Алексей Лютый - Рабин Гут
Вполне естественно, что Мурзик ничем в поисках обратного пути помочь не мог, поскольку летать, как Горыныч, он не умел, орлиным зрением его тоже бог обделил, а унюхать что-нибудь, отдаленно напоминавшее запах жилья, не представлялось возможным. Лес вокруг пса пропах кабанами, оленьим навозом и остатками волчьего завтрака.
– Приехали? – наивным голосом поинтересовался Жомов. – А я думал, что в лесу ночевать придется…
Рабинович зарычал диким зверем так, что одним запахом в общей гамме ароматов для Мурзика стало меньше. Потому что все окрестные кабаны мгновенно разбежались как можно дальше, едва услышав глас нового хищника.
Некоторым может показаться удивительным, что после такого рыка Рабинович не вцепился в горло Ивана. Однако Сеня в очередной раз доказал способность высокоорганизованного разума преобладать над звериными инстинктами. Рабинович просто опустился на прошлогоднюю хвою под огромной елью и закатил глаза, стараясь забыть обо всех, кто его в данный момент окружал.
– Сеня, тебе не кажется странным, что никто не вышел нас встречать? – продолжал издеваться Жомов, рассеянно оглядываясь по сторонам. – Спать, что ли, все уже легли?
Сил для достойного ответа Рабинович в себе уже не нашел. Зато нашелся кое-кто другой, кто был совсем не прочь поговорить. Особенно о сне.
– И правильно, если кто-то спит. Хуум, да, – пророкотал Корявень, выходя из-за соснового ствола. – Ночью фотосинтеза никакого нет. Да и грызуны опять же наглеть начинают. Хррум-баррурум!
– О! – обрадовался Жомов, увидев онта. – В нашем полку идиотов снова пополнение. Здорово, чурбан с глазами. Огоньку не найдется? А то бы костерок запалили.
– Хррум, хуум! – возмутился Корявень. – Жечь костры в лесу строжайше запрещается. Штраф 500 рублей. Хуум, да!
– Ну и ладно, – согласился с ним Ваня. – А еще что умного скажешь?
– Хрррум-барррурум! Могу учебник по ботанике для пятого класса процитировать. Только вам это не поможет, – заверил Жомова онт и спросил: – Так вас к Мерлиновой норе проводить, или я зря сюда топал? Корешки-росточки! Кстати, как там моя новая грядка? Поливали сегодня? Хуум, а?..
Глава 5
Здравствуйте, это опять я. Наконец-то! Люди, поверьте моему горькому опыту – беда в нашем мире тому, кто писать не умеет. Попросил этого гада как друга за меня вам все рассказать, а он, подлец, мне теперь и слова вставить не дает! «Не твоя глава!» Слышать тошно. А еще и купировать грозит. Будто я дог какой-нибудь. Недорощенный.
Но не будем о грустном. Грустное у нас по большей части закончилось с появлением Корявня. Увидев замшелого онта, Сеня сразу воспрянул духом и заторопился в дорогу. Однако Корявень не сдвинулся с меcта, пока не прочитал Жомову пространную лекцию о вреде лесных пожаров, пообещав напоследок пообломать омоновцу «все веточки», если спички в руках увидит.
Я с сомнением осмотрел руки и ноги Жомова и решил, что «веточками» это назвать нельзя. В лучшем случае – сучками (не забывайте правильно ставить ударение!). Но с Корявнем я, естественно, спорить не стал, поскольку уже стемнело и я боялся на бреющем полете к пещере Мерлина зацепить головой пару-тройку древесных стволов.
К тому времени, когда, наконец, онт решил двинуться в путь, солнце, должно быть, уже выспалось и раздумывало, не пора ли подниматься над горизонтом. Считаю, что нам стоило подождать, пока оно все же примет решение. Тогда бы Жомов не расцарапал себе щеку, а Сеня не заработал бы шишку при лобовом столкновении с праздношатающимся кленом.
Всю дорогу до пещеры дотошный Ваня старался выяснить у Корявня, что случилось с тропинкой. Онт долго мычал что-то нечленораздельное, так сильно перемежая нормальный язык своими «хуум-баррурум», что понять смысл хотя бы одной его фразы даже мне не представлялось возможным. А о сообразительном Жомове и говорить не стоит!
– Ты, дуб-шатун! – не выдержал наконец Ваня. – Булыжников, что ли, в едалище нахватал? Или короедом подавился? Задолбал своей простотой! По-русски говори, что с тропинкой случилось, пока я еще в миротворческом настроении. Потом поздно будет.
– Хуум, дуб, говоришь? – зарокотал Корявень так, что у меня от вибрации уши самостоятельно хлопать начали. – Нет, поросль зеленая, я ближе к ясеню…
– Насколько я вижу, ты сейчас ближе к сосне стоишь, – не унимался Жомов. – И если не поторопишься с ответом, то будешь лежать ближе к дубу, а эта сосна устроится поверх твоей глупой морды!
– Хррум-баррурум! Экий же ты торопыга, росточек, черноземом вскормленный! – добродушно пророкотал Корявень.
Фу-ух! Похоже, онт сегодня добрый. А я уже перепугался. Не хотелось бы Ваню посреди ночи из земли, словно тех лучников, откапывать! А Корявень тем временем продолжил:
– Это вы все время спешите, вот глупости и делаете. Шишки-иголочки! Нет бы постоять, годок-другой подумать, а уж потом и за дело браться. Меня вот заставили метаться, словно бельчонка малолетнего. И знаю ведь, барррурум, что ни к чему хорошему это не приведет, а все равно тороплюсь. Да и как вас одних оставишь? Ума-то еще не нажили, непременно в какую-нибудь беду попадете. Хуум, да!
Если учесть, что онт произносил эту речь, растягивая слова, насколько это только возможно, то можно понять, почему мы все трое к концу монолога едва не уснули на ходу. Первым проснулся Сеня, как раз тогда, когда наглый клен отказался уступить ему дорогу.
– Вот, едрит твою кочергу, да в ствол корявый! – заорал Рабинович на весь лес, потирая ушибленный лоб. – Чтоб тебя лианой удавило, пенек трухлявый!
– Хуум? – не понял Корявень и повернулся к Жомову. – Это он про что так сказал? Хррум, да.
– А-а, не беспокойся, – ухмыльнувшись так, что выставились на всеобщее обозрение все тридцать с половиной зубов, ответил Ваня. – Рабинович у нас, как чукча. Что видит, о том и поет!
Похоже, Сеня теряет форму! Пора его потренировать, а то уже второй раз за день колкости Жомова остаются вообще без ответа. Хотя в этот раз молчание Рабиновича можно было отнести за счет легкой контузии, полученной при проведении тарана неподвижной цели.
– Ладно, оставим тропинку в покое, – произнес наконец Сеня, когда из глаз у него перестали сыпаться искры и опасность возгорания окружающей флоры благополучно миновала. – Ты мне вот что, Корявень, скажи. Где здесь цветы папоротника найти можно?
– Хррум-хуум! – удивился онт и, по-прежнему игнорируя Рабиновича, спросил у Ивана: – У него все время с головой беда, или просто сейчас о клен повредился? Разве он не знает, что папоротник спорами размножается? Откуда же у него цветам взяться? Тычинки-пестики! Гоголя нужно поменьше на ночь читать. Хуум, да!
От такого откровения оба моих товарища замерли на месте, словно начальника областного управления внутренних дел голым на городской площади увидели. Жомов забыл, что собирался поязвить по поводу Сениной головы, а Рабинович и не вспомнил, что хотел пнуть Корявня за издевательскую речь. Если честно, и я застыл с поднятой лапой, будто милостыню у заведующей столовой в участке выпрашиваю.
– Как же так? – высказал вслух Сеня мысль, посетившую всех нас одновременно. – Ведь у Мерлина в книжке написано…
– А я книг не читаю! Хуум-баррурум-хрямс! – первый раз по-настоящему заторопился онт. Видимо, с книгами у него свои счеты были. – В них все равно ничего умного про онтов не написано. А про всякую плесень я и так услышать могу. К тому же и деревца на бумагу переводить не нужно! – Я был прав! – А про цветы папоротника вы у того спросите, кто про них писал. Сучок ему в глотку! Хуум, да.
Упоминание о книге Мерлина было как раз тем тузом к одиннадцати очкам, который и приводит к комбинации под названием «перебор» в какой-то карточной игре. Не помню, в какой, да и значения это не имеет! Главное то, что Корявень замолчал и, проводив нас к пещере, буквально вышвырнул на залитую лунным светом поляну. Где нас уже ждали!
Я уже не раз замечал, как человеческие самки (простите! я хотел сказать: женщины) во время ожидания возвращения кобеля (тьфу ты – мужа!) проходят несколько эмоциональных стадий. Первые минуты опоздания мужчины домой женщины проводят, пожимая плечами. Дескать, «раз домой не торопишься, будешь ужин холодным лопать. Я по сто раз разогревать не собираюсь!..».
Следующая пара часов ожидания проходят по лозунгом «мне наплевать, на каком глазу у тебя тюбетейка!». Подозрения по поводу задержки мужа колеблются от «опять, сволочь, с дружками своими водку порет», до «не дай бог, хоть что-то похожее на губную помаду найду!». В предчувствии самого плохого женщина принимает меры для проведения локальной операции по зачистке от мужа прихожей, вооружаясь скалками, сковородками и другими летательно-ударными предметами.
Последняя стадия, длиной от двенадцати часов до нескольких дней, в первую очередь характеризуется бурными всплесками эмоций в виде слезовыделения и звонков по телефону в различные службы спасения. Начиная от пожарных, кончая «Скорой помощью». В милицию, между прочим, звонят чаще всего!
