Дмитрий Мансуров - Орден мраморной Горгоны
– Нахожу, – сказал Фармавир. – Адреналин так и хлещет.
Он надел линзы и посмотрел на друга. Тот открыл шкатулку, вздохнул, постоял несколько секунд, тоже надел очки и взглянул на Фармавира.
– Ну, ты и монстр! – воскликнул он. Линзы полностью закрывали глазницы, придавая лаборантам незабываемый и пугающий вид.
– От монстра слышу! – ответил Фармавир. – Пошли пугать заключенных.
– Погоди! – Баррагин достал из поясной сумки водяной пистолет из бронированного стекла. Кащей подарил вчера один Баррагину, второй Фармавиру. Где и как Кащею ранее пришлось использовать необычно компактную рушку, Баррагин так и не сумел из него вытянуть. Кащей всего лишь сказал, что ответит на этот вопрос позже, а пока нужно проверить пистолет на устойчивость к растворителю. Пистолет опустили в емкость, подержали и приподняли. После того, как пистолет присыпали кучкой опилок, ликвидируя остатки растворителя на поверхности, Кащей достал его и посмотрел на просвет. Все детали остались в целости и сохранности.
– Подойдет! – сделал вывод Кащей. – Но хранить их советую в подполье.
– Само собой! – согласились лаборанты. После того, как растворитель уничтожил часть дворца, профессор Гризлинс повторил опыты, надеясь таки получить то, что задумывалось изначально, но снова получил растворитель. Баррагин и Фармавир спрятали емкость – вдруг пригодится? – и неожиданно для них это время наступило.
Баррагин заглянул в первое окно и посветил фонариком в полутьму просторной камеры. Оттуда донеслась приглушенная ругань, и в окошко выглянул заспанный заключенный. Баррагин знал о нем только то, что заключенный наворовал богатства в три раза больше короля, за что и был посажен с указанием находиться в камере до тех пор, пока не отдаст две трети наворованного в казну королевства.
– Какой придурок пускает солнечных зай… – заключенный уставился на лаборантов в немом испуге. – Вы кто?
– Мы – твоя совесть, – пошутил Фармавир.
– С зеркалами вместо глаз?
– Ты должен видеть свою хитрую рожу, когда мы начнем тебя невыносимо терзать и мучить, – строго сказал Баррагин и пульнул из водяного пистолета в стену. Небольшой кусочек превратился в красный песок и осыпался в камеру. – Бойся!
Заключенный вытаращил глаза, но повел себя совершенно не так, как рассчитывали друзья. Вместо того чтобы испугаться, упасть без сознания или отскочить к дальней стене камеры и завыть от страха, заключенный мгновенно оценил произведенный растворителем эффект.
– Слышьте, совести: может, договоримся? – спросил он. – Я готов отдать вам миллионы, если вы сделаете дыру в стене побольше!
Друзья переглянулись.
– Неисправимый экземпляр, – сказал Фармавир.
– Но мне нравится ход его мыслей, – сказал Баррагин.
– Согласен, – ответил Фармавир. – Значит, так! Деньги вперед, и, так и быть, дыра в стене немного вырастет!
– Но у меня с собой нет столько наличности! – помрачнел заключенный.
– Совести у тебя нет.
– А вы?
– Так вот к тебе и рвемся. Сейчас как заставим вспомнить обо всех злодеяниях – небо с овчинку покажется!
– Но… Вы не понимаете, я предлагаю вам миллионы! Миллионы! – повторил заключенный. – Тысячи тысяч! Вам на сто жизней хватит, если сохраните память о богатствах после реинкарнации!
Баррагин посмотрел по сторонам, словно ожидая, что сейчас из-за угла выскочит его собственная совесть. Но никто не выскочил.
– Хорошо. Давай расписку! – приказал он.
– Легко! Мне для своей совести ничего не жалко! – заключенный быстро написал гусиным пером на большом листке бумаги расписку и передал ее лаборантам. Баррагин бегло прочитал текст.
– Сойдет, – сказал он и направил пистолет на стену. – Отойди!
Растворитель впитался в стену, меняя ее цвет на красный. Фармавир ударил по ней ногой, и окрашенная в красный цвет часть стены, постояв еще секунду, неохотно рассыпалась песком.
– Похоже, растворитель получился слабее, чем в первый раз, – заметил Фармавир.
– Это не так важно, – ответил Баррагин. – Главное, что дело сделано.
Заключенный выполз из камеры, со слезами счастья на глазах обнял лаборантов и поспешно убежал, едва ковер подлетел к краю рва.
– Но ты уверен, что он нам заплатит? – поинтересовался Фармавир. – Это ж такая хитрая лиса, никаких слов не хватит описать.
– Куда он денется… – ответил Баррагин.
Ковер-самолет перелетел ко второму окну.
– Теперь я загляну, – сказал Фармавир.
Через пять минут еще один заключенный убежал вслед за первым, а количество расписок увеличилось в два раза.
– Однако так нагло совесть еще никто не подкупал, – заметил Баррагин.
– Ну, так, – подметил Фармавир. – Здесь же непростые люди сидят, а лучшие профессионалы своего дела. Едем дальше? Мне понравилось.
– Мне тоже. Но мы с тобой спасаем членов команды или шабашим на левых освобождениях? – напомнил Баррагин. – Кащей не поймет юмора.
– Зато мы за десять минут заработали столько, сколько не получить и за полторы тысячи лет работы лаборантами во дворце, – возразил Фармавир. – А так ты прав, хватит освобождать кого попало, а то растворитель закончится в самый необходимый момент.
Он заглянул в следующее окошко и увидел, что недалеко от окна стояла Горгона. Еще одна стояла чуть поодаль и что-то говорила сидящим на стульях пленникам. Едва Баррагин закрыл собой часть окна, как в камере немного потемнело, и Горгоны разом обернулись, чтобы посмотреть, из-за чего набежала тень. Баррагин моментально отпрянул и мысленно порадовался своей реакции: в камере не поднялась тревога, значит, его не успели заметить.
– Здесь! – шепнул он, указывая Фармавиру на окно. – Прижмись к стене, срочно!
Ближайшая к окну Горгона подошла к окну вплотную и посмотрела на небо. Солнце закрылось облаком, и Горгона успокоилась. Услышавший сквозь тонкие стекла шипение змей Баррагин вспотел от страха и едва сдержался, чтобы не выстрелить в Горгону растворителем. Горгоны отвернулись, допрос пленников продолжился.
Баррагин медленно поднес к окну небольшое зеркало и с его помощью заглянул в камеру.
– В камере первый советник, король и две Горгоны. Значит, так просто через окно мы не войдем, – сказал он, прикидывая шансы на скорую победу. – Пока будет забираться, окаменеем в два счета, даже слова сказать не успеем.
– Что будем делать? – спросил Фармавир. – Импровизировать?
– Как обычно, – пожал плечами Баррагин.
Первый советник видел немало допросов, но впервые участвовал в них как ответчик. Молодые Горгоны старались быть пугающими и строгими, но Баратулорн знал, на что способны настоящие палачи с многолетним стажем, и Горгоны с их отсутствием опыта в деле допросов при всем желании не выглядели угрожающе. Хотя надо отдать им должное, весьма старались произвести на пленников должное впечатление.
Об этом мало кто знал, но больше всего Баратулорна пугали не сами Горгоны – подумаешь, превратят в камень, зато организм перестанет беспрестанно болеть, ведь болячек за долгую жизнь поднакопилось изрядно. Куда больше его пугали шевелящиеся волосы-змеи на головах Горгон. У каждой Горгоны в силу неизвестных первому советнику причин был свой вид змей. Поначалу он не понимал, в честь чего такое разнообразие, но после долгого раздумья понял: чем моложе Горгоны, тем безопаснее змеи. Время от времени змеи, словно старые волосы, выпадали и уползали прочь, и на освободившемся месте постепенно вырастала новая. Чем старше становилась Горгона, тем ядовитее оказывались змеи, и соответственно, изменялась их окраска – с каждым разом все пестрее и ярче. Поэтому молодежь выглядела на настолько эффектно, нежели старшие поколения. На какое-то время змеи на голове Горгон становились одного вида, но проходило какое-то время – год или десять лет, а может, целый век, и начиналась замена одного вида на другой.
«Заняться изучением ваших волос серьезно, и я по одному их состоянию и расцветке смогу сказать точное количество лет, прожитых Горгонами, – думал первый советник, – независимо оттого, что будут говорить сами Горгоны о своем возрасте».
Первый советник глубоко вдохнул и выдохнул. Горгоны допрашивали его с королем третий час, но до сих пор не унимались, явно намереваясь выведать все секреты мироздания. Робкие, а затем и явные попытки объяснить, что первые лица королевства не несут ответственности за большую часть происходящего на планете, Горгоны стойко игнорировали.
В основном вопросы касались Кащея и его способности жить долгие годы. Первый советник с удивлением узнал, что Кащей Бессмертный на самом деле является таковым, а не носит приставку к имени ради красного словца и бахвальства постоянной неуязвимостью. И, наконец, понял, в чем причина стойкой ненависти Горгон к этому человеку.
– Я понятия не имею, где он живет, – говорил король. – Самый точный адрес из известных мне – Кащей говорил, что он из Заполярья, где живут много-много диких песцов. Рассказывают, что когда ему некогда, он обращается за помощью к этим ужасным зверям.
