Катерина Снежинская - Дитя Ее Высочества (СИ)
Не чурались пограничной крепости и мужчины: игроки, не способные выплатить вовремя карточные долги. Дуэлянты, не того призвавшие вернуть долг чести. Страдающие влюбленные, замахнувшиеся на брак с девицей со слишком громкой фамилией.
Так что, общество тут было хоть и разношерстное, но весьма изысканное и сановитое. Потому что при дворе все — от последней посудомойки до личного секретаря короля — знали: в канцелярии направление в Райген выдают по таксе от пятидесяти до пятисот золотых. Пятьдесят — по мелкому поручению (оправданное отсутствие до двух месяцев), пятьсот — по делу важному (возможность не появляться при дворе до года и более).
Потому-то известие, что незаконнорожденного спрятали именно здесь, ни принца, ни принцессу не удивило. Благо, такое гостеприимное место в королевстве имелось ни одно. Почитай, по границам подобных замков с дюжину было.
Правда, сейчас ни Дарин, ни его молодая супруга, старались не думать об угрожающе приближающейся цели своего путешествия. И даже взглядом высокие стены избегали, предпочитая смотреть на небо или на холки собственных лошадей. Но кони их шли вровень и так близко, что стремена всадников иногда соприкасались. Да и прыть свою животные умеряли, словно понимая — влюбленным необходимо побыть в атмосфере, пусть и кажущихся, но мира и спокойствия.
Их спутники, проявляя не свойственную ни одному из них деликатность, ехали впереди, прикладывая недюжинные усилия, чтобы не замечать венценосную чету.
Кстати, тебя, наверное, волнует, дружок, судьба незадачливой ведьмы? К сожалению, в сердцах Их Высочеств не нашлось достаточного количества милосердия, чтобы спалить злоумышленницу на углях её же догорающего дома. Оба супругу, охваченные оправданной, в общем-то, жаждой справедливости, решили: преступницу необходимо передать в руки правосудия. Уж оно — правосудие — по достоинству сможет отомстить за нанесенные обиды и ущербы. Да и за её упорноё нежелание говорить, чего она пыталась добиться, опаивая мирных путников, тоже.
Странно, но саму колдунью такое решение даже обрадовало. Хотя обычно ворожеи, зная, что их ждет в застенках, предпочитали выпить все собственные зелья разом. Всё же, помереть в корчах, но на своей земле, дарующей утешение, предпочтительнее, чем в чане с кипящей водой, да еще и в холодных казематах.
Так или иначе, а ведьма, со скрученными за спиной локтями, мирно трусила на собственном мышастом ослике, не без азарта переругиваясь с герцогом.
— Ну, вот скажи: чем я тебе не хорош? — приосанился в седле красавчик, упирая исцарапанную руку в бок.
Справедливости ради стоит заметить, что в данный момент юный блондин производил не самое благоприятное впечатление. Помыться ему так и не удалось, а одежда, изрядно потрепанная в дороге, теперь еще и обгорелыми дырами зияла. Да и похудел ангелок изрядно, утратив приятную округлость щек и здоровый румянец. Правда, глаза его блестели с прежним азартом.
— Всем хорош, — согласилась женщина. — Всегда мечтала о таком сыне.
— Зачем же на себя наговаривать? — ухмыльнулся плут. — Верю, что штучка ты горячая. Но не в шесть же лет!
— Насколько я осведомлена о вашем и своем возрасте, то родила бы я вас не в шесть, а десять…
— Ну, вот видишь? — не дал ей развить мысль блондин, ныне могущий сойти и за шатена. — В матери ты мне не годишься. А что такое десять лет разницы? Тю-у-у! Всегда предпочитал женщин постарше. Они неопытных, вроде меня, могут научить весьма занятным штукам. А я им — весь жар своего юного тела. В смысле, души, естественно, жар.
— Жар? — уточнила женщина, прищурившись.
— Жар, — кивнул красавчик. — Пламя, просто.
— Хорошо, но с одним условием.
— Все что угодно для прекрасных глаз леди!
— Женись!
Такое предложение произвело на герцога неизгладимое впечатление. Со стороны могло показаться, что его конь резко встал и Далан едва не вылетел из седла. На самом же деле, животное было совсем не причем. Просто юноша как будто грудью на невидимую стену налетел.
— Э-э-э… — только и сумел промычать в ответ блондин, столь непредусмотрительно раскидывающий обещания.
— Чего «э»? — передразнила его колдунья, ехидно, истинно по-ведьмовски, прищуриваясь. — Женись, говорю, и стану я твоей. И штучкам обучу, и весь жар приму, какой бы он там не был. А то как в постель тянуть, так первый. А как честно отношения узаконить, так в кусты? Кому говорят: женись, хороняка!
Последнее прозвучало столь угрожающе, что рука герцога невольно дернула повод, и конь шарахнулся в сторону.
— Как хорошо, что ты у меня не такой… — шепнула Фрейда, нежно глядя на суженного. — Ты честный.
— Я — да, — приосанился певун и вдруг о чем-то задумался. — Слушай, а жениться — это в смысле: сходили в церковь, первая брачная ночь, всё твоё — моё и разбежались? Или в смысле: вместе навсегда, кто в доме хозяин и: «Я принцессе пожалуюсь!»? — осторожно поинтересовался рыжий и тут же поспешно добавил, — Ну мы же любим друг друга, правда, заинька? А ничто так не разрушает любовь, как быт. Да и на расстоянии чувства становятся только крепче. И редкие встречи придают отношениям особенную остроту.
Фрейда, совершенно спокойно выслушавшая эту сбивчивую и, в общем-то, бессвязную тираду помолчала немного, заставляя нареченного изрядно нервничать.
— Знаешь, любимый, — пропела она не без извечного женского ехидства и чувства превосходства, которые появляются у дам, убежденных: суженный её теперь и на боевом слоне не объедет. — Не помню, говорила я тебе или нет, но меня воспитали строго и в старых традициях. Поэтому, как бы не сильна была моя любовь к тебе, уверяю, что первый озвученный тобой план нереален. То есть, вообще никак.
— Нет? — удручённо и ни на что уже не надеясь, уточнил певун.
— Нет! — решительно и безапелляционно отрезала Фрейда.
Все-таки, и в этой хрупкой застенчивой девушке уже начала созревать женщина. Собственница. Хищница. Мегера.
* * *А пока спутники строили матримониальные планы, настроение их хозяев тоже успело поменяться, и лирику сменила жесткая правда жизни. Приходиться признать, что в этот раз вина целиком и полностью лежала на принце.
- Вот бы это проклятое Нечистым путешествие никогда не заканчивалось, — едва слышно призналась в своих желаниях Её Высочество.
К несчастью Дарин, как и все мужчины обычно туговато слышавший голоса чужих душ, понял всё по своёму. И сказанное нежной Лареллой с женского языка на человеческий было переведено следующим образом: «Неизбежный печальный конец приближается и скоро тайна моего обмана и позора станет достоянием гласности!».
А за таким подробным подстрочным переводом вспомнилось, что, вообще-то, Его Высочество — обманутый муж. И супруга пришла в его объятия совсем не юной целомудренной девой. Да и, в конце концов, крови она Дарину успела перепортить немало. А вся эта экспедиция задумывалась лишь затем, чтобы окоротить буйный нрав супруги.
И, вообще: мужчины не должны размякать и увлекаться романтикой! Портрет истинного воина стоит писать короткими, но выразительными мазками: хмур, угрюм, вонюч, волосат, слегка пьян и слов любви не знающий.
Со всем по отдельности у принца выходило, может, и неплохо. Но общее впечатление в последнее время создавалось всё-таки не то, не то.
— Предчувствуете скорую расплату за былые грехи, дорогая моя? — слишком мрачно, чтобы это прозвучало ехидно, поинтересовался Дарин.
— Мои грехи? — искренне изумилась принцесса.
Не то чтобы грехов она за собой не знала. Просто девушка прибывала в уверенности, будто спрятаны они весьма надежно. И уверенность эта имела под собой серьезные основания.
— Вашим актерским талантам стоит рукоплескать стоя, — скривился Его Высочество так, будто у него зуб разболелся. — Но в данной ситуации ангельское личико, невинные глазки и глупое хлопанье ресничками не помогут. Это отцовство можно оспорить, а вот материнство все же сложновато.
— Чье материнство? — Лара, сама того не подозревая, и ресничками похлопала, и голубые глазки широко распахнула, и личико у неё олицетворяло саму невинность.
— Ваше, — ещё мрачнее хмыкнул Дарин, — ваше, не моё же.
— А вот это мило! - восхитилась Её Высочество. — И моим талантам рукоплещут! Хотелось бы посмотреть, как вы обвините меня в вашем же материнстве. Тьфу ты, отцовстве!
— В моём? — теперь настал черед принца задирать брови. — Конечно, за мной числится много грехов и даже преступлений. Но в создании детей меня еще не обвиняли.
— Просто святая невинность, держите меня семеро, а то я от смеха лопну! — не смотря на свои, весьма громкие, заверения, Ларелла не торопилась не только лопаться, но и просто смеяться. Напротив, она опасно прищурилась, буравя супруга яростным взглядом. — А вон в том замке, скажете, не ваш ребёнок?
