Сергей Лукьяненко - Трикс (авторский сборник)
– Я больше не буду, – неубедительно пообещал Трикс. – Пошли, Ага!
Минут через пять (Трикс постарался выбирать не самые людные, но и не самые грязные и темные переулки) они нашли первый трактир. Но тот выглядел так подозрительно, изнутри доносились такие вопли и звук ударов, а у входа болтались такие мрачные и страшные люди, что Трикс сжал ладошку Халанбери покрепче и они прошли мимо, провожаемые недобрыми взглядами.
Следующий трактир располагался на улице пошире и посветлее, люди поблизости не прятали лицо в тени, и выглядело все вокруг довольно безопасным. Но зато вокруг стайками вились ярко размалеванные женщины, разговаривающие друг с другом визгливыми голосами. Трикса тут же попытались облапить и что-то жарко зашептали на ухо. В кармане у него завозилась Аннет – и Трикс понял, что и отсюда надо уходить, пока терпение феи не иссякло.
Дальнейший путь привел их на улицу совсем уж широкую, мощенную камнем и почти без луж. Повсюду здесь горели фонари и прогуливались хорошо одетые жители. Трактир, на который упал взгляд Трикса, выглядел даже слишком приличным – у входа дожидалась кого-то обшарпанная, но чистая карета, яркая вывеска гласила «Три веселых ворона» и была украшена золоченой короной – тут порой останавливались лица благородной крови. Трикс решил, что это чересчур. Но болтаться под дождем уже не было сил. Он пригладил волосы, придал лицу выражение посерьезнее и вошел в дверь.
Это заведение и впрямь было достойно своей вывески. Столы были накрыты клетчатыми скатертями, многие посетители ели вилками, а ругались все культурно, вполголоса.
– Что изволите… – Подошедший к Триксу официант – редкое занятие для мужчины, но, говорят, в Столице так принято, внимательно его осмотрел. На языке официанта последовательно исчезли слова «мальчик», «парнишка» и «юноша», а сменило их и прозвучало вполне достойное: – …молодой господин?
– Комнату, – сказал Трикс. – Мы с братом, – он привлек к себе испуганно прячущегося позади Халанбери, – приехали в Столицу с отцом. Он торговец рыбой из баронства Галана. Но отец сразу ушел… – тут Трикс позволил себе короткую заминку и тень осуждения в голосе, – по делам. А нам с братишкой велел остановиться тут.
– Понятно, – кивнул официант. – Да, вокруг полно… дел. Для уважаемого торговца. Идите к Лое.
Лоей оказалась немолодая женщина, помогавшая за стойкой бара разливать пиво. Трикс изложил ей свою историю, которая на второй раз прозвучала куда более складно, и в глазах женщины даже появилось легкое сочувствие:
– А деньги-то у тебя есть, сын торговца? У нас приличное заведение.
– Есть, – вздохнул Трикс. – Сколько стоит комната?
– Десять монет в день, плата вперед.
Трикс извлек из кармана тяжелые медные монеты и принялся отсчитывать.
– Я заплачу за три дня. Можно?
– Нужно! – Женщина сразу повеселела. – Что, папаша не спешит с делами?
– Дня на три, это точно… – доверительно шепнул ей Трикс.
– За эти же деньги будете столоваться, – великодушно решила Лоя. – Завтрак, ужин и днем чай с пирожками. Все как полагается.
Монеты отправились со стойки в руки Лое, из ее рук – хмурому мужчине, сменившему женщину за стойкой. Ну а Лоя повела Трикса и Халанбери вверх по скрипучей лестнице на третий этаж. В длинном коридоре было столько дверей, что размер комнат в «Трех веселых воронах» сразу становился понятен. Но было светло – горели две свечи, – чисто и даже тихо, только из-за одной двери доносился могучий храп.
– Рыцарь Аграмор, перед турниром отсыпается, – обронила Лоя. – У нас тут всякие люди останавливаются, бывает, что и бароны… Эх, ребятишки… у меня папочка тоже любил, как в Столицу приедет, на три дня уйти делами заниматься… а потом от матери огребал сковородкой… Вот ваша комната.
Она вручила Триксу ключ и предупредила:
– Потеряешь ключ – будешь менять замок. А он стоит десять монет. Так что не теряй.
– Не буду, – пообещал Трикс.
– Проголодаетесь – спуститесь вниз, покормлю. – Она вручила Триксу свечу, с материнской заботой потрепала по голове Халанбери (тот немедленно скорчил умильную рожицу) и ушла.
Трикс открыл дверь, они с Халанбери ввалились внутрь и торопливо закрылись – вначале на ключ, потом на засов, будто прячась от так неласково принявшей их Столицы. Едва стукнул засов, как Халанбери прижал ладони к лицу и захныкал.
– Ты чего? – удивился Трикс.
– Волшебника жа-а-алко! Ща-а-авеля!
– Мне тоже жалко, – кивнул Трикс, оглядывая комнату. Была она маленькая, но с окошком, выходящим на улицу, двумя кроватями, чистыми ночными горшками и маленьким столиком, на котором стояла глиняная вазочка с желтым цветком. Из кармана Трикса высунулась Аннет, сочувственно посмотрела на Халанбери, повела носом – и, вспорхнув, села на цветок. Пробормотала, зачерпывая с тычинок пыльцу:
– Хоть какой-то ужин…
– Их теперь казнят, – продолжал нагнетать Халанбери. – Повесят, потом отрубят головы и сварят в кипящем масле!
– Да зачем так сложно-то? – поразился Трикс.
Халанбери задумался, на миг прекратив плакать. Потом уверенно сказал:
– Для устрашения. Ага. Для устрашения прочих врагов!
Трикс вздохнул, снял куртку Иена, бережно повесил на вбитый у дверей гвоздик и сказал:
– Глупости не говори. Щавель великий маг, он выкрутится. Но как я недооценивал Иена!
– С чего вдруг? – спросила Аннет.
– Он же пошел в темницу вместо меня! – воскликнул Трикс. – Какое благородство для юноши низкого происхождения! Подлинный поступок верного оруженосца… как… как Атрею Кимиан подменил собой…
– Тоже мне, благородный поступок, – фыркнула Аннет и слегка засветилась от возмущения. – Да мальчик просто мечтал оказаться настоящим со-герцогом. Хоть на миг. Хоть в тюрьме. Хоть перед тем, как ему отрубят голову и сварят в масле.
– Что за глупость? – удивился Трикс. – Что в этом такого, быть со-герцогом?
Халанбери и Аннет весело засмеялись.
– Ага, ты тоже так считаешь? – спросил Трикс.
– Конечно! – кивнул мальчишка. – Иен… он такой. Он тебя любит, ага. И всегда говорил, что тебе благодарен. Только ему еще больше хотелось самому оказаться аристократом. А тут он сразу и благородство проявил, и мечту исполнил!
Трикс лег на койку (матрас оказался жестким и неровным, но это после тряски в карете не смущало). Пробормотал:
– Странно получается. Значит, хороший поступок можно совершить не только из побуждений благородных, но и из побуждений низменных?
– Ага, – сказал Халанбери. – Ну вот, я однажды соврал, будто слопал все цукаты, хотя их сестра съела. Подумаешь, выпороли! Зато Тиана потом мне целый месяц сладости носила… ага… потом перестала.
– Наверное, и плохой поступок можно совершить не только из низменных побуждений, но и из благородных, – продолжал размышлять вслух Трикс.
– Ага, – снова сказал Халанбери. – Я же видел, что Тиана сама хочет сладкого, но все у нее забирал и съедал. А почему? Да потому, что она сама жаловалась, что растолстела!
– Если ты так все хорошо знаешь, – возмутился Трикс, – то, может, расскажешь, почему арестовали Щавеля и Иена… то есть Щавеля и меня?
Но на этот вопрос не знал ответа ни мудрый не по годам Халанбери, ни ужинающая пыльцой календулы Аннет. Не знал ответа, разумеется, и сам Трикс.
А ответ между тем был рядом. Совсем рядом. Достаточно было только руку протянуть – и раскрыть книгу под названием «Тиана».
Но преисполненный благородства Трикс даже в этот тяжелый миг не подумал так поступить.
Часть четвертая
Трикс ищет себя
1
Всю ночь Триксу снилась какая-то ерунда. То злобный витамант Гавар, бредущий по дну океана, отгоняющий ржавым мечом акул и грозящий Триксу кулаком. То добрый волшебник Щавель, которого заперли на вершине высокой башни – и он сидит там один-одинешенек. То верный оруженосец Иен, которому отрубают голову, а потом варят эту голову в кипящем масле, отчего голова орет и ругается нехорошими словами.
А самое ужасное и волнующее приснилось под утро.
Приснилась Триксу княгиня Тиана. Видимо, она, подобно леди Кадиве, была без одежды и потому прикрывалась огромной книжкой с заглавием «Тиана». Но из-под книжки торчали голые руки и ноги, чего Триксу вполне хватило, чтобы покраснеть даже во сне.
– Сколько я могу оставаться книжкой, дубина! – кричала Тиана. – А ну освободи меня, немедленно!
При этом она начала махать руками, книжка упала, и Трикс с перепугу зажмурился так крепко, что от этого проснулся – но глаза сразу открыть не смог, пришлось разлеплять веки пальцами.