Виталий Бабенко - До следующего раза (сборник)
Лихов совсем перепугался — хотя откуда СПИД, никаких случайных связей у него отродясь не было, — завязал палец бинтом и направился в поликлинику.
— Вот это да! Нет, конечно, не СПИД. Какой там СПИД! Феноменально! — завопил дерматолог, дергая за палец так, словно хотел тут же оторвать его и засунуть в банку с формалином. — Где это вы такое подцепили? Тридцать лет работаю, а подобный случай — впервые.
Семен Павлович хотел было объяснить про грибы, да потом испугался, подумал, что насчет синего подорожника никто не поверит, поэтому промямлил: так, мол, как-то… само собой…
— Это, господин Лихов, явление особенное, — увлекся врач. — Мы его должны описать, а пока придется вас тщательно обследовать.
И началось: кровь, моча, кал, давление, кардиограмма, функциональные пробы, биопсия, наконец… Но и биопсия ничего не дала.
— Ну, знаете ли, — развели руками медики. — Биохимия, белок, генетические характеристики — все в норме. Самая обыкновенная кожа. Только… прозрачная.
Это Семен Павлович и без врачей знал. Знал он и то, что уже не один палец, а вся кисть стала стеклянной — вот ведь ужас! Отрубить, что ли, ее? Так ведь — не гангрена, не костоеда какая-нибудь. Прозрачная кожа — только и всего, ерунда… Смотреть, правда, омерзительно. Тошнит…
Пришлось носить на правой руке — летом-то! — перчатку. Через месяц та же участь постигла всю правую руку целиком. Лихов стал носить рубашки с длинными рукавами, наглухо застегивая манжеты. Семеном Павловичем заинтересовались сразу три клиники и два НИИ. Теперь у него дома каждый день толклись специалисты, изучавшие «феномен Лихова», а два раза в неделю Семена Павловича вывозили в лаборатории на разнообразнейшие процедуры.
Только что процедуры, если еще через два месяца — к зиме — Лихов «опрозрачнел» (такой появился термин) весь, с ног до головы.
Теперь судьба наносила ему удары с разных сторон. Например, однажды Семен Павлович стал причиной производственной травмы. Он стоял, омерзительный по пояс, в кабинете главврача клиники, когда туда вошла новенькая медсестра. Девушка, вмиг поседев, завизжала, словно на удавке, и выпрыгнула в окно со второго этажа…
Из дома Лихов ушел сам. «Жить с освежеванной тушей я не могу!» — заявила Вероника Сергеевна, и… вправе ли мы ее судить? В конце концов охрана психики двух дочерей-учениц и сынишки-дошкольника — это святое.
С работы Семен Павлович уволился по собственному желанию, не дожидаясь административного принуждения. С утра до вечера он бродил по улицам, закутавшись до шляпы в кашне, и думал, думал, думал… Он то проклинал синий подорожник, то костерил врачей, которые дальше названия «феномен Лихова» в решении загадки не продвинулись, то вспоминал нежно любимую семью и работу, которые все дальше уплывали в прошлое.
Семен Павлович часто плакал. Слезы были, как и его кожа, прозрачные…
Несколько раз Лихов уходил в лес и месил там грязь, пытаясь найти предательский синий подорожник и вручить его медикам для изготовления противоядия. Но вся трава уже пожухла, умирая на зиму, и отличить бывший синий, а теперь, наверное, бурый листок от желтого или, скажем, красного уже не представлялось возможным. Да и был ли где-нибудь он, этот второй синий подорожник?..
Порой за Лиховым увязывались собаки и долго преследовали, словно бы чуя нечеловеческое.
Лихов так и думал о себе: «Я — нечеловек!» — и удивлялся тому, как быстро эта противоестественная мысль укоренилась в сознании и перестала пугать.
Вскоре Лихов прекратил вылазки в лес.
В микрорайоне к Семену Павловичу в конце концов привыкли: фигура, закутанная так, что оставались лишь щелочки для глаз, похожая на уэллсовского человека-невидимку, вызывала поначалу недоумение, но прохожие помалу перестали обращать внимание, а иные даже бросали на Лихова сочувственные взгляды.
«Бедняги! — искренне жалел их Семен Павлович. — Дорого далось бы вам это сочувствие, если бы я вдруг скинул кашне и перчатки!»
Самыми главными были проблемы еды и ночлега. Если с первой Семен Павлович кое-как справлялся, то со второй — просто беда!
Поначалу Лихов заходил на ночь к друзьям. Как правило, другу хватало одного вечера. Семен Павлович, перед тем как раздеться на ночь, умолял не смотреть на него, но кто пересилит элементарное человеческое любопытство? А один раз пересилив, — кто захочет повторить эксперимент?
Семен Павлович стал ночевать на вокзале. В одну из ноябрьских ночей он почувствовал, как кто-то дергает его за плечо и срывает кашне. Лихов хотел крикнуть: «Не надо!!!» — но поздно: кашне сорвали. Семен Павлович в ужасе открыл глаза: над ним склонилось строгое и невыразительное лицо молодого милиционера. Строгим и невыразительным оно оставалось ровно секунду. Лоб милиционера собрался в морщины, словно страж порядка хотел над чем-то крепко задуматься, брови разъехались, глаза побелели, челюсть отвалилась. Милиционер с силой хлопнул руками по коленям, гикнул и, страшно матерясь, пустился в яростный огневой пляс. Через несколько минут его увезли…
Лихов настолько закалился в своих бедствиях, что лишь поплотнее запахнул кашне и тут же заснул без малейших угрызений совести.
Одно время Семен Павлович пытался подрабатывать в медицинском институте в качестве наглядного пособия по кровеносной и мускульной системам человека. Преподаватели были в восторге, однако студенты — даже самые испытанные в «анатомичке» — бледнели и отводили взгляд, упирая глаза в стену. Юноши что-то невразумительно бормотали, путали супинатор со ступором, а девушки попросту съезжали со скамей на пол и закатывали глаза. Преподаватели вздыхали, разводили руками и наконец от услуг Лихова отказались, неловко мотивируя это тем, что вроде бы на цветных таблицах мускульная система человека «наглядней».
Больше всего опечалило Семена Павловича не это, а вид девушек, лежащих на полу. Почему-то сейчас — только сейчас! — ему в голову пришла жестокая в своей обнаженности мысль: «Меня больше никто не полюбит…» И в мыслях Лихов начал называть себя «Франкенштейном».
Специалисты по-прежнему вились вокруг Семена Павловича. Они безмерно надоели Лихову, он скрывался от научников в подвалах и на помойках, однако интерны и свежеиспеченные кандидаты наук, обучившиеся повадкам опытных ищеек, неизменно отыскивали невидимку и жизнерадостно, с шутками, со смехом, тащили Лихова в лаборатории, в кабинеты, в боксы — раздевали, укладывали на столы и кушетки, обмеряли, щупали, мяли, просвечивали, кололи…
Лихов устал…
А в декабре новая беда осенила Семена Павловича своим крылом: он стал «прозрачнеть» дальше. Забравшись ночью в какой-нибудь подъезд, Лихов при свете тусклой лампочки с ужасом и отвращением разглядывал себя в маленьком карманном зеркальце. Сначала стали прозрачными мышцы и внутренние органы. Семен Павлович превратился в зловещий, ужасный, фантасмагорический скелет, опутанный сетью нервных волокон. Затем растворились в стеклянной массе тела кости. Дольше всех не сдавались мозг и глаза, но наконец растаяли и они.
И Лихов умер.
Умер, исчез, растворился, стал невидимым окончательно. И только внутри целиком прозрачного, мертвого Лихова клубилось какое-то маленькое, туманное, светящееся облачко.
Наутро прозрачный труп нашли те же неунывающие научные сотрудники. Они, конечно, перестали смеяться, но и долго предаваться скорби им было нельзя: следовало заканчивать работу по изучению «феномена Лихова».
Стеклянный труп переправили в морг.
Вскрытие ничего не показало: все органы до самой последней минуты функционировали нормально, причина смерти осталась невыясненной, а того, что во время вскрытия из груди Лихова выпорхнуло маленькое клубящееся облачко и растаяло в воздухе, никто не заметил.
Облачко мазнуло по глазам огромного бородатого патологоанатома, стоявшего у стола, и тому почему-то захотелось всплакнуть. Ему, человеку, который уже двадцать лет кромсал трупы и видел всякое, внезапно стало жалко бесславного прозрачного доходягу, столь незаметно и вместе с тем столь загадочно кончившего свои дни.
Три горячие непрошеные слезы упали на прозрачный труп Семена Павловича, и в ту же секунду тело Лихова снова стало видимым — плотским в своей бездыханности и отчетливым в своей мертвенности — от волос на голове до ногтей ног.
Но слезы быстро высохли, а светящийся клубочек так и не вернулся в тело, поэтому Семен Павлович Лихов остался мертвым — навсегда.
1989
Примечания
1
СПИР — синдром приобретенного иммунорезонанса, выявлен в 1997 году. В последнее десятилетие XX века поражения иммунной системы стали множиться с пугающей быстротой.
2
СПИК — синдром иммунокумуляции, выявлен в 1993 году.
