Терри Пратчетт - Правда
— Показания? Мы что, в чем-то виноваты? — изумился Хорошагора.
— Пожалуйста, сделай, как я прошу.
Вильям скомкал оттиск, бросил его на верстак и направился куда-то за отпечатную машину.
Через несколько минут Сахарисса нашла его. В отпечатне было много укромных мест, которыми в основном пользовались те, чья работа требовала уединения, чтобы перекурить и подумать. Вильям сидел на пачке бумаги и смотрел в пустоту.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросила она.
— Нет.
— Ты знаешь, кто участвовал в заговоре?
— Нет.
— Тогда, быть может, следовало написать, что у нас имеются определенные подозрения насчет участвовавших в заговоре личностей?
Он сердито посмотрел на нее.
— Пытаешься отточить на мне свое журналистское мастерство?
— Ага, значит, мне полагается оттачивать его на ком угодно, только не на тебе? — фыркнула она, присаживаясь рядом.
Вильям рассеянно нажал кнопку на бес-органайзере.
— Уии-уидл… Ложь успевает весь мир обежать…
— Ты, наверное, не больно-то ладил с о…
— Ну и как я должен поступить? — перебил ее Вильям. — Это его любимое изречение. По его словам, оно доказывает, насколько доверчивы люди. Эти двое жили в нашем доме. Он увяз по самое горло!
— Да, но, может, он просто… оказывал кому-то услугу?
— Если мой отец и участвует в чем-либо, то только на главных ролях, — решительно заявил Вильям. — Не знать этого — значит не знать де Словвов. Мы не вступаем в команды, если не можем стать их капитанами.
— Но поселить убийц в собственном доме — это немного глупо…
— Не глупо, а очень, очень нагло, — возразил Вильям. — Мы всегда были «привилегированными», понимаешь? А слово «привилегия» расшифровывается с лататинского как «частный закон». Отец всегда считал, что обычные законы к нему не относятся. Всегда считал, что они просто не могут его касаться. Считал, что достаточно громко прикрикнуть, чтобы они перестали его касаться. Такое поведение традиционно для де Словвов, и в этом мы преуспели. Кричать на людей, поступать по собственным правилам, игнорировать общепризнанные законы. Это стиль жизни де Словвов. По крайней мере, так было до того, как появился я.
Сахарисса прилагала все усилия, чтобы лицо не выдало ее.
— Чего-чего, а такого я не ожидал… — закончил Вильям, вертя коробочку в руках.
— Ты сам говорил, что хочешь докопаться до истины.
— Но не до такой же! Вероятно… я что-то не так понял. Наверняка. Даже мой отец не может быть таким… тупым. Я должен выяснить, как все происходило в действительности.
— Ты что, собираешься поговорить с ним? — ужаснулась Сахарисса.
— Собираюсь. Он уже, наверное, знает, что все кончено.
— Но тебе нельзя идти туда одному!
— Мне нельзя туда идти с кем-либо, — отрезал Вильям. — Послушай, ты еще не знаешь, какие у моего отца друзья. Они созданы для того, чтобы отдавать приказы, они абсолютно уверены в том, что всегда поступают правильно, ведь если они так поступают, это должно быть правильным по определению, а когда они чувствуют угрозу, то готовы драться голыми руками, правда не снимая перчаток. Они настоящие головорезы. Головорезы и громилы, причем наихудшего сорта, потому что не умеют трусить и, почувствовав сопротивление, лишь начинают бить сильнее. Они выросли в мире, в котором ты можешь просто… исчезнуть, если начинаешь доставлять им слишком много неприятностей. Ты считаешь Тени дурным районом? Значит, ты понятия не имеешь, что происходит в Парковом переулке! А мой отец — один из худших. Но я член семьи. Мы… дорожим своей семьей. Поэтому со мной все будет в порядке. А ты останься здесь и помоги выпустить листок, хорошо? Полуправда лучше, чем ничего, — добавил он с горечью.
— Что это с ним происходийт? — спросил подошедший Отто, глядя вслед Вильяму, который широким шагом покинул отпечатаю.
— Он… Он решил навестить отца, — растерянно ответила Сахарисса. — Который, очевидно, не очень приятный человек. И Вильям очень… раздражен. И весьма огорчен.
— Прошу прощения, — раздался чей-то голос. Девушка оглянулась по сторонам, но никого не увидела.
Затем она услышала усталый вздох.
— Да нет, внизу, — произнес тот же голос. Она опустила взгляд и увидела уродливого розового пуделя.
— Вот только давай не будем ходить вокруг да около, — предложил песик. — Да-да, собаки не умеют разговаривать. Еще раз повторили, все ясно и понятно. Значит, это у тебя вдруг открылись невиданные психические способности. Так или иначе, разобрались. Я не мог не подслушивать, потому что слушал. Пареньку грозят большие неприятности. Я их нюхом чую.
— Ты каковой-то особенный вервольф? — спросил Отто.
— Да, конечно, и раз в месяц, в полнолуние, становлюсь ужасно лохматым, — раздраженно буркнул песик. — Представляешь, как это вредит моей общественной жизни? Ладно, замяли…
— Но собаки определенно не умеют разговаривать… — сказала Сахарисса.
— Ай-ай-ай! — воскликнул Гаспод. — А я что, утверждал, будто бы умею разговаривать?
— Ну, не то чтобы утверждал…
— Вот именно. Феноменология — замечательная наука. Только что я видел, как за дверь вышли аж целых сто долларов, и я хочу, чтобы они вернулись, понятно? Лорд де Словв — самый гнусный тип из тех, что живут в этом городе.
— Ты знаком с аристократами? — спросила Сахарисса.
— Кошке ведь дозволяется смотреть на короля? Это разрешено законом.
— Ну, наверное…
— Значит, это правило распространяется и на собак. Должно распространяться, если распространяется на этих блохастых подлиз. Неважно. Я тут всех знаю. Лорд де Словв — подонок из подонков. Это он науськал своего дворецкого кормить бродячих собак отравленным мясом.
— Но… он ведь ничего не сделает Вильяму, верно?
— Я бы на это не ставил, — фыркнул Гаспод. — Но давай так договоримся: если с Вильямом что-то случается, мы все равно получаем свою сотню. Лады?
— Мы не имейт права вставайт сторона, — вмешался Отто. — Вильям мне приходийт по душам. Он получайт хорошее воспитание, но делайт все, чтобы оставайся хорошим человеком. Даже без какао и песнопеваний. Но против природы трудно спорийт. Мы обвязаны… помогайт ему.
Смерть поставил последние песочные часы обратно на воздух, и они медленно исчезли.
— НУ КАК? — спросил он. — ПРАВДА ИНТЕРЕСНО? И ЧТО ДАЛЬШЕ, ГОСПОДИН ТЮЛЬПАН? ТЫ ГОТОВ ОТПРАВИТЬСЯ В ПУТЬ?
Фигура сидела на холодном песке, уставившись в пустоту.
— ГОСПОДИН ТЮЛЬПАН? — повторил Смерть. Его балахон, развеваемый ветром, напоминал длинную, узкую полосу тьмы.
— Я должен… очень сильно жалеть, да?
— О ДА. КАКОЕ ПРОСТОЕ СЛОВО. НО ЗДЕСЬ ОНО ИМЕЕТ… ЗНАЧЕНИЕ. ЗДЕСЬ ОНО… ВЕЩЕСТВЕННО.
— Да, знаю. — Господин Тюльпан поднял голову, его глаза были красными, а лицо опухло. — Наверное, чтобы… настолько сильно раскаяться, нужно, ять, постараться.
— ДА.
— И сколько у меня времени?
Смерть поднял взгляд на странные звезды.
— ВСЕ ВРЕМЯ НА СВЕТЕ.
— Да… Может, так мне, ять, и надо. Может, к тому времени уже не станет мира, в который я смогу вернуться.
— НАСКОЛЬКО МНЕ ИЗВЕСТНО, ВСЕ ПРОИСХОДИТ НЕСКОЛЬКО ИНАЧЕ. КАК Я ПОНИМАЮ, ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ. КТО СКАЗАЛ, ЧТО ЖИЗНИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫМИ?
— То есть… я могу стать живым еще до своего рождения?
— ДА.
— Может, я сумею отыскать и убить себя, — пробормотал господин Тюльпан, уставившись на песок.
— НЕТ. ПОТОМУ ЧТО ТЫ НЕ УЗНАЕШЬ СЕБЯ. КРОМЕ ТОГО, ВОЗМОЖНО, У ТЕБЯ БУДЕТ СОВСЕМ ИНАЯ ЖИЗНЬ.
— Это хорошо…
Смерть похлопал господина Тюльпана по плечу, и тот вздрогнул от его прикосновения.
— А ТЕПЕРЬ Я ДОЛЖЕН ТЕБЯ ОСТАВИТЬ…
— Хорошая у тебя коса, — медленно, с трудом произнес господин Тюльпан. — Ни разу не видел такой изумительной работы по серебру.
— СПАСИБО, — поблагодарил Смерть. — МНЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОРА УХОДИТЬ. НО Я ИНОГДА БУДУ ПРОХОДИТЬ МИМО. МОЯ ДВЕРЬ, — добавил он, — ВСЕГДА ОТКРЫТА.
И зашагал прочь. Одинокая сутулая фигура господина Тюльпана быстро скрылась в темноте, но буквально тут же появился еще один человек. Кто-то бежал как сумасшедший по не-совсем песку.
Бежал и размахивал картофелиной на веревочке. Увидев Смерть, вновь прибывший остановился, а потом, к немалому удивлению Смерти, обернулся и посмотрел назад. Такого еще не случалось. Как правило, люди, встретившись лицом к лицу со Смертью, сразу переставали волноваться о том, что осталось позади.
— За мной никто не гонится? Ты никого не видишь?
— Э… НЕТ. А ТЫ КОГО-ТО ЖДЕШЬ?
— Ага. Никого, значит… Это здорово! — обрадовался господин Кноп, расправляя плечи. — Ага! Ха! Глянь, у меня есть картофелина.
Смерть прищурился и достал из недр своего балахонапесочные часы.
