Макс Фрай - Обжора-хохотун. История, рассказанная сэром Мелифаро
Я-то всегда старался для самого себя, вернее, для своей половины, неподвижной, сосредоточенной, пристрастной и чрезвычайно заинтересованной в происходящем. Об окружающих я поначалу не задумывался вовсе, а когда все-таки задумался, решил: что хорошо для меня, сойдет и для них, а кому не нравится, пусть идет в оперу. Лично я не любитель громкого пения и патетических гримас, но многим, говорят, это по вкусу.
Незадолго до моего рождения отец отправился в свое знаменитое кругосветное путешествие и счастливчика Анчифу с собой прихватил. Дома с мамой остался мой самый старший брат Бахба, он единственный в семье в полной мере унаследовал добродушный нрав наших предков эхлов [1], их внушительные размеры и сверхъестественные способности к ведению натурального хозяйства. Собственно, только благодаря Бахбе наше имение до сих пор не пошло прахом, несмотря на совместные усилия безалаберных родителей и дотошных чиновников из Управления Больших Денег.
Братец Бахба всегда старался любить меня на расстоянии: я для него даже сейчас слишком шустрый, а уж в детстве моя прыть, надо думать, приводила его в ужас. Поэтому мама была вынуждена справляться со мной в одиночку; о том, как это было непросто, свидетельствует тот факт, что бедняжка так и не нашла времени придумать мне имя или хотя бы выбрать одно из тех, что предлагал отец, — он, как это часто бывает, слишком увлекся процессом и вносил до полусотни предложений в день до тех пор, пока идея давать ребенку какое бы то ни было имя не начала вызывать у обоих родителей непреодолимое отвращение. По их милости я так и живу безымянным; впрочем, окружающие считают, что в этом есть некоторый шик.
Позже мама приложила немало усилий, чтобы убедить себя и других, будто мое детство вовсе не было для нее бесконечным кошмаром. Это у нее более-менее получилось, по крайней мере, истории о моих выходках теперь звучат в маминых устах почти так же забавно, как хроники магических войн эпохи Ульвиара Безликого. И глаз у нее при этом уже почти не дергается, и подбородок не дрожит.
При этом я не был, что называется, «скверным мальчишкой» — не проявлял ни злости, ни назойливости, ни даже особого упрямства. Просто очень не любил скучать. Беда в том, что самые захватывающие развлечения почему-то всегда сопряжены с риском для жизни, так уж все устроено. Дурацкая вселенная с дурацкими законами природы. Будь моя воля, все переделал бы.
Когда маме окончательно надоело вытаскивать меня из птичьих гнезд и лисьих нор, снимать с крыш, выпутывать из рыбацких сетей, разбирать дымоходы, в которых я регулярно застревал, и лазать за мной в колодцы, куда я то намеренно забирался, то сдуру проваливался, она решила, что мне следует заняться делом, и наняла домашних учителей, полдюжины сразу. Двое должны были стеречь окна, еще один — дверь, а трое оставшихся — говорить одновременно на разные темы. Бедная мама надеялась, что таким образом им худо-бедно удастся меня развлечь. Первые полчаса так и было, однако потом учеба показалась мне довольно скучным занятием. Поэтому читать, писать и считать я выучился на первом же уроке, чтобы отвязались. Но они, конечно, не отвязались, и мне пришлось усвоить еще хренову прорву знаний, по большей части полезных, но не слишком занимательных.
Окончательно затосковав, я удрал из дома. Собирался отправиться в Арварох, о котором не знал ничего, кроме того что он где-то на самом краю Мира, гораздо дальше, чем, к примеру, Гугланд[2], и это меня совершенно устраивало. Но добрался я, увы, только до окраины Ехо — именно туда прибыл соседский амобилер, под сиденьем которого я спрятался. Впрочем, я не был разочарован. Для ребенка, выросшего в загородном имении, столица Соединенного Королевства — место, где заскучать решительно невозможно, по крайней мере поначалу.
Я провел там примерно сутки, успел обзавестись доброй дюжиной новых приятелей, всласть поплавать в Хуроне, ввязаться в три драки, покорить сердце торговки сластями, переночевать в чужом саду, стащить драгоценную брошь в ювелирной лавке, подарить ее незнакомой женщине, которая годилась мне в бабки, но показалась красавицей, и много чего еще. В финале я добрался до Речного порта, где перед начинающими искателями приключений открываются самые что ни на есть восхитительные возможности, но тут-то меня и поймали. Я толком не понял, как это случилось: только что стоял, смотрел на корабли и вдруг — хлоп! — уже сижу высоко-высоко, на чьем-то плече, незнакомый мужской голос говорит: «Вот ты куда забрался. Какой молодец! А теперь поехали домой».
Я, честно говоря, был совсем не против вернуться домой. А потом еще раз оттуда сбежать, пусть снова ищут, ловят и везут обратно, так даже лучше, потому что два коротких путешествия — я не зря учил арифметику — больше, чем одно, даже очень длинное. А сто путешествий — это уже по-настоящему интересная жизнь, думал я, сидя на чужом плече и великодушно воздерживаясь от искушения плюнуть на чей-нибудь тюрбан. Только надо все время убегать в какую-нибудь другую сторону. Потому что в одну и ту же — скучно… Интересно, кстати, сколько их всего — сторон, в которые можно ходить? И что делать, когда они закончатся?!
— Сколько всего сторон, в которые можно ходить? — спросил я человека, который нес меня на плече, поскольку в ту пору считал любого взрослого источником более-менее достоверной информации об окружающем мире.
— Четыреста восемнадцать миллиардов двести сорок пять миллионов семьсот двадцать три тысячи пятьсот восемьдесят шесть, — уверенно ответил он.
Я запомнил это число на всю жизнь. А тогда призвал на помощь все свои познания в арифметике, вспомнил, что даже всего один миллиард — это слишком много, чтобы можно было сосчитать на пальцах всех окрестных жителей, обдумал ситуацию и решил, что такое положение дел устраивает меня целиком и полностью.
Так я познакомился со своим будущим шефом, сэром Джуффином Халли. В ту пору он был чем-то вроде друга нашей семьи. Никогда не спрашивал, как он сошелся с моими родителями, но подозреваю, что случилось это в Смутные времена, и готов спорить, при каких-нибудь драматических обстоятельствах. По моим наблюдениям, друзьями шефа, как правило, становятся люди, которых он в свое время поленился убивать, — при его профессии свести близкое знакомство каким-то иным способом довольно затруднительно.
Так или иначе, но когда случаются серьезные неприятности, родители зовут Джуффина на подмогу. И когда я пропал, мама послала ему зов — а что еще было делать?
Встреча с великим человеком не произвела на меня особого впечатления. Собственно, я тогда так и не узнал, как его зовут, и толком не запомнил, как он выглядел, потому что прежде, чем ехать домой, мы зашли в лавку, где торговали игрушками-головоломками; я вцепился в первую попавшуюся и забыл обо всем на свете, даже о самом себе, а такого со мной еще никогда не случалось. Дорогу домой я помню смутно, но, судя по всему, сэр Джуффин благополучно доставил туда меня и увесистый пакет с хитроумными игрушками. Их мне хватило, чтобы не заскучать до конца года, а потом мама сама наведалась в ту замечательную лавку, и еще раз, и еще. А потом вернулись отец с Анчифой, и к моим головоломкам прибавились их захватывающие истории о приключениях. Историй хватило на великое множество вечеров, поэтому побег в Арварох пришлось отложить на неопределенный срок; собственно, я до сих пор так и не выбрал время туда съездить.
Отец, надо отдать ему должное, быстро сообразил, что со мной делать, и устроил все наилучшим образом — стал отсылать меня поочередно во все школы, какие только были в Соединенном Королевстве. Он не старался отыскать школу получше, а перебирал все подряд, по алфавитному списку, рассудив, что я через несколько дней сбегу откуда угодно. А если вдруг решу где-то задержаться, значит, эта школа и есть подходящая, другого способа проверить в любом случае не существует.
Сразу скажу, что такой школы, где мне захотелось бы задержаться больше чем на пару дюжин дней, в Соединенном Королевстве так и не обнаружилось, зато я вдоль и поперек изъездил всю страну, увидел больше сотни городов и селений, пережил великое множество захватывающих, но вполне безобидных приключений, всякий раз добираясь домой из нового места. При этом какие-то знания неведомым образом все же появлялись в моей голове; их, как ни удивительно, с избытком хватило, чтобы выдержать вступительные экзамены в Королевскую Высокую Школу, когда пришел срок. Экзамены — это вообще была моя стихия, я бы с удовольствием сдавал их каждый день, с утра, разминки и бодрости ради. Быстро найти правильный ответ на трудный вопрос — ни с чем не сравнимое удовольствие. В итоге все кончилось тем, что я сделал это своей работой — блестящая была идея, даже жаль, что не моя.
Учеба в Королевской Высокой Школе показалась мне такой же пустой тратой времени, как начальное образование, зато студенческая жизнь пришлась по вкусу. Компания подобралась отличная, ночными попойками в трактирах за Королевский счет наши совместные развлечения не ограничивались, а репутация самого способного и изобретательного шалопая за всю историю учебного заведения была мне, чего греха таить, приятна. Мои товарищи и даже учителя оказались куда менее прихотливыми зрителями, чем я сам, угодить им было нетрудно, и я, никогда прежде не придававший значения чужим аплодисментам, не то чтобы стал высоко их ценить, но привык ежедневно снисходительно принимать. Привычка, как это обычно случается, вскоре превратилась в насущную потребность, восхищение окружающих стало мне необходимо, как табак курильщику, только вряд ли хоть один заядлый курильщик натворил столько глупостей ради табака.
