она, наверное, будет рассказывать тебе об уколах… действительно… сбоку высовывается шприц — трах и спишь, трах и все возвращается… Совсем как выключатель!.. И эти тележки кружат по рядам каждый день… трехэтажные тележки… Их тащили всегда одни и те же люди в серых одинаковых халатах… И всегда они кого-то везли на этих тележках… увозили… Редко кто возвращался… и всегда в бинтах… снизу много не увидишь. Это всегда был один из нас… Трудно было связаться, потому что каждый второй в ряду спал, а кричать тоже нельзя, потому что сразу укол… И все же мы разговаривали… цепочкой… так, чтобы слышно было, но шприц еще не выскакивал… хуже всего, когда глухой в цепочке… Потом эти же в халатах снимали бинты… и у них не было рук… ног… по-разному. Какой это был ужас, когда тележка притормаживала перед тобой… думаешь — вот сейчас остановится… Они не были садистами… эти, в серых халатах… просто у тележек плохие колеса… они старались тащить эти тележки как можно равномернее… Они же понимали, что мы чувствуем… Но иногда колесо заклинивало, и тележка притормаживала… но я не хотел, чтобы меня привозили назад в случае чего… у меня ведь и так почти ничего нет…
— На этих тележках всегда увозили трех чееовек, — вмешалась Тиб, которая уже давно следила за лицом Пайки, — возваащались обычно двое, иногда оодин… — Тиб, когда волновалась, заикалась и глотала звуки, — помню, как веенулась Музи… только один глаз блестел из-под бинтов… но это была она… Кальфи сказал, что это она веенулась… и рассказал, как ей потом сняли эти бинты…
— Прекрати, — снова перебил Пайки, — я не хочу это слышать, я знаю, как она выглядела тогда… потом ее снова забрали… и больше она не вернулась.
— Музи?.. — удивился Снорг. — Да… конечно… это могло случиться на другой смене, — говорил он сам себе, — проклятье, какой был риск… ее тоже могли… к счастью, это случилось на моей смене… какое счастье…
— Какое счастье? — спросила она хрипло.
— Что ты сейчас со мной… я о многом не подумал раньше…
— Я уже не могла так стоять… только эта доожь в мышцах, после я так уставала… и разговоры с Кальфи, потому что губ Пайки я не могла видеть… и остальное: все это должно было закончиться сумасшествием… Я не успела, но если бы это поодолжалось, то навееное сошла бы с ума…
Они вдвоем с Пайки говорили, перебивая друг друга. Пайки бесцеремонно вмешивался в монолог Тиб, она только через несколько секунд соображала, что он что-то говорит, и умолкала. Затем она сама перебивала Пайки и продолжала рассказывать хриплым, ломающимся голосом. Ведь так трудно было за несколько часов рассказать обо всем, что происходило за столько дней. Затем Пайки отключился и стал наблюдать за тяжелыми коричневыми облаками, плывущими низко над землей. Он смотрел на них сосредоточенно, и лицо его выражало что-то вроде восхищения, что, несомненно, удивило бы Снорга, если бы хэн хоть раз взглянул на Пайки.
— Перестаньте шелестеть этой пластмассой, — сказал наконец Пайки. Они оба посмотрели на него.
— Послушай, Снорг, что я тебе скажу… — продолжал он, и прежние нотки в его голосе так славно прозвучали, что Снорг улыбнулся.
— Я это чувствую… я знаю, что когда-нибудь полечу среди этих облаков… высоко над землей на крыльях… и это будет лучшая часть моей жизни…
— Может быть, тебя посадят управлять машиной: тело у тебя никудышное, а мозг весьма и весьма… но сперва нас надо поймать, а это не так легко… ни одна камера не видела, где мы вышли…
— А что с нами сделают, если поймают, в чем я, к сожалению, уверен? — Пайки недостаточно было предшествующих объяснений.
— Замолчи, Пайки!.. — Снорг впервые услышал, что Тиб говорит таким тоном. — Ты что, мечтаешь об этих уколах, там…
— Говорю что думаю…
— Над этим стоит поразмыслить, — сказал Снорг после секундного колебания. — Думаю, что слишком многое нам не грозит… мы останемся в живых, хотя каждый по своей причине… Со мной ничего не случится, потому что право на жизнь является основным правом для каждого человека. И если уж кто-то однажды был признан человеком, остается им навсегда. Значит, из сотрудника архива биологического материала я никак не стану одним из экземпляров на складе… Пайки тоже было бы неплохо, исполнились бы его мечты: смотри сверху и управляй экскаватором — правильное и полное использование материала…
— А я, Снеогг? — спросила она, напряженно вглядываясь в его губы.
— Тебя, лишь тебя, — повернулся он к ней лицом, — ждала бы только трагическая судьба… тело приглянулось одной… голова и лицо — другой, богатой и, наверное, заслуженной женщине… Но я скорее умру, чем допущу, чтобы это случилось…
Пайки молча выслушал и перестал вмешиваться. Он смотрел на небо, на быстро несущиеся облака. Когда серый полумрак дня уступил мраку ночи, они уснули, прижавшись друг к другу, голодные и озябшие.
