Алексей Лютый - Рабин, он и в Африке Гут
Ну что же, подруга, теперь моя очередь!.. Я осторожно подкрался к краю ложбины и заглянул вниз. Девица была там одна и копошилась в воде. Что именно она делала, отсюда увидеть я не мог, поэтому решил спуститься вниз. Стараясь не шуметь, я преодолел спуск и застыл, как чумкой пораженный. Рахиль уже закончила стирку и развесила кители по кустам. Если эту часть милицейской формы я мог узнать легко, то из всех головных уборов более-менее прилично выглядела только Ванина кепка. Андрюшину и Сенину фуражки девица превратила в бесформенные блины, похожие скорее на бабушкин чепчик, чем на украшение милицейской головы. Сеня ее теперь убьет. А вдвойне самостийной прачке достанется за то, что она и записную книжку Рабиновича с полным собранием телефонов девиц тщательно постирала. Настолько тщательно, что на листах теперь лишь блеклые следы чернил остались. Рядом с нею на земле валялись прочие мелочи вроде часов и авторучек, но на них я уже не смотрел. С меня фуражки с блокнотом было вполне достаточно.
Честное слово, если я и хотел Рахиль напугать, то к тому моменту, как увидел плоды трудов ее рук, напрочь забыл о своих намерениях. А если и гавкнул, то лишь потому, что от увиденного зрелища очумел слегка. И в том, что девица завизжала и бросилась в воду, виноватым себя не считаю. Так, господин следователь, и запишите!..
Впрочем, следователя никакого, конечно, не было. Зато появился Рабинович, словно кот из мешка. Рахиль визжит, Сеня на меня орет. Своими «фу», «место» и «нельзя» задолбал просто. Можно подумать, я его грудастое сокровище съесть собирался. Нужна она мне как гаечный ключ! Да разве этому дураку объяснишь, что я его же собственное добро спасти пытался. Правда, было уже поздно, но согласитесь, что лучше поздно, чем никогда, а меня за это еще и обструкции предали. Пришлось обидеться на хозяина и уйти в пустыню. Ну их всех сенбернару под хвост. Пусть сами со своими проблемами разбираются.
С расстройства мне есть захотелось, и я начал уже подумывать о том, не слопать ли какую-нибудь перепелку, прямо в сыром виде и неощипанную, но стоило только представить, что мне во время принятия пищи неощипанные перья в рот лезут, как завтракать тут же расхотелось. Уж лучше я поголодаю немного, пока аборигенские повара не проснутся и дичь не приготовят соответствующим образом.
Переселенцы же, увидев поутру усыпанный дичью лагерь, едва не рехнулись от счастья. А Моисей с Аароном воспользовались ситуацией по-своему, тут же принявшись восхвалять «простертую над сынами израилевыми руку божию». Не знаю, может быть, Андрюша и являлся таковой конечностью, но уж если сравнивать людей с частями тела, нашему криминалисту наверняка удалось получить бы титул «мистер За…» Вы не о том подумали. Я хотел сказать, «мистер Затылок». Холеный, толстый, круглый затылок.
В общем, аборигены с похмелья посчитали появление перепелок на территории лагеря настоящим чудом, а мои менты в силу природной скромности спорить не стали. Тем более что у них проблемы поважнее были. Попов вон с расстройства бренные останки своей фуражки в овраг закинул, но Сеня велел подобрать.
– Андрюша, вот ты вроде умный мужик, а иногда себя как ребенок ведешь, – похлопывая по плечу эксперта, пышущего праведным гневом на криворукую Рахиль, проговорил мой хозяин. – Нам же Лориэль сказал, что мы в Египет попали из-за того, что какую-то хрень с собой из прошлого притащили. Хочешь потом сюда вернуться из-за того, что мы тут что-то свое оставили?
– Это ты вечно всякую дрянь стараешься с собой притащить, – раздраженно буркнул Андрюша. – Из-за тебя и страдаем.
– Из-за меня? – взвился мой хозяин. – Я, между прочим, одних только бесполезных камней привез. А ты какой-то подозрительный крест из Англии приволок.
– Не подозрительный, а серебряный, – огрызнулся криминалист. – Обычный крест, каких в каждом ювелирном магазине навалом. А Жом вон вообще Святой Грааль у Мерлина спер.
– Ты, свинопапик невыхолощенный, какого хрена стрелки опять на других переводишь, – возмутился омоновец, который до этого спокойно чистил пистолет, «постиранный» Рахилью, и никому не мешал. – Во-первых, не спер, а добыл в качестве трофея в честном бою. А во-вторых, при чем здесь моя питейная емкость? – это Жомов так Грааль обозвал для того, чтобы язык не ломать.
– Может быть, очень даже при чем, – проговорил Рабинович, задумчиво почесывая нос.
– Ты хочешь сказать, что нас сюда именно из-за этого фужера-переростка закинули? – оторопел криминалист, а потом махнул рукой. – Ты гонишь, Сеня. В Граале кровь Христа хранилась, и к Моисею, жившему за тысячу с лишним лет до смерти Иисуса, он никакого отношения иметь не может…
– А вот это у Лориэля надо спросить, – хмыкнул Сеня. – Интересно, почему, когда этот козел крылатый нам позарез нужен, он никогда не появляется? Где, скажите мне, это чмо клопообразное в самые ответственные моменты мотается?
Я замер, ожидая привычного хлопка, но в этот раз оскорбления не подействовали. Может быть, действительно просто случайными совпадениями были появления маленького наглеца именно в те моменты, когда его кто-нибудь ругал? Или сейчас Лориэль был занят и физически не мог прибыть на место происшествия? Ответов на эти вопросы нам, естественно, никто дать не мог. Оставалось только выполнять порученное задание, а эльфа за жабры взять тогда, когда он все-таки соизволит появиться.
Не знаю, что там надумал мой Рабинович, но лично я был почти на сто процентов согласен с Поповым и Жомовым. Действительно, какое отношение может иметь Святой Грааль к событиям, случившимся задолго до его появления? И все же утверждать это под присягой на суде я бы не стал. Мы все-таки по параллельным мирам мотаемся, а тут всякое возможно. Тем более эти временные петли дурацкие всегда с толку сбивают. Поди разберись, что уже было, а что есть сейчас.
Эту тему вам бы, конечно, лучше меня Горыныч прояснил, но сейчас он был занят, набивая желудок перепелками. Видно, по протеину, бедняга, соскучился. Я его тормошить не стал, да и некогда было – мои менты, позавтракав, принялись собираться в дорогу, не забывая принуждать к этому и аборигенов, разомлевших от сытной и дармовой пищи. Подгонять, понукать и уговаривать сынов израилевых продолжить путешествие пришлось довольно долго, и все же еще до обеда мы продолжили путь, устремившись на северо-восток, строго в соответствии с компасом Жомова.
Вроде бы все было нормально. Солнышко светило, но не пекло, небо было чистое, ветерок нераскаленный, да и аборигены шагали весело, разучивая по дороге вместе с Навином эпический гимн военнослужащих на марше под соблазнительным, но абсолютно фантастическим названием «У солдата выходной…» В общем, все были счастливы и довольны, а мне чего-то не хватало. Что-то вокруг было не так, и я никак не мог понять, что именно. Всю дорогу я ломал голову над этой проблемой, а когда показалось, что до разгадки можно уже кончиком носа дотянуться, вдруг произошло ЧП. И это еще мягко сказано!
– Это что за хреновина такая? – удивленно поинтересовался востроглазый Жомов, уставившись из-под ладони куда-то на горизонт.
Колонна медленно остановилась, и трое моих ментов, словно былинные богатыри, принялись высматривать что-то там вдали. Причем все трое приняли позу Ильи Муромца. Ваня с Сеней по краям, на верблюдах, а Попов, словно боярин, в центре, в корявой повозке. Я тоже пытался что-нибудь увидеть, но, во-первых, мне снизу разглядеть ничего не удавалось, а на своего верблюда запрыгнуть эгоист Рабинович не позволил. А во-вторых, я уже сто раз говорил, что плохо вижу даже то, что перед носом, не говоря уж о заоблачных далях.
Кстати, об облаках. То, что увидели мои менты, и было облаком черной пыли, довольно стремительно увеличивающимся в размерах. Некоторое время вся колонна удивленно всматривалась в него, а затем Попов озвучил всеобщие опасения.
– Мужики, а это не амаликитяне возвращаются? – испуганно поинтересовался он.
– Хрен их знает, – пожав плечами, сообщил омоновец. – Но подготовиться все-таки надо. Навин, а ну строй своих дармоедов в боевой порядок.
– Не поможет, – раздался позади них голос Нахора. – Песичаную бурю щитами не остановишь, – а затем перс бухнулся на колени перед Рабиновичем: – Ни-ет мине пощады, учитель. Руби дурной голова! Зачим я вчира пил, на небо ни симотрел? Типерь спирятаться ни успиим.
– А ну встань! – рявкнул на него Сеня. – Я тебе не вор в законе, чтобы ты у меня в ногах валялся.
Перс, однако, подниматься явно не собирался. Он ползал по земле перед верблюдом Рабиновича, непрестанно сыпля на голову целые пригоршни песка. Я поначалу вмешиваться не хотел – пусть сами в своих отношениях разбираются – но после того, как перс и меня засыпал противной пылью, пришлось на него рявкнуть. Нахор тут же вскочил на ноги и отбежал от меня подальше. Боишься, гад? И правильно делаешь. Тоже мне, покоритель пустынь, песчаный волк. Убить тебя за такую халатность надо.
